Ассистент (СИ) - Скоробогатов Андрей Валерьевич - Страница 4

И мы — пять человек, сидящих под крытым соломенным навесом лицом к данной картине. Помимо Самиры, здесь сидел белокожий мужчина лет тридцати с небольшим, слегка полноватый, в изношенной одежде и очках, которые выглядели чудом уцелевшими. А слева сидели двое смуглых ребят, не то арабов, не то персов. Один был моложе меня, второй — лет сорока.

— Do you speak English? Sprechen Sie Österreichisch? Sprechn sie Norvegen? — спросил он.

Думаю, эти фразы в переводе не нуждаются. Правда, что за «австрийский» язык — для меня была загадкой, эволюцию немецких языков я как-то упустил, хотя до этого слышал и про баварский, и про прусский. Но он до удивления был был похож на самый чистокровный немецкий. А вот местный норвежский был каким-то лютым вариантом скандинавско-норвежского эсперанто, что понять я его бы не рискнул. А вот Самира, похоже, его знала:

— Ja, sege jer!

Ответил и я.

— Yes, I speak. Ich spreche sehr schlecht (Говорю, но очень плохо).

— О, отлично! — он перешёл на английский. — Меня зовут Беар Гриллс, я писатель, историк, ведущий… Я давно занимался тайной серебряных драконов, вы знаете, что это?

— Не знаю, к сожалению.

Имя и фамилия человека, как и лицо, как и род деятельности показались мне смутно знакомыми. Неужели тоже реликт? Что-то мне в последнее время на них везло.

— Ну как же… Это якобы одомашенный племенами нгатри и пинтупри вид реликтового серебристого дракона. Самого крупного на материке, до трёх метров в длину. Больше только малые антарктические и великие антарктические!

Самира, похоже, уловила часть беседы и включилась, используя норвежский. Мне удалось разобрать и перевести слова:

— Новости… драконы вылетели… Камчатка.

— Что⁈ Неужели⁈ — глаза учёного округлились, он задал пару вопросов на норвежском, из которого я услышал «долетели»?

— Последний раз мы видели новости уже почти трое суток назад, — вклинился я.

— Мы вылетели из Дарвина, ну, вы знаете, колония на севере, в понедельник. Мой геликоптер сбили в трёхстах километрах к югу от Тярака… Полёт в этих краях — это всегда лотерея. Затем пятеро суток меня везли. Дважды передавали из рук в руки. Знаете, у них какие-то самодвижущиеся повозки вроде дисколётов, никогда не встречал! И вот вторые сутки я здесь.

— Что это за место? Рынок рабов?

Слово «невольничий» на английском я забыл. Да и вопрос был несколько наивным — всё было понятно и так. Словно в подтверждение моих слов из-за стенки выглянул и злобно взглянул на меня один из тех самых парней, который был среди нападавших в джипе. Его рука была обмотана бинтами и тряпками. Именно он тащил Самиру, и именно его удалось поджарить. Получается, он всё это время сопровождал нас, сопровождал свой ценный груз.

— Да, разумеется. Это главный рынок так называемой Республики Утопия. Которая не признаётся ни одним цивилизованным государством, кроме, кажется, Зимбабве и…

Тут подсказала Самира:

— Социалистическая Республика Швабия.

— Да-да, она. В общем, северо-западное побережье Оранжевого Моря. Сюда периодически делают рейды ваши, русские, и очень редко — израильтяне. Но местные очень быстро меняют дислокацию, то уходят глубже в буш, то выходят к побережью…

— То есть шансы, что нас будут здесь искать — минимальны?

Гриллс кивнул.

— Абсолютно точно.

— Что вам ещё известно?

— Нами, насколько я понимаю, владеет частная военная компания «Серые Кхмеры» из Сиама. Они работают под прикрытием рыбных промыслов, заодно приторговывают собранным у контактных аборигенов.

В этот момент я вздохнул с небольшим облегчением. Мне вспомнилось сказанное во сне моим собеседником, доктором Кастелло, который предположил, что меня схватила Восточная клика и японские военные из Южной Полусферы Великого Процветания. Получается, это не было правдой. Получается, я говорил во сне с придуманным самим собой персонажем, а вовсе не с кем-то, обладающим способностью проникать во сны.

Либо, поправил я сам себя — собеседник всё же был настоящим, но сознательно запугивал меня или вводил в заблуждение.

Я перевёл рассказанное Самире, затем продолжил диалог.

