Кандидат (СИ) - Скоробогатов Андрей Валерьевич - Страница 50

— Вот же блин. Но цивилизация же недалеко?

— Надеюсь… Вообще — по логике надо идти вдоль ручья. Он точно в море впадает, не заблудимся. Ну, как? Ты отдохнула?

— Отдохнула. И что мы теперь, без спутника пойдём?

— Без, он же убежал, — сказал я и поднялся. — Так, погоди. Нужно сделать одно дело. Посторожи вещи.

Конечно, мы за сутки после катастрофы уже не особо стеснялись подобных вещей, но я решил оправить естественные надобности подальше, используя укрытия.

Полоска растительности была всего в метров десять шириной и тянулась на метров пятьдесят. Я прошагал к кустам по краям буша: это оказался какой-то местный сорт акации, обнаружил там мелкие стручки, но пробовать не стал.

Вероятно, покажется странно, зачем я описываю этот эпизод — но причина кроется в том, что я увидел и почувствовал по завершению процесса. В центре зелёной полосы, всего в десяти шагах от меня, росло три крупных ветвистых дерева, между которыми в тени лежала стая собачьих грифонов.

И я внезапно понял, что должен идти к ним. На какой-то миг пришла мысль, что они меня позвали, хотя понял, что звали не они. Будто назойливый беззвучный голос в голове просил меня — иди, приди сюда… Это не были слова моего родного языка, будто существует какой-то странный язык, который я вдруг понял.

— Иди сюда… — пробормотал я, по видимому, сам себе.

Я шагал между кустами, потом по тенистой полянке, едва не наступая на лапы грифонов, слившихся с бурой подстилкой. Воздух вокруг был словно наэлектризован — подозреваю, что-то подобное можно было испытать, побывав на закрытом балу с сенсами от десяти процентов и выше. Прошагал мимо крупных деревьев, и там снова начались кусты — колючие, злые, но к ним так и тянуло. Дошёл до них, раздвинул руками ветви, почти не чувствуя боли от колючек. Небольшой пригорок обрывался в овраг, тянущийся к руслу реки, который, казалось, полностью зарос кустарником и завален буреломом.

Но голос, звавший меня, здесь был ещё чётче, громче, агрессивней. Теперь он не звал, приказывал каким-то резким, даже капризным тоном.

— Иди сюда! Иди.

Я закрыл глаза и через них увидел. Пульсирующий, светящийся чёрным светом большой двухметровый кокон, ветвящийся, усыпанный бутонами. Сила струилась из него широкими, мощными протуберанцами, ласкала меня, словно приятный морской бриз, и я уже почти сделал шаг, шагнул в эту бездну — но долей секунды, пока наваждение и моё внезапно открывшееся «тайное зрение» работало, я успел увидеть то, что осознал и понял только чуть позже.

Между корней этого кокона, в сплетениях лианы покоилось нечто прямоугольное, сжатое, скукоженное, в чём с трудом угадывались очертания скелета — не то ребёнка, не то хрупкой женщины. Я сумел увидеть это словно в рентгене, ещё не осознав, и моя нога была готова сделать шаг вперёд…

Как вдруг в неё через штанину вонзилось что-то острое, больное, что потащило ступню назад так, что я едва не потерял равновесие.

Я открыл глаза, отшатнулся, оглянулся. Молодой грифон — то ли Дружок, то ли похожий на него сородич схватил меня клювом и, злобно клокоча, тащил мою ногу назад. Рядом стоял ещё один, здоровый, припав вниз. Он мотал головой, порыкивал, словно говоря — «нет-нет, не надо, не стоит туда идти».

Голос ещё стучал по черепушке изнутри, меня всё ещё тянуло вниз, в овраг, но наваждение прошло. Тогда и пришло осознание, что я, возможно, спасся от неминуемой гибели, и пришёл страх. Я пересилил его, ещё раз взглянул, пытаясь разглядеть хоть что-то.

Но огромное иноземное плотоядное растение, замаскированное хитрой иллюзией, не поддалось моему трезвому взгляду. А спустя пару секунд и рассматривать стало недосуг, потому что я услышал крик Самиры.

Тот самый крик.

Друзья! Это пред последняя глава романа и последняя в этом году.

Последняя глава 3-й книги цикла и первая (первые?) главы 4-й ожидаются 3–4 января.

