Сокровище в пелёнках - Агулова Ирина - Страница 5

Признаться, поначалу я растерялась, не зная за что хвататься – то ли разводить печь и греть воду, то ли брать чистый кусок простыни и вытирать так. Второе казалось быстрее, правда, менее гигиеничнее. Но, несмотря на это, пришлось выбрать именно такой вариант, успокаивая себя тем, что для первого раза вполне нормально. Главное – перепеленать в чистое и сухое, чтобы кроха не замёрзла. К следующему разу я уже буду готова.

Но стоило разобраться с одной проблемой, как на смену ей пришла другая – малышка хотела есть.

Характерные движения маленького ротика в поисках груди, заставили запаниковать. Малышка кряхтела, поворачивая головой из стороны в сторону, а я готова была разреветься повторно.

Чем можно накормить маленького ребёнка, у которого, похоже, только недавно отпала пуповина, судя по едва зажившей ранке? Явно не тем, что я купила в супермаркете.

Нужно найти бабуню, она наверняка знает, где разжиться козьим молоком или хотя бы подскажет, что делать. Вот только за всё это время я так и не удосужилась узнать, где та живёт. Пожилая женщина приходила всегда сама, что в детстве, что сейчас. И это казалось само собой разумеющимся.

Даже в мыслях не возникало сходить к ней в гости. Хотя как любой ребёнок, я была любопытна и иногда спрашивала у деда, где её дом. Но в ответ всегда получала лукавую улыбку и множество отговорок. Старик умел заговаривать зубы, причём, как в прямом, так и в переносном смысле слова – мог убрать боль, а мог увести разговор в нужную ему сторону, да так ловко, что потом даже и не вспомнишь, с чего вообще тот начался.

Пока я металась по дому, думая как поступить, малышка начала возиться более интенсивно, изредка похныкивая, причём так жалобно, что хотелось выть от бессилия.

– Чего мечешься, как оглашенная? – старушечье ворчание, раздавшееся от двери, заставило подпрыгнуть на месте и развернуться так быстро, что едва не шлёпнулась от собственной прыти. – Грудь дай дитятке. Не видишь что ли? Вся кофта уже мокрая от молока.

Опустив взгляд на грудь, я слегка опешила, увидев два мокрых пятна, расползавшихся всё сильнее, а потом растерянно уставилась на появившуюся словно из воздуха бабуню.

– Ну, чего таращишься? Дверь у тебя была открыта, вот и зашла, – ответила та на невысказанный мною вопрос. – Между прочим, стучалась, но тут такие серенады у тебя распевают, что и пушки будут стрелять – не услышишь.

В недоумении переведя взгляд на закрытую дверь, которую, вроде как запирала, снова уставилась на пожилую женщину.

– Ты кормить думаешь, или в гляделки будем играть? – уперев руки в бока, возмутилась старушка, пойманная с поличным.

Заливистый плачь, прокатившийся по дому, на который странным образом отреагировало моё тело, заставил отвлечься от внезапного появления женщины. Грудь будто начало распирать изнутри. И это казалось самым настоящим чудом, пока не вспомнилась научная статья, прочитанная дома, во время штудирования материалов по беременности и подготовке к родам, о том, что примерно с четырнадцатой недели беременности у женщин может выделяться молозиво. Таким образом, организм готовится к появлению ребёнка на свет. Но активная выработка молока начинается только после рождения ребёнка, когда в организме снижается уровень прогестерона.

Моё тело тоже готовилось, но потом случилась авария…

Сейчас же, похоже, детский плач, спровоцировал лактацию.

Не обращая внимания на ворчание старушки, я на слабеющих ногах подошла к кровати и, стащив кофту, взяла малышку на руки, оставшись в мокрой насквозь футболке.

– Бабуня, отвернись, пожалуйста, – попросила, смущаясь.

– Ха, и чего я там не видела? – фыркнула та, но наткнувшись на мой упрямый взгляд, отвернулась, потопав к стулу, стоящему у окна, бормоча о полоумных девках, свалившихся на её голову.

Я столько раз представляла, как буду кормить своего ребёнка, что движения казались естественными. К тому же сны, приходившие ко мне чуть ли ни каждую ночь, не позволили об этом забыть. Но одно дело представлять, и совсем другое – ощущать по-настоящему.

