Прорыв под Сталинградом - Герлах Генрих - Страница 5

В это время в Верхнюю Бузиновку прибыл новый командующий дивизией и тотчас изъявил желание познакомиться со штабом и офицерским составом подчиненных формирований, если таковые уже прибыли, в столовой, в непринужденной обстановке. Начальнику командного пункта капитану Факельману было приказано приготовить обильный ужин для плюс-минус сорока человек. Этот низкорослый резервист – мастер не столько в военном деле, сколько в кулинарном – принялся за дело со старанием и сноровкой; по мере сил его поддерживали трое ординарцев, которым такой способ несения службы был явно по душе. Вечером придел деревянного деревенского храма, служивший столовой, засверкал праздничными огнями многочисленных ламп и забелел кипельными скатертями. Генерал – человек корпулентный, с красным одутловатым лицом – появился в сопровождении подполковника Унольда, который по торжественному случаю был облачен в элегантный черный мундир танковых войск. Генерал поприветствовал каждого из собравшихся персонально, выслушал представления с именем и должностью и каждого одарил непродолжительным взглядом водянистых голубых глазок, тщетно пытаясь изобразить огонек. Затем он пригласил старших по званию присоединиться к нему во главе длинного стола; младшие офицеры заняли оставшиеся места. Бросалось в глаза, что среди них много молодых капитанов. Белобрысому, усыпанному веснушками капитану Зибелю, сложившему в бытность свою командиром роты под Волховом левую руку на алтарь отечества и с тех пор довольствовавшемуся грохочущим протезом, Рыцарским крестом Железного креста, должностью начальника тыла и ждущей его в светлом будущем благодарностью народа, было двадцать семь лет. Первому адъютанту дивизии капитану Энгельхарду и адъютанту командира дивизии капитану Гедигу, бодрому берлинцу с беличьими карими глазками, не было еще и двадцати пяти. Под воздействием белого бордоского вина быстро завязалась оживленная беседа. Преимущественно разговор вращался вокруг перемены блюд, которыми всех удивил капитан Факельман. Основным были печеночные клецки с отварным картофелем.

– Поистине нежнейшие, дорогой Факельман, – снисходительно заметил капитан Зибель. – Это что же, тпрушечка?

– Я бы не решился, господа, – поспешил оправдаться толстяк Факельман.

– А ведь это настоящий изыск! Вы, видно, и не знали, что лошадиная печень относится к числу величайших деликатесов? Даже для знаменитой брауншвейгской ливерной берется преимущественно печень жеребят.

На Зибеля устремились неуверенные, несколько заинтригованные взгляды. Он был известен как большой любитель приврать. Командир взвода полевой жандармерии капитан Эндрихкайт, неотесанный пруссак с густыми усами, протянул ординарцу тарелку, чтобы тот положил ему еще картошки, и обратился через стол к казначею:

– Ну, коль поедете завтра к станции Чир затариваться, Циммерман, не забудьте захватить у крестьян с полдюжины кобылок! Колбасный пир закатим!

Но на этом их гастрономические излияния были прерваны. Постучав прибором по бокалу, генерал с трудом поднялся, прочистил горло, и раздался его дребезжащий голос.

– Господа! Фюрер оказал мне честь, призвав встать во главе дивизии, которой под чутким руководством моего предшественника удалось снискать столь громкую славу. Я направлю все свои стремления на то, чтобы оправдать проявленное ко мне доверие и достойно продолжить традицию. От каждого из вас я ожидаю покорности, преданнейшего исполнения обязанностей и непоколебимой строгости к самому себе, к нашим солдатам и беспощадности к неприятелю. Само название нашей дивизии должно стать символом ужаса для злейшего врага-большевика. В этой священной войне против азиатских недочеловеков победа должна быть и будет нашей! Она стоит любой жертвы. Без нее в нашей жизни не будет никакой ценности. Итак – за дело! Я призываю вас поднять со мной бокал за наше любимое германское Отечество и за Адольфа Гитлера, нашего верховного главнокомандующего и неповторимого фюрера!

За тостом последовало неловкое молчание. Бройер бросил взгляд на сидевшего напротив бледного лейтенанта Визе, который, поджав губы, едва качал головой.

