Замок мрачных иллюзий - Фарр Каролина - Страница 2
- Предыдущая
- 2/21
- Следующая
Я улыбнулась ему в ответ:
— Да, я тоже так думаю. Хотя мне хотелось бы услышать и ваше.
— Ну... — Он на мгновение задумался. — Полагаю, это будет для тебя неплохим жизненным опытом. Откровенно говоря, я не вижу причины для отказа. Ты могла бы многое узнать, я уверен.
— Интересно, почему они меня приглашают? — пробормотала я больше для себя, чем для него. — Это кажется странным — ведь прошло так много времени...
— Твоя тетя, видимо, очень гордая женщина, — ответил Джон. — Непреклонная, ничего не прощающая. Она так долго питала ненависть к твоему отцу... Вероятно, это очень страстная натура.
— Наверное, — кивнула я. — Прошло тринадцать лет со дня смерти моей мамы, а это слишком долгий срок для любого, чтобы продолжать таить недобрые чувства.
Я вдруг подумала, что Феррари — единственные в мире из оставшихся у меня родственников. Дедушка и бабушка, присматривавшие за мной, когда я была ребенком, умерли через несколько лет после мамы. Я довольно хорошо их помнила. Но будь я проклята, если бы мне удалось вспомнить что-нибудь о тете Лиззи, кроме того, что у нее было очень бледное лицо и она казалась ужасно злой, когда командовала слугами в огромном доме.
Джон Кэрзон изучал авиабилет.
— Да он на послезавтра, на четверг!
— О? Так скоро?
— Наверное, это благоразумно, Меган, — рассудительно сказал Джон. — Тебе нужно хотя бы ненадолго уехать отсюда. Я приведу в порядок все оставшиеся дела, так что тебе не о чем беспокоиться. Вырученную от продажи имущества твоего отца сумму я положу в банк, и она будет ждать тебя, если надумаешь вернуться. Когда решишь приехать обратно, только дай мне знать, и я сниму для тебя квартиру. Это будет не трудно сделать.
По-видимому, он решил, что я приму приглашение своей тетки поехать в Новую Шотландию. Я и сама уже так думала. Он был прав — мне необходимо уехать отсюда на время. Мне нужны новая обстановка, новые интересы, которые помогли бы смягчить удар и страдания, вызванные внезапной смертью отца.
Когда Джон Кэрзон ушел и я осталась одна, боль утраты охватила меня с еще большей силой, чем прежде. Она оставалась во мне, пока я готовилась к отъезду, паковала вещи и прощалась со своими друзьями. Я продолжала чувствовать ее, когда самолет выруливал по взлетно-посадочной полосе в аэропорту Логан, набирал скорость и отрывался от земли.
Внизу морской залив Мэйн выглядел плоским серым маслянистым пятном, белые здания и зеленые деревья Бостона остались далеко позади. Только теперь я вспомнила о конверте, который в аэропорту передал мне посыльный из офиса Джона Кэрзона. Я достала его из сумки и вскрыла. Там оказалась записка от Джона, торопливо и небрежно набросанная на клочке почтовой бумаги. В ней говорилось:
"Дорогая Меган,
моя секретарша этим утром напомнила, что в конторе хранятся еще несколько документов, оставленных мне несколько лет назад твоим отцом. Поскольку они имеют личный характер, написаны и подписаны твоей матерью, а затем дополнены не вполне понятными комментариями отца, я в свое время не придал им особого значения. Но коль скоро ты возвращаешься в дом Феррари, мне пришло в голову, что тебе следует прихватить их с собой. Возможно, ты сумеешь понять источник их происхождения и смысл лучше, чем я.
Счастлив также сообщить тебе, что имущество твоего отца принесло большую сумму, чем я ожидал, — две тысячи двести девяносто восемь долларов и пятьдесят центов. Она будет положена на счет в банке до дальнейших твоих распоряжений.
Джон Кэрзон".
Я достала из конверта вложенные в него документы. Они были написаны на плотной бумаге, чернила уже успели слегка поблекнуть, что придавало им какой-то нереальный, почти призрачный вид. В первый раз я увидела почерк своей матери — замысловатый, каждое слово заканчивается причудливыми завитушками и росчерками. Я поняла, что писала именно она, взглянув на подпись внизу.