Меня вряд ли поймёт тот, кто сам подобного не испытывал, но момент, когда малышка начала тянуть молоко, наконец, успокоившись, стал одним из счастливейших в моей жизни. Душа буквально пела от нахлынувших эмоций, ведь я столько раз об этом мечтала.

Крупная капля упала на сухую пелёнку, оставив мокрое пятнышко, и только тогда я поняла, что тихо плачу, при этом глупо улыбаясь.

– Ну, чего ты, дурёха? – морщинистая ладонь коснулась щеки, убирая слёзы. – Теперь всё будет хорошо. Не сразу конечно: придётся основательно потрудиться. Но вся боль, что терзала тебя изнутри, осталась позади, поверь той, которая прожила на этом свете не одно столетие.

Последние слова, произнесённые женщиной, заставили вынырнуть из глубин материнского счастья и вспомнить о том, что вокруг меня происходит что-то странное, необъяснимое.

– Обещаю, как только малышка заснёт, я всё тебе расскажу, – вздохнув, произнесла бабуня, вновь возвращаясь к стулу у окна, где всё это время терпеливо сидела ко мне спиной.

Время шло. В окнах забрезжил рассвет, а я так и не ложилась спать. Малышка тянула грудь долго и упорно, видимо из-за того, что молока было мало. Она то прекращала, то начинала вновь, как только я пыталась переложить её на кровать, но, в конце концов, заснула, наевшись. Хотя вариант что просто выбилась из сил, тоже нельзя исключать. Я очень надеялась, что если лактация началась, то с каждым разом молока будет всё больше, и я смогу заменить крохе маму. Кстати, о маме…

– Почему мне кажется, что ты знаешь, кто эта малышка, и как она здесь оказалась? Где её родители? – осторожно положив девочку поперёк кровати, укрыв пледом, поскольку в доме было прохладно, повернулась к женщине.

– Мне-то откуда знать? – сложив руки на груди, проворчала та, отведя взгляд в сторону.

– Ты же обещала, что расскажешь, а сама… – стало вдруг обидно до слёз, ведь я, и правда, поверила, что узнаю нечто невероятное.

Эх, кажется, кое у кого шалят гормоны. Никогда не считала себя плаксой, а тут вдруг по поводу и без слёзы льются в три ручья. Может, устав от проблем, мне захотелось сказки? А может, я просто боялась, что малышку у меня заберут? Второе было вероятнее всего.

Обретя своё маленькое Сокровище в пелёнках, я не хотела его потерять, и готова была бороться до конца за своё право стать мамой.

– Ты же всё равно не поверишь, даже если я расскажу, – было видно, что женщина готова сдаться, но что-то её останавливало.

– Почему ты так уверена? Правда, какой бы она ни была, всегда остаётся правдой. Ты же её мне расскажешь, а не какую-нибудь байку, лишь бы я отстала? – уточнила, не веря, что старушка на такое пойдёт, но всё же для очистки совести спросить было надо.

– Иногда ложь кажется реальнее правды, а правда похожа на ложь. Поди, разбери, где и что, – внимательно глядя мне в глаза, произнесла старушка. – Готова ты к такой правде?

– Я готова к любой, – ответила без раздумий, но спустя пару минут поняла, как сильно ошибалась.

– Что ж, не говори потом, что я тебя не предупреждала. Но история долгая, придётся набраться терпения, – вздохнула она, доставая из узелка румяные пирожки. – Сначала подкрепись, и я тебе всё подробно расскажу.

Я любила её пироги, но стало вдруг интересно, каким образом они всё время оказываются у неё под рукой, при каждой нашей встрече и, главное, всегда тёплые и румяные, будто только из печи. Ещё один вопрос к растущей горе имеющихся.

– А что если мы объединим эти два процесса? – не желая откладывать разговор на потом, предложила я.

– Упрямая, вся в мать, – покачала та головой.

– Ты знала мою маму? – вопросы сыпались как горох, но не затыкать же себе рот, тем более, это для пользы дела: лучше во всём разберусь.

– Конечно, я знала твою мать, – фыркнула женщина, пододвинув ко мне узелок, давая понять, что не скажет ни слова, пока я не стану есть. – Давай, жуй, а я начну, – дождавшись, когда откушу румяный пирожок, бабуня продолжила. – Но обещай, не перебивать, – на что я лишь убедительно закивала, поскольку с набитым ртом особо не поговоришь. – Что ж, с чего бы начать?