От себя хочу пожелать всем в наступающем году безопасного и радостного мира настоящего и увлекательных, опасных и интересных миров книжных — в них мы с вами обязательно встретимся. С новым годом!

С такого расстояния крик уже не так бил по ушам, хоть и заставил вжать голову в плечи. Затем я рванул через заросли, и стая грифонов побежала следом — не от крика, а на крик. Скоро я услышал шум двигателя и выстрелы — стреляли по грифонам, из чего-то автоматического, очередями. Вскоре я увидел их — на двух сафари-джипах незнакомой марки, вставших на противоположном берегу ручья.

Семеро. Невысокие, но крепкие, в незнакомой армейской униформе, точно не российской и не новоизраильской. Вскоре я разглядел их лица и услышал язык. Азиаты, но не японцы, японский я бы узнал — что-то вроде вьетнамского или сиамского. Водители же были темнокожие, местные. В руках виднелись ружья, а по тону и резкости движения я безошибочно понял, что они пришли отнюдь не спасать нас.

Они пришли нас убивать.

Четвероногие реликты выбегали на опушку и падали, ползли, подкошенные, мне было жалко их, и я вскользь подумал — не так часто вчерашний враг становится сегодняшним союзником. На пару секунд я затаился в кустах, выцелил того, кто показался командиром, и выстрелил — дважды. Командир упал, вояки загалдели, стали тыкать в кусты, раздались выстрелы, затем пара двинулась в мою сторону.

Я отступил, спрятался за пригорок. Проверил патроны — осталось всего три, а в голове набатом звучал главный вопрос: я до сих пор не видел Самиру.

Но уже спустя пару секунд я услышал её крик, от которого снова захотелось зажмуриться, спрятаться, припасть к земле.

Стрельба прекратилась. Впрочем, мне или показалось, или в этот раз крик был заметно слабее — по себе я знал, что невозможно подряд дважды воспользоваться навыком без потери силы.

Когда я встал и посмотрел снова — картина поменялась. Контузило не всех нападавших, один смело перешёл ручей и зашагал в кусты, как будто навык Самиры не был ему помехой. Да и водитель-абориген, похоже, как-то защитился от оглушения. Машина пришла в движение, почти заехав передними колёсами в ручей.

Из кустов послышались выстрелы — в звуке я узнал работу пистолета Самиры. Открылась водительская дверь, странное ружьё мелькнуло в руках у аборигена, сидящего на водительском сиденье, а затем послышался выстрел. Я уже едва не рванул вперёд, с готовностью разодрать всем глотки, но один из очнувшихся нападавших вдруг встретился со мной взглядом.

Я замер, поднял ствол.

В голове крутилось: может, она ещё жива? Может, сражаться ещё есть за что? Он успел крикнуть, указав куда-то своим, но моя пуля попала ему ровно в центр лба. Краем глаза я увидел, как парень, ушедший в кусты на берегу, тащит ослабшую, но ещё упирающуюся Самиру.

У меня оставался один патрон, а их выжило пятеро, но я не раздумывая вышел из зарослей. Сила буквально кипела во мне.

В голове крутилось какая-то злая, тяжёлая, дурацкая и навязчивая мелодия, которую услышал тогда на концерте «Кровавых охотников за бюрократами» в Дальноморске.

— Факел живой по арене метнулся, бурая кровь пузырится в огне. Помнишь, гадалка тебе говорила: «От платья ты примешь верную смерть!»…Черный сюртук, пропитанный маслом, Щетки и мыла не знавший давно. Лень было чистить — ну, вот и расплата: огненный дьявол пришел за тобой!…*

Ко мне уже шли, и один из нападавших перешёл ручей, поднял ствол на меня.

— Садавайтеся! — услышал я ломаный русский.

Я выставил левую руку вперёд, наставив её на того, что держал Самиру, представил, что хватаю его за шкирку, как нашкодившего щенка, и потянул к себе.

Мерзавца вместе с Самирой опрокинуло на землю, он отпустил её, и его протащило ещё три метра, на ходу он сбил вояку, шедшего в меня.

А затем на них обоих вспыхнула одежда. Заорав, они бросились в воду, неуклюже стаскивая с себя форму. Самиру не задело, она ползла в мою сторону. Но оставались ещё трое, послышались выстрелы — на это раз стреляли в меня. Я наставил ствол на третьего, держащегося поодаль. Выстрелил почти не глядя, не заметив, попал я, или нет, и только потом почуял что-то острое, воткнувшееся в ногу.