Поручик Ржевский или Дуэль с Наполеоном - Ульев Сергей - Страница 9

Они сердечно обнялись.

— Что, Денис, с музой грешишь? — сказал поручик. — В отсутствии прекрасных дам.

— Да вот, братец, дневник пишу для сопливых потомков. Чего еще делать со скуки?

— Как же так? Я думал вам теперь скучать не приходится. Самое время с французами мазурки на саблях танцевать.

— Увы, братец, отступаем уж который день. Огрызаемся, правда, но серьезных баталий нам не дозволяют. Князь Багратион и сам рвется в бой. Но, видать, еще не время. Больно много французов к нам в гости понаехало.

— Ну, ничего. С моим прибытием дела пойдут на лад.

— Еще бы! — усмехнулся Давыдов. — Один залп из твоего орудия — и французам конец.[4]

— За мной не заржавеет.

— Нам теперь самое главное объединиться с первой армией Барклая. Тогда не за горами и решающее сражение.

— Постой, постой, Денис, а что у тебя с дикцией? Ты вроде раньше на букву «р» прихрамывал.

— Давеча с коня упал. Поверишь ли, как рукой сняло!

— То — то я гляжу, на обе ноги ковыляешь.

— Брось смеяться, Ржевский, это у меня такая кавалерийская походка.

— Видал бы ты недавно мою походку! Я ведь на войну, считай, прямо с бала поехал. Еле в коляску залез: такие кренделя выписывал. А перед тем мне цыганка наворожила, что де будет у меня невеста о двух головах. И точно: под вечер уже все в глазах двоилось.

— Да-а, не вовремя война нагрянула, — сказал Давыдов, разливая по кружкам пиво. — Такое знойное лето — самое время для свадьбы.

— Что ты, бог миловал! Если б не Наполеон… — Ржевского передернуло. — Представить страшно: я — и вдруг муж.

— Неужто так невеста не понравилась?

— Невеста как невеста — из бабьего теста. Мне больше кузен ее приглянулся. Ежели б платье на него надеть, да кудри навить — славная бы вышла барышня.

— Ай — яй — яй, Ржевский! — грохнул со смеху Давыдов. — Куда — то тебя не в ту степь понесло.

— Да это я так, к слову, — заржал поручик. — Ты представить себе не можешь, Денис, чувствую себя, словно из Бастилии деру дал.

— Свобода есть великая вещь, братец.

— Так выпьем же за свободу!

Глава 10. Вентерь[5]

Стояла страшная жара. Земля плавилась под ногами и копытами.

Двадцать шестого июня войска Багратиона пришли в Несвиж.[6] Чуть позади, у местечка Мир, расположился арьергард атамана Платова.

Поздним вечером к ахтырцам, стоявшим в лесу, за Миром, заехал сам атаман.

На собрании командиров он объявил:

— Князь Багратион приказал на два дня задержать французов. А то эти канальи так в Москву рвутся, аж из штанов выпрыгивают. Я им хочу устроить казачий вентерь, то бишь засаду. Вас же, господа гусары, прошу в сей поединок не вмешиваться.

— Матвей Ива — а — нович… — со слезой в голосе протянул Давыдов.

— Отставить, Денис Васильевич! — строго перебил атаман. — Вы еще успеете навоеваться всласть. А без моего приказа чтоб тише воды, ниже травы.

Тем же вечером Давыдов передал Ржевскому суть состоявшегося разговора.

— Эх, опять мы не у дел, — расстроился поручик. — С французами подраться нельзя, женщин соблазнить — времени нет, в карты сыграть — не на что. Остается только водку хлебать. Да в такую жару и она не в радость.

— Не унывай, братец, завтра вместе посмотрим, как казаки французов отметелят.

На следующее утро Давыдов избрал удобное место на опушке леса и, вооружившись подзорной трубой, стал наблюдать за дорогой из Мира в Новогрудок.

Широкая песчаная дорога была видна как на ладони. Французы должны были появиться с минуты на минуту.

Ожидая начала событий, Давыдов пожалел, что рядом нет Ржевского, — тот вроде хотел составить ему компанию, но с утра его нигде невозможно было отыскать.

Вдали заклубилась пыль. И вот из — за холма показались кавалерийские части французского авангарда. Впереди ехали уланы генерала Турно.

