Выбери любимый жанр

Рожденные в СССР. Прорыв (СИ) - Коруд Ал - Страница 2


Изменить размер шрифта:

2

В таком большом городе, как Санкт-Петербург обычно ты никому не интересен, но на Ракитина то и дело бросали любопытные взгляды. Он тут же под каким-то наитием снял ветровку. Строгий пиджак преподавателя позволял не выделяться из этой в целом серой толпы. Хотя нет, он не прав. Многие из женщин как раз наряжены броско и фактурно. Это же Северная столица! Тут всегда умели одеваться.

И лица, совсем иные лица! Они не обращены в себя, не натягивают на личину обязательный похерфейс, их глаза широко распахнуты миру. Как будто солнце светит не только снаружи, но и бьет изнутри. Вот прошла группа модниц в блузках и расклешенных брюках, а с ними молодые люди в цветастых рубашках и джинсах. Толпа около Дворцовой площади мерно перетекала дальше. Лето, в городе много туристов и приезжих.

Ипатьевско-Колотитьевская летописсссь! О чем он думает⁉ Какой трамвай, какие клеши? Семен проводил взглядом автомобиль неизвестной ему модификации. Что-то из пятидесятых. Затем его всего пробил холодный пот. Кто эти люди? Где он? Прошибло сознанием, что это все-таки смерть, и мозг может выдавать за предельно короткое время тонны ярких картинок. Эдакое растянутое на виртуальные годы сновидение. А на самом деле мозгу осталось жить пара минут. Затем наступит вечная тьма. Но тогда тем более, какая ему разница? Смерть уже пришла. Точно, инфаркт. Все признаки налицо. Хотя как раз на сердце он никогда не жаловался. Оторвался тромб, аневризма аорты? Опухоль в мозге?

На том свете все равно. Так это он и есть, тот самый свет. Ага, в Петербурге! Мозги сворачиваются! Затем пришел к привычному до предела циничному анализу. Допустим, это последние конвульсии умирающего сознания. Они, вообще, в этой реальности могут быть вечностью. Настоящее физическое время неважно. Сколько длится так называемый быстрый сон? По сравнению со всем периодом, когда человек спит, не очень много. А сновидения помнятся как весьма длинные. Ты можешь во сне несколько дней проживать. Чтобы такую фактуру набрать, нужна уйма часов. И где их берет наш мозг? Вопрос без ответа.

Еще как вариант — нахождение под медикаментами. Или помешательство. Тогда он внутри себя себе же ничем не поможет. Внезапно где-то на границе сознания Ракитин уловил нечто интересное. Точно! Вон тот мужик в шоферской тужурке кинул в урну свернутую газету. И как он ходит в коже в такую жару! По спине Семена уже текло. Или это нервы? Два шага в сторону. Ему неважно, как на него посмотрят. В большом городе всем все равно. Газета свежая. Еще пахнет типографской краской. Кому как не умудренному опытом журналисту это не знать. Бумага, правда, странная. На вид больно дешевая. Как можно на таком печатать⁈

Руки внезапно затряслись, когда он развернул газету и впился глазами в заголовок. «Советский спорт». Он еще существует? Так, подожди. Такой архаичной подачи информации Ракитин не видел уже давно. Затем его взор уперся в несколько цифр. 4 июня 1973 года, понедельник. Что это? Розыгрыш или дата текущего для сновидения времени. Зачем мозг преподнес ему напоследок подобный сюрприз? И главное — откуда такие подробности? Он ведь почти ничего не знает о начале семидесятых. Его детство прошло несколько позже. Да он еще и не родился!

В глазах снова потемнело. Семен даже не понял, как перешел Адмиралтейский проспект с гуляющей толпой и вышел на дорожку Александровского сада. Ночь, та проклятая осенняя ночь будет преследовать его и после смерти. Снова перед глазами лежащее на сыром асфальте тело сына. Бандиты должны были напугать его одиночным выстрелом. Но браток пальнул очередью. В ушах до сих пор пробкой застыл крик Насти, его первой жены. Димку врачи откачали, пуля прошла вскользь. Но он все равно потерял сына. Развод, эмиграция. Так часто бывало. Сам виноват.

Затем небо упало буквально ему на голову. Как тогда в январе девяносто четвертого. Он уже готовился к дембелю, когда их сборную солянку из различных подразделений срочно ввели в независимую Ичкерию, а затем бросили умирать в страшный зимний Грозный. Первым вошедшим в этот проклятый город пацанам не повезло еще больше. Их просто-напросто бросили и забыли. Чечены расстреливали их, как куропаток в тире. И лишь немногие выжили и помогли следующим.

Но самое подлое, что в этот момент вспомнились те проклятые запахи. Нет, не порох, за несколько дней буквально въевшийся в пальцы, не вездесущий запашок от сгоревшего тротила. Хуже всего воняло в городе сгоревшими экипажами, что навечно угольками застыли в бронированных машинах. И самый хреновый из «ароматов» войны даже не запах горелого мяса, а вонь, ужасающая вонь выгоревших начисто волос. Его сложно не запомнить.

Ракитин не выдержал, упал прямо на газон и его стошнило. Вышла наружу какая-то вода и слизь. Как будто вовсе и не обедал недавно.

— Парень, ты чего? Плохо тебе?

Глава 2

Принятие. 4 июня 1973 года

Семен Ракитин пришел в себя на скамейке.

— Ты как, паря?

— Говорю, дрянь всякую пьют! Совсем молодежь распустилась.

— Да подожди! Глянь на него. Весь бледный, аки плотно льняное. Не жрамши, поди с утра, вот и бухнулся. Парень, ты откуда?

Семен, наконец, смог сфокусировать взгляд и рассмотрел перед собой двух взрослых, даже правильней будет сказать, пожилых мужиков. Лица простецкие, такие рабоче-крестьянские, топором рубленые. Но приличные, в пиджаках, а на тех висят орденские планки. Ветераны! Эти могли помочь от всего сердца. Семен начал сбивчиво рассказывать:

— Я с института шел. Потом на Невском очутился…

— Я же говорил, что студент. Переучился, что ли, паря? Ну ты того, осторожней. Отдыхать тоже требуется.

— Да я…

Внезапно до Ракитина дошло, что не могут быть ветераны такими молодыми. Этим дядькам хорошо, если чуть за пятьдесят. Затем сразу вспомнилась дата из найденной газеты. Тогда все сходится. Это в будущем мы привыкли видеть солдат Великой Отечественной древними стариками. А в семидесятых они еще вполне крепкие мужики. Многие занимают начальственные должности. Может, страна потому и достигала постоянно новых успехов, что её двигали именно они?

Мы не меряем Землю шагами,

Понапрасну цветы теребя,

Мы толкаем её сапогами —

От себя, от себя!

А прав был Семеныч, толкали они. Не только землю, но и отчаянно вперед толкали весь Союз. Это им мы обязаны послевоенному взлету страны

Святые ёжики! Так Высоцкий еще жив! — мелькнуло неожиданное озарение. — Подожди, ты уже принял тот факт, что все вокруг настоящее? Внезапно глаз Ракитина зацепился за наградную планку светловолосого ветерана. Голубая планка с тремя вертикальными полосками. Семен некоторое время занимался расследованиями преступлений против ветеранов. В девяностые тех активно грабили ради советских орденов. А эта награда — относительная редкость.

— Медаль Нахимова!

Дядька удивленно воззрился на Семена и энергично толкнул товарища.

— Ты смотри! Разбирается! А ты все молодежь не та! Не там ищешь, Кузьма.

— А я что, я ничего, — растерянно ответил мужчина, лицо которого отличалось крупными чертами, а на голове был ладно пристроен синий берет. Ракитин вспомнил, что такие обычно носили моряки. — Паря, держи фляжку. Сразу полегчает

Семен дисциплинированно взял в руку отороченную кожей плоскую флягу и смело хлебнул. Ох, сырые сыроежки, какая крепость! Он тут же закашлялся.

— Ты чего ему дал, Кузьма?

— Так ром. С Кубы привезли. Настоящий. Паря, держи апельсинку.

Ракитин сидел на удобной скамье, жевал апельсиновую дольку и понемногу приходил в себя. Он успел рассмотреть остальные награды ветеранов. У моряка два ордена Славы. Очень, надо признаться, нехилый наборчик. У второго, кроме «Нахимова» лишь медаль «За отвагу». Но её еще заслужить надо, и в настоящем бою. Интересно, где они воевали? Затем как будто кто-то резко одернул его. Ты о чем, вообще, думаешь? Не интервью же берешь. Да и кому они сейчас нужны, солдаты далекой войны? Да нет, в это время как раз и нужны. Востребованы!

2
Перейти на страницу:
Мир литературы