Провинциальная история - Демина Карина - Страница 3

Родив ее, матушка осознала, что не создана для материнства, а потому младенца вручила собственной матери, сказав, что это мера исключительно временная. Правда, уточнять, сколько именно времени ей потребуется, благоразумно не стала, но вновь же исчезла.

Ребенок ребенком, но жизнь устраивать надо.

Бабушка была готова.

И с младенцем управилась, как управлялась с мужем, коровами, свиньями, кроликами и прочим деревенским зоопарком, ладить с которым Анастасия научилась едва ли не раньше, чем говорить. Нельзя сказать, что, живя в деревне, она была несчастна.

Отнюдь.

О том своем детстве Анастасия вспоминала с теплом, жалея лишь, что закончилось оно слишком рано. Стала ли причиной тому смерть деда, не сказать, чтобы трагичная, скорее уж обычная для мужчин его возраста и образа жизни, бабушкины болезни, которые обострились с возрастом или же матушка, что вдруг объявилась, горя желаниям немедля воссоединить семью.

Ложь.

Это Стася поняла сразу, как оказалась в четырехкомнатной квартире, где жила матушка, матушкин супруг – мужчина хмурый, нелюдимый – и годовалые близнецы.

А еще школа во дворе, весьма отличавшаяся от той, деревенской, к которой Стася привыкла. В этой вот школе все было иначе, начиная с одноклассников, быстро наградивших Стасю смешным с их точки зрения прозвищем, заканчивая учителями. Последние отличались вежливостью, а еще холодностью и удивительной манерой, не говоря лишних слов, демонстрировать Стасе, сколь она ничтожна.

Глуповата.

Бездарна.

И вовсе годна лишь на то, чтобы быть нянькой при детях.

– Соколова, – сказала классная дама, когда Стася, пусть со скрипом, но таки перешла в девятый класс. – Тебе всерьез надо подумать о будущем.

Стася и без нее думала.

Вот только, как ни думай, а будущее выглядело… не слишком веселым. Бабушка после Стасиного отъезда слегла, а после и отправилась вслед за дедом. И нельзя сказать, чтобы в силу великой любви, скорее уж по причине обычного нездоровья и возраста. От былого хозяйства к тому времени осталось мало. Матушка попробовала было продать и дом, но то ли предлагали мало, то ли еще по какой причине, но задумку осуществить не удалось.

К счастью.

Нет, тогда Стася этого не понимала. Тогда она просто кивнула классной, мол, хорошо. И подумала, что стоит пойти в колледж, к примеру, на парикмахера.

Или швею?

Или еще куда, главное, чтобы профессия и вообще… жизнь в квартире становилась невыносимой. Матушка злилась по непонятным причинам, дети росли и, чувствуя эту злость и безнаказанность, делались с каждым днем все более несносными. Единственный человек, который Стасе если не сочувствовал, то хоть как-то ее понимал, – матушкин супруг – появлялся редко, предпочитая проводить время в бесконечных командировках. Стася и сейчас не знала, настолько он любил работу или же настолько же не любил дом. Главное, что, когда он все-таки появлялся, в доме становилось тихо.

Стася и сама не знала, почему вообще решилась с ним заговорить. Наверное, от понимания, что с матушкой беседовать в целом бессмысленно.

– Чушь, – сказал он, выслушав робкий ее лепет. – Образование должно быть нормальным. С Ленкой я поговорю, чтоб не дурила тебе голову. Учись.

И поговорил.

И матушка почему-то не обрадовалась, но и спорить с мужем не посмела. Следующие два года прошли под знаменем несуществующей войны и запомнились Стасе исключительно страхом подвести дядю Колю.

Пожалуй, именно сейчас Стася сполна осознала, насколько ей повезло.

Он не только поговорил.

Он нашел репетиторов, и оказалось вдруг, что вовсе она, Стася, не глупа. И память у нее, может, не отличная, но вполне себе обыкновенная, с которой, как ей сказали, вполне можно работать. Надо лишь немного постараться.

И она старалась.

И получалось.

Даже классная дама вынуждена была отметить:

– Соколова все-таки решила взяться за ум.

Сказано это было с удивлением и некоторой снисходительностью, но…

– Надеюсь только, ты выберешь заведение по уровню…

Выбрала.