«Целый полк, не меньше», — на глазок определил Давыдов.

Навстречу французам двинулась отборная казачья сотня. В рассыпном строю приблизившись к уланам на расстояние выстрела, казаки стали нахально гарцевать перед ними, крича «Бонапарт — merde! /дерьмо (фр.)/» и постреливая в них из пистолетов.

От полка оскорбленных до глубины души французов отделился эскадрон и двинулся на насмешников. Казаки, продолжая на чем свет стоит поносить Наполеона и всю его родню, повернули на Мир.

Уланы прибавили рыси. Казаки, создавая видимость паники, стали отступать, настигаемые разгоряченными французами.

И вдруг, выйдя в поле, казачья сотня с молниеносной быстротой рассеялась в разные стороны.

Уланы оторопели от неожиданности.

И в этот момент из леса выскочили казачьи сотни Сысоева. На поле началась жестокая сеча.

На выручку уланам поспешили остальные эскадроны. Но как только они домчались до заветного места, из засады на них вылетели свежие казачьи части.

Неприятельский полк был окружен.

Давыдов скрежетал зубами, сжимая подзорную трубу. Его так и подмывало ввязаться в сечу. Но он понимал, что не может ослушаться приказа атамана Платова.

И тут в самой гуще боя мелькнула знакомая физиономия.

— Ржевский! — не сдержал возгласа Давыдов, хотя знал, что тот все равно его не услышит. — Ах, разбойник! Каким ветром тебя туда занесло?

Поручик Ржевский рубал неприятеля направо и налево. Его гусарский мундир отчетливо выделялся на фоне казачьих кафтанов и улановых курток.

Вскоре уланы, поняв, что попали в ловушку, в беспорядке повернули обратно. Казаки помчались вслед за ними, во главе с самим атаманом Платовым.

Давыдов подкрутил трубу. Среди преследователей Ржевского уже как будто не было. С нехорошим предчувствием Давыдов поскакал на поле.

Казаки подбирали своих раненных, сгоняя в одну кучу пленных французов.

— Кого ищете, ваше высокоблагородие? — спросил Давыдова молодой казак, подталкивая копьем в спину пленного унтер — офицера. — Если Бонапарта, так они давно удрапали.

— Не видал ли ты, братец, гусара из моего полка? Он тут один был среди вас.

— Нет, не видел.

— Был такой гусар, — сказал другой казак, утирая рукавом пот со лба. — Лихой вояка!

— Так где он?

— Не знаю. Может, за французом сгоряча рванул?

Но Ржевского не было ни среди раненных, ни среди убитых. Убедившись в этом, опечаленный Денис Давыдов вернулся на стоянку ахтырцев.

Мрачно бродя по лагерю, Давыдов вдруг увидел поручика. Живой и невредимый, тот сидел на пеньке, прочищая ершиком дуло мушкета.

— Поручик Ржевский! — окликнул его Давыдов. Ржевский удивленно вскинул голову. — Я к вам обращаюсь. Прошу встать, когда разговариваете с командиром!

— Так я еще не разговариваю, — проворчал поручик, лениво подымаясь. — Ты и рта не дал раскрыть.

— Отставить мне тыкать!

— Хорошо, не буду. Что это вы, господин подполковник, такой сердитый?

Видя, что к ним начинают прислушиваться другие гусары, Давыдов отвел Ржевского в сторону.

— Выкладывай, братец, почему ты нарушил приказ и ввязался в боевые действия!

— Ну-у, Денис… Денис Васильевич, тут такая петрушка вышла. Я сегодня, как под утро проснулся, чувствую — на душе хреново, хоть волком вой.

— Водки б выпил.

— Не в водке дело. Мне в таких случаях либо женщина нужна, либо… неприятель. Я решил, пока все спят, сбегаю в деревню, облюбую себе крестьяночку. Ну и — лесом, лесом. И вдруг пальба! Смотрю, наши с французами бьются. И тут неподалеку одного казака пулей зацепило. Ну, думаю, сволочи, сейчас я вам дам! Вскочил на его коня и… вот. Трех уланов одним махом положил.

— Врешь, двух, — усмехнулся Давыдов. — Я все в трубу видел.

— А третий со страху помер. Я только коня на него направил, он — бац поперек седла — и скопытился, его кобыла потом к своим унесла.

Давыдов обнял поручика за плечи.