— У нас похожая история. Наш вертолёт разбился на севере Нового Израиля.

Коротко пересказал нашему собрату по несчастью нашу историю, начиная от Новой Бессарабии, опустив подробности миссии, информацию про груз и про тот странный плотоядный цветок. Про последний я до сих пор не рассказывал даже Самире.

— А кто эти несчастные? — я обернулся к смуглым парням и на всякий случай сказал. — Салам Алейкум!

— Алейкум Ассалам, — хмуро отозвались они, а старший ещё и добавил: — Сохили Устахонхои.

И кивнул куда-то назад. Это было названием персидской колонии далеко на западе, насколько я мог помнить. Гриллс вздохнул.

— Несчастные плохо знают местные языки. Они здесь ещё дольше, чем я. Судя по всему, их волокли через весь материк.

— И кому нас продадут, вы можете предсказать?

— Вы же с вашей дамой сенситив-мэны? Я тоже. Точно не уверен, но предполагаю, что наш работорговец занимается исключительно сенсами.

— Сенсами? Я ничего не чувствую.

Гриллс позвенел цепочкой.

— И я тоже. Но тут практически все сенсы, и слуги, и даже двое наших немногословных друзей по несчастью — тоже. Так что вы вполне подходите под их категории товара. Правда, как это согласуется с тем, что всё ваше попадание сюда — цепочка случайностей…

Я кивнул.

— То же самое хотел сказать. Аборигены, которые сбили наш геликоптер, вряд ли были связаны с теми, кто нас похитил.

Наш спутник подумал, глядя на проезжающий мимо мопед с двумя колоритными ребятами в цветастых накидках.

— Знаете, мой друг, мой опыт говорит мне, что нет случайностей в Аустралии. И у тех, и у других могут быть наводчики, они могут быть и в спецслужбе Израиля.

— Так кому продадут?

— Скорее всего — японцам. Великая Полусфера, её эмиссары. Вам, кстати, повезло, по слухам — сегодня должны приехать покупатели. Не пришлось, как мне…

Нас прервал парень-абориген, пришедший с бутылкой воды и едой на сложенных лодочкой листьях — рис и какое-то незнакомое мясо.

Несолёное, неперчёное, но есть хотелось весьма. Парень работал молча, развязывал и связывал цепочки сноровисто. Заметно было, что механизм кормёжки уже давно отработан. Я жевал и думал: вот тебе и Юрьев день. Стоило подумать о том, что опасность попасть в лапы Восточной Клики миновала — как тут же оказывается, что радоваться было преждевременно.

Покупатели прибыли к обеду, и почти все они были азиатами. Сперва показался полный мужик в цветастой футболке, которого сопровождали две худые маленькие девушки в купальниках, торопливо обмахивающие его веерами. Он остановил взгляд на Самире.

Я редко ловил себя на том, что боюсь, и даже когда нас пленили — страха почти не было. Но именно когда сальные глазёнки этого жирного хмыря прошлись по выпуклостям Самиры — мне стало страшно. Страшно, что не смогу помочь, либо смогу, но будет уже поздно.

Жирдяй обратился к сиамцу-вояке, который сидел за стенкой. Жест и интонация не требовали перевода:

— Сколько?

Работорговец ответил, жирдяй скривился и снова уставился на мою спутницу. Похоже, цену заломили приличную. Самира прижалась ко мне и зашептала:

— Он спросил, сколько я стою. Боже, он спросил, сколько я стою…

— Закричи, — сказал я. — Не как тогда, а просто. Сделай что-нибудь глупое, странное.

И она закричала. Это был не тот крик, а что-то вроде фрагмента оперной арии, переходящей в слова на русском. Сиамец подбежал и грубо зажал Самире рот.

— Росья? — вздёрнул брови япошка и зашагал дальше.

Сиамец рявкнул что-то злобное, влепил пощёчину. Я выбрал французский язык, чтобы донести своё отношение.

— Si tu recommences, la prochaine fois que nous nous rencontrerons, tu mourras longtemps et douloureusement (Если повторишь — при следующей нашей встрече будешь умирать мучительно.)

Я редко разбрасываюсь подобными угрозами, потому что чаще всего они пусты и голословны, озвучиваются от бессилия. Слишком много условий, и даже если нам удастся выжить и освободиться — очень редко на просторах такого большого континента случаются встречи. Но здесь словно озарение снизошло — я точно почувствовал, что захочу найти и убить этого мерзавца.