Вместе с дядей Колей, который сам спросил, куда ж она, Стася, надумала поступать. А она вынуждена была сказать, что понятия не имеет, что нет у нее глобальных жизненных планов или устремлений, как нет и талантов, которые следовало бы развить.

И вообще…

Может, экономист, а может, бухгалтер или в юридический вот еще все стремятся.

Дядя Коля поскреб лысину, фыркнул и сказал:

– В фармацевтику иди. Юристов хватает, а фармацевты всегда нужны. Ты вроде в травках разбираешься.

– Там конкурс, – заикнулась было Стася. – На бюджет если… могу не пройти.

– От как не пройдешь, так и думать будем.

И его спокойствие, его уверенность в том, что она, Стася, справится, заставили и ее поверить, что она на самом деле справится, что… она ведь не совсем дура, и с травками у нее действительно неплохо выходит. Еще бабушка учила, хотя, конечно, фармацевтика – это далеко не только травки, это и биология, и химия, и…

К собственному удивлению Анастасия поступила.

На бюджет.

– Повезло дуре, – высказалась матушка, к тому времени совершенно не скрывавшая, что и старшую дочь, и ее возвращение в семью считает ошибкой. И, наверное, будь ее воля, она бы нашла способ ошибку исправить. Но в доме главным был дядя Коля.

– Не злись, Ленка, – сказал он примиряюще. – Порадуйся за девочку. Вон какая выросла, и умница, и красавица…

Вот последнего ему говорить точно не следовало. Матушка вспыхнула, а Стася вдруг явственно осознала, что остаться в этом доме ей не позволят. И не потому, что у нее и вправду какие-то виды на дядю Коли или у него, он, к его чести, никогда не смотрел на Стасю иначе, чем на ребенка, но… мама все для себя решила.

И испугалась.

И…

К счастью, университет находился в другом городе, общежитие прилагалось, а к нему стипендия, к которой дядя Коля докидывал и на карманные расходы. Впрочем, уже тогда Стася не обманывалась, а потому сделала единственное, что могла – училась.

Экономила, откладывая «на будущее», которое ей, в отличие от многих однокурсников, виделось вовсе даже не радостным. С третьего курса она стала подрабатывать рефератами, с четвертого удалось устроиться в аптеку, хотя Стася уже понимала, что задержаться в городе не выйдет. Пусть он и большой, много больше ее родного, но не настолько, чтобы места хватило всем.

Она успела доучиться.

И дядя Коля с постаревшею вдруг, но нисколько не подобревшею матушкой, даже явились на торжественную церемонию. И радовался он искренне. И руку пожал, сказав:

– Теперь я за тебя почти спокоен. Я с другом поговорил, у него сеть. Возвращайся, возьмет на работу. Или у тебя другие планы?

А Стася вновь вынуждена была признать, что планов у нее нет.

Мама, слушавшая этот разговор, нахмурилась, но…

…дядя Коля был куда умнее, чем казался. И жену он все-таки любил, хотя, может, и не спешил показывать эту любовь. А потому сделал то, что окончательно убедило матушку в недобрых его намерениях: купил Стасе квартиру.

– Однушка, конечно, и вторичка, – сказал он, отдавая ключи. – Но для начала пойдет. Остепенишься, продашь, хватит на первый взнос ипотеки. Ну или как сама решишь. Ты девка толковая, только сама в себя не веришь.

Матушка, явившись на квартиру тем же вечером, прошипела:

– Что, тварь, довольна?

Объяснять что-либо было бесполезно, а потому Стася и не стала, только плечами пожала, мол, она не виновата.

Ссора получилась безобразной.

Ее, наверное, все соседи слышали, но… матушка ушла, а квартира, оформленная по всем правилам и на Стасю, осталась. И работа тоже, на которой Стасю сперва приняли настороженно, верно, ожидая увидеть обычную девочку «по знакомству», но постепенно у нее получилось поладить и с Никитичной, отличавшейся на редкость вздорным нравом, и с Анной Егоровной, которая была молчалива, холодна и вечно недовольна подчиненными. В общем, жизнь наладилась настолько, что Стася даже о личной задумываться стало. Нет, в университете у нее случались романы, но какие-то… скороспелые, никудышные, которые скатывались к паре-тройке встреч, заканчивались в чьей-то комнатушке быстрым сексом, не приносившим ни удовлетворения, ни радости. Зато и расставания не причиняли боли, оставляя лишь странное чувство недоумения, чем она, Стася, хуже прочих?