Документ начинался цитатой из Библии: «Да не найдется среди вас ни одного верующего, злоумышляющего гаданием или колдовством, магией или некромантией, ибо все это противно Богу». Далее в документе говорилось:
"Этот наказ сформулирован в христианской Библии, во Второзаконии 18: 10 — 12. И все же на протяжении веков было много таких, кто практиковал или кому приписывали подобные «мерзости». И каждого из них — будь то мошенник или жулик, невежда, обманутый собственными суевериями, или избранный, один из тех немногих, кто получал силу и проницательность без особых усилий и зачастую против воли, — всегда преследовали толпы безумцев, умолявших позволить им на спиритических сеансах услышать голоса и узреть вновь лица ушедших в мир иной возлюбленных. Люди, стремившиеся разделить видения медиума, не знали и не заботились о том, реальны ли эти видения или ложны. Они даже не задумывались, что своей назойливостью толкают медиума в омут одержимости, вынуждая его вырываться за пределы своих способностей, что зачастую приводит к гибели.
Говорят, Саул одолевал своими просьбами ведьму из Эндора, желая связаться через нее с умершим Самуилом. Греки строили храмы для медиумов, называли их оракулами и всемерно почитали. Римские императоры искали у них советов по ведению войн, а сам Юлий Цезарь закрыл глаза плащом, принимая смерть от руки убийцы, ибо такой конец был ему предсказан и он считал его неизбежным.
В увлечении Средневековьем мы читали о юных, впечатлительных и благочестивых отшельницах, которым дано было узреть Христа и обрести силу исцеления. Для многих такая сила становилась испытанием, из-за нее современники истребляли их. Некоторых — после смерти — церковь причисляла к лику святых; иные видели призраков и слышали голоса, за что их сжигали живьем на кострах, как ведьм и колдуний. Ибо медиум на спиритическом сеансе не может контролировать силы, кои самовольно спускает с привязи. Нет такого медиума, который способен полностью контролировать спиритический сеанс, сколь бы опытным и искушенным он ни был. Сеанс сам управляет им.
Странные и необъяснимые вещи случаются на таких сеансах, недоступные человеческому пониманию, непостижимые даже для научных умов. Ибо в некоторых людях — возможно, во всех, поскольку никто с уверенностью не знает этого, — заключена сила страшная, которую наука, задев лишь ее край, назвала экстрасенсорным восприятием. Довольно неудачно выбранный термин, означающий осведомленность и понимание там, где их не должно быть.
Это правда, что сначала мы должны воспринимать, и это восприятие является экстрасенсорным, открывающим наш третий глаз, видящий затаенное и непостижимое для других. Но ужас, испытываемый при этом медиумом, — ничто но сравнению с тем кошмаром, который смотрит на него из бездны, оставаясь незримым. Желая разглядеть это неизвестное, медиум в конце концов становится одержимым и погибает.
Кто может знать и понимать подобные вещи, кроме самих одержимых? Кто еще может вынести невыразимую муку смертельного страха, ужасную умственную пытку одержимостью и спастись от этого, кроме самих одержимых?
Менее всего понимают это и стремятся постичь те, кто требует подобной жертвы от других".
В конце стояла подпись моей матери: «Бернадетта Феррари». Чуть ниже было что-то еще нацарапано, но затем стерто. Я подумала, что это, вероятно, была дата. Продолжая размышлять о назначении странного документа, о том, было ли это письмо, продолжение старого спора или своего рода эссе, я обратилась к заметкам отца. Возможно, подумала я, они смогут что-нибудь мне объяснить.
Внезапно я почувствовала холод и огляделась, решив, что кондиционер заработал сильнее, но не обнаружила никаких признаков дискомфорта у остальных пассажиров. Пожилой мужчина рядом со мной спал беспробудным сном. Его лицо слегка раскраснелось, и он выглядел таким спокойным и умиротворенным, что мне стало теплее. Видимо, я просто вообразила, что похолодало.
Теперь берег остался далеко позади, и внизу простиралось лишь бескрайнее море.
- Предыдущая
- 2/21
- Следующая
