Кандидат (СИ) - Скоробогатов Андрей Валерьевич - Страница 15

Только на последней фразе я заметил, что он теребит какой-то малоприметный крохотный камушек. А следующим действием он прыгнул на нас.

Особист пересёк комнату так быстро, что я не успел опомниться. Его крепкие пальцы левой руки впились в мою черепушку, а пальцы правой руки — в череп Станимира Тадеушевича. Я инстинктивно схватился за запястье державшей мой затылок руки — оно была настолько твёрдым, словно меня прижимал к земле чугунный памятник.

В голове быстро-быстро закрутились события и лица. Зеленогорье. Секс с Аллой. Драки в самолётах, перестрелки на трассе. Полуобнажённые фото Нинель Кирилловны. Анука и её мать. Секс с Аллой. Управляющий фермой отца, которого я прижал к стенке чума. Зеленогорье. Секс с Аллой. Перестрелка на пляже. Несостоявшийся секс с Ольгой Лекарем. Анука с Антонидой Антоновной, садящиеся в подошедший катер…

Пальцы отпустили меня.

— Всё ясно, — сказал Роман Романович. — Вы из определённой организации. Как всегда в таких случаях — ваши мотивы не до конца ясны. Ждите распоряжения.

Напоследок он посмотрел на меня и как-то странно ухмыльнулся, взглянув на меня — не то с одобрением, не то с лёгким презрением. Я откинулся на спинку стула, тихо матюгнулся, растирая виски.

— Тише! — цыкнул на меня Станимир Тадеушевич. — Здесь наверняка слушают.

— Я не думаю, что из-за непечатной лексики со мной что-то сделают.

— Вы, в конце концов, дворянин, — проворчал Станимир Тадеушевич. — Негоже уподобляться люмпенам.

Я снова принялся за журнал, но чтение вышло бессвязным — после такого «церебрального изнасилования» ворочать мозгами получалось тяжело. Выбрал наименее нагруженный информацией материал: историю о конкурсе красоты среди работниц правоохранительных органов Поморья. Вглядевшись в коллективное фото в купальниках, достаточно скромных, как мне показалось, заметил, что взгляд зацепился за невысокую блондинку в очках.

— Значит, он всё понял. Что документы — фальшивка. Почему он ухмыльнулся? — всё же спросил Станимир спустя пару минут. — Что он увидел?

— Нескольких… девушек, скажем так.

Станимир сухо кивнул, потянул за воротник рубашки.

— Надеюсь, увиденное подняло ему настроение. И решение будет положительным.

— Думаете, он сам будет принимать решение? Мне кажется, он пошёл консультироваться.

— Тогда всё становится сложнее.

— Я не до конца понимаю, как Тайная полиция относится… к нам.

Поморский коллега отца усмехнулся.

— Если бы я понимал. Наверное, она относится также, как относятся друг к другу два соперничающих за одну прекрасную даму молодых корнета. Которые при этом служат в одном полку.

— Кто прекрасная дама? — спросил я, хотя ответ был очевиден.

— Государство. Отечество. Народ всероссийский. Ну, или императорский двор. По сути, и Тайная Полиция, и наша… организация занимаются всеобщим благом. Только несколько разными, пусть и противоречащими друг другу способами.

— В таком случае — будем надеяться, что наши цели тут совпадут.

Роман Романович вернулся не более, чем через десять минут, хотя они по ощущениям растянулись на полчаса. Пододвинул стул чуть поближе, сел прямо напротив меня, расстегнув пиджак и скрестив руки над коленями.

— Эльдар Матвеевич, — обратился ко мне он. — Имя Иннокентий вам о чём-нибудь говорит?

— Прекрасное имя, — ответил я. — Да, знаком.

— В таком случае, у меня к вам единственный вопрос — расскажите, кто она? Ну, и зачем она вам.

Мы переглянулись со Станимиром Тадеушевичем.

— Это долгая история.

— Ну уж поделитесь. Вы имели наглость врать нам в лицо, показывая поддельные документы. При этом просить у нас помощи. Вы же понимаете, что мы можем всё проверить. Конечно, вам повезло нарваться на мою смену… Мда. Ну, так вы будете рассказывать?

— Она моя крепостная, — сказал я. — Анука Анканатун. Подаренная отцом, из его, отцовской фермы в отдалённом поселении в Зеленогорье. Последние полгода мои давние друзья, связанные