– Ну, будем! – произнес капитан Зибель так, что слышали только соседи. – Чую, нас впереди ждут славные времена.

Полковой адъютант обер-лейтенант фон Хорн направил на генерала свой монокль.

– Спорю на ящик шампанского, – прогнусавил он, – что он в жизни танка изнутри не видел.

– Танка? – грубо прервал его командир противотанкового дивизиона капитан Айхерт, кадровый военный с двенадцатью годами службы за плечами. – Да если он вообще Россию видел, я веник съесть готов. Как по мне, больно он попахивает эсэсовцем или полицаем!

Хихикнув себе под нос, капитан Факельман протер платком сверкающую лысину.

– Признаюсь откровенно, господа, – шепнул он, – вареной на серебряном блюде да с лимоном во рту мне бы эта головешка нравилась куда больше!

Грянул хохот, на сидящих в конце стола начали коситься.

– Я вас очень попрошу, господа, – смутился капитан Энгельхард. – Генерал еще с начала сорок второго командовал здесь сперва артиллерийским полком, а затем и дивизией не один месяц!

– Энгельхард, не кипятитесь, пожалуйста, – поспешил успокоить его Факельман. – Увидим. Да и для Франции и его будет достаточно.

Для Франции? Все навострили уши.

– Неужто вы еще не знаете, господа? – засиял Факельман, ощутив в полной мере собственную важность. – Действительно не знаете? Дивизию ведь переводят во Францию! В окрестности Гавра – до Парижа рукой подать!

– Во Францию?

– Хотелось бы знать, – рявкнул капитан Айхерт, – в каком отхожем месте вы снова выкопали эти грязные слухи?

Толстые ручонки Факельмана завораживающе заплясали.

– Нет, в самом деле, господа! У меня хорошие связи! Новость эта из абсолютно надежного источника.

– Тогда, полагаю, первому адъютанту было бы о чем нам доложить? – не выказал доверия Энгельхард, но потом как-то неопределенно продолжил: – Впрочем, нет ничего невозможного.

Старик Эндрихкайт вытянул под столом ноги и засопел, точно морж.

– Ну что же, Гедиг, – обратился он к адъютанту, который на следующий день должен был отправиться на учебу, – пусть вам перепишут ваше обратное направление! И не забудьте поинтересоваться у Унольда, где в Париже его любимый бордель, ха-ха! Иначе вам нас и не найти!

Молодой капитан рассмеялся.

Зондерфюреру Фрёлиху в качестве собеседника достался сосед справа.

– Видите? Что я говорил, господин пастор! Впереди большой удар по Великобритании! Насколько же, должно быть, велики наши силы, что Гитлер в такое-то время отзывает из-под Сталинграда дивизию и направляет на Западный фронт! Попомните мои слова, к весне победа будет нашей!

Миролюбивое лицо лютеранского полкового священника Иоганнеса Петерса, с которым совершенно не вязался Железный крест первого класса на груди, расплылось в снисходительной улыбке.

– А возможно, все совсем не так, господин Фрёлих… Возможно, Гитлер вынужден отозвать дивизию, чтобы получше подготовиться, прежде чем встретить грозящую на втором фронте опасность.

Зондерфюрер достал сигару и принялся молча пускать дым. Его это заявление сильно задело.

Тем временем на противоположном конце стола генерал излагал свои соображения по поводу текущего положения дел. Мутный взгляд его скользил по лицам сидевших рядом офицеров.

– Я, разумеется, заблаговременно изучил, в каком состоянии находится дивизия. Очевидно, что необходимо как следует восполнить силы. Кейтель, с которым я беседовал до моего отъезда, отнесся к этому с полным пониманием. Да и вы видите, что пора бы уж!.. Просто неслыханно, что нас здесь удерживают истерические вопли этих румынских конокрадов. Им бы стоило порадоваться, что их вообще удостоили чести пролить кровь за свободную Европу! Но им незнакомо понятие героизма, у них нет никаких идеалов. Что ж, мне остается только надеяться, что, как только победа окончательно будет за нами, фюрер проведет основательную чистку и среди этих так называемых союзников.