Уравнение времени (СИ) - Юркина Евгения - Страница 28

— Чтобы не стиралась память о папе и маме. — Саша улыбалась сквозь слезы. Она всегда плакала, когда вспоминала расставание с мамой, не удержалась и на этот раз. — И потом, не забывай: тетя Паша жила двумя этажами ниже.

— В Пограничье сейчас многоэтажные дома? — Амвросий недоверчиво уставился на собеседницу. — А в мое время было небольшое каменное одноэтажное поселение.

— Пограничье и сейчас небольшое, — шмыгнула носом девушка. — У нас всего пятнадцать четырехэтажных домов… Ты что-то хочешь сказать, Коль?

Однако парень только покачал головой: не сейчас. Придет и его очередь удивлять аудиторию рассказом, но чуть позже.

— Ладно, — кивнула Саша. — После отъезда мамы… После отъезда мамы у меня все было как у всех. Я росла, переходила из класса в класс. С Колькой вот по скалам лазила… В шестнадцать прошла инициацию и оказалась в Углеже. На следующий день приступила к стажировке в институте МИ под руководством куратора Магистра. Ну, вы его видели.

— Еще как видели-то! — произнес Звеновой со своей неподражаемой интонацией, и Саша улыбнулась. — Теперь мой черед рассказывать. Я родился в Пограничье в 1999 году от рождества Христова. Прошел инициацию одновременно с Сашей, а попал в будущее…

— Как, в будущее? — ахнула девушка.

— А вот так, Саш. Попал я на пятьдесят лет вперед, аж в 2068 год. А так — все как у тебя. Поселился в Углеже, прибыл на работу в контору МИ…

— На поезде?

— Нет, Саш. На флаере. Это такой небольшой беспилотник будущего. Его программируешь, и он тебя отвозит, куда пожелаешь.

— А дальше? — Девушка пыталась скрыть удивление. Получалось плохо, глаза были круглые-круглые. — Как же ты оказался в этом времени?

— А вот об этом — давай не сейчас, ладно? Главное, что я встретил те… Главное, что я здесь, с то… то есть, с вами!

— Это, конечно, главное. — Монах переводил подозрительный взгляд с одного собеседника на другого. — Но нельзя ли поподробнее? Что тебя подвигло отказаться от предложенного тебе места работы, Никóла? Ведь за это наказывает Бог? Не так ли?

В глазах Амвросия так и вспыхнул огонь — не такой, как у Магистра, нет. Это был огонь религиозного фанатика, готового покарать того, кто осмелился покуситься на его святыню.

— Или Бездна, — спокойно ответил Николай. — Мы сейчас в Пограничье не употребляем по таким вопросам термин «бог», земляк. — И не смотри на меня так, лучше возьми у Сашки книжку по истории религий и изучи ее как следует.

В голосе Звенового звучала незнакомая Саше твердость. И эта твердость подействовала даже на упертого религиозного фанатика.

— Допустим, — нехотя произнес он. — Допустим, в чем-то ты прав, Никола. В конце концов, вокруг истинной веры всегда велись споры и ломались копья. Но ты не ответил на вопрос о каре.

— О штрафе, — с привычной иронией произнес Звеновой. — Я бы назвал это именно штрафом за самовольное вмешательство в…

— …промысел Божий.

— Пусть будет промысел, друг мой Амвросий, не суть важно. Важно то, что жилье у меня есть только благодаря Сашке. И на работу, надеюсь, устроюсь благодаря милости нашего усатого няня…

— Магистр справедливый, — одобрительно кивнула девушка. — И добрый, хоть иногда и кажется суровым. И, что немаловажно, он за вас, ребята. Ведь это именно он подсказал, что надо просить дом, чтобы вас впустили. А теперь, Коль, все-таки расскажи нам про то, как тебя угораздило появиться на мосту.

— Нет, Саш, — легко и светло улыбнулся Звеновой, — и не проси. Поверь, на молчание у меня есть очень веские причины. Одно скажу, я тоже просил Бездну… И не смотри на меня так, Амвросий, мы с тобой еще поговорим. И давай уже, дружище, рассказывай нам про свой год рождения. И про то, откуда тебе известны Сашкины родители.

***

— Я родился в 7190 году от Сотворения мира в Звездном Храме. — В руках монаха, будто сами собой, появились четки. — Или в 1682 году от рождества Христова, как принято исчислять сейчас. Родился я, как и вы, в Пограничье. Моего отца звали Арсением, а мать — Марией.

«Арсением, — шевелились губы Саши. — Марией…»

Девушка и хотела бы отмахнуться, не верить в то, что рассказывал монах! Но сейчас Амвросий как никогда раньше напоминал ей отца. И Саша слушала возможного брата, не позволяя себе лишних рефлексий и переосмыслений.

— Меня воспитывали оба, и папа, и мама. — Глаза монаха были закрыты, сам он производил впечатление ушедшего глубоко-глубоко в себя человека, и только четки скользили с бешеной скоростью. — Отец служил сторожем при школе. Иногда он оставался в Школе на ночь… — парень замолчал, а потом, будто решившись, продолжил рассказ: — Вот в одну из таких ночей, когда небо расцветилось в багровые тона, мама рассказала, что отец родился не в Пограничье, а в земных Холмогорах. Когда началось Соловецкое восстание, Арсению было лет пять или шесть. Время шло, а осада крепости все не кончалась. И вот, вдохновленный стойкостью насельников, Арсений, к тому времени уже тринадцатилетний парень, уговорил какого-то стрельца взять его с собой «в плаванье по бурному морю». Стрелец согласился, ведь осада длилась уже несколько лет, но никакого вреда ни та, ни другая сторона друг дружке не причиняли. Так Арсений оказался в крепости. А через полгода, в ночь на 1 февраля 1676 года, когда монастырь пал, его, изрубленного, бросили в костер…

Четки в руках Амвросия замерли. Замолчал и он — не открывая глаз и не смотря на слушателей.

— А дальше? — Саша подавила в себе желание дотронуться, пожалеть этого человека. Каким бы странным и невозможным ни казался рассказ Амвросия, она ему верила. Верила безоговорочно. Даже нет — знала, что тот говорит правду. — Что было дальше? Как папа выжил?

— Его спас отец мамы, мой дед Савелий, — рассказчик медленно открыл глаза. А Саша поразилась — какими красивыми сейчас они были. — Вытащил его из огня, и теперь, после рассказа Никóлы, я даже догадываюсь, как он смог это сделать.

— Как? — жадно спросила девушка.

Что же это получается, старый пограничник Савелий — ее дедушка?!

А ожог лица он получил, вытаскивая из огня ее отца?

— Подожди немного, Саш, — с совсем другой интонацией, нежели раньше, произнес имя собеседницы Амвросий. — Сперва мне надо кое-что прояснить. Я поговорю с твоим другом Никóлой… Николаем, и мы потом расскажем тебе, до чего вместе додумались, хорошо? Добавлю только, что выхаживала отца моя… наша мама, хоть и была на год моложе отца, ей было только двенадцать.

— Молодая еще совсем. — Саша очень хотела узнать, как ее дед спас ее отца, но сдержалась усилием воли. Не стала портить момент нетерпеливостью. — Но ты рассказывай дальше, нам очень интересно!

— Дальше? — грустно и светло усмехнулся монах. — Слушайте. Как уже говорил, я родился в Пограничье, учился в Школе. Не знаю, как сейчас, а тогда здание Школы было вырублено прямо в скале. Директором у нас был мой дед Савелий. Меня он не баловал — наоборот, относился строже, чем к другим ученикам. Я налегал на теологию, богословие и… им подобные дисциплины, короче. Ведь тогда был совершенно другой мир, братцы. Тогда не было этих грохочущих машин…

Амвросий замолчал. Смотрел перед собой невидящими глазами, и только четки мелькали в пальцах с бешеной скоростью.

— Но у тебя, должно быть, — мягко, очень мягко произнес Звеновой, — были свои причины изучать богословие?

— Ты правильно меня понял. — Амвросий глубоко вздохнул. Четки резко остановились. — Это и из-за прошлого отца тоже. Мне было важно понять, во имя чего Соловецкие монахи так стойко сражались, почему они не приняли реформ… — монах снова ненадолго умолк, а потом заговорил совсем другим тоном: — Кстати, в Школе мы проходили физику, математику и даже астрономию. Изучали историю современных государств, древнего мира. Древнегреческих философов мне тоже нравилось читать. Я находил очень важным их влияние на труды ранних христиан…

Саша слушала рассказ инока, а перед глазами стоял Савелий. С деревянной указкой и мелом в руках, стоял он у доски. Чертил какие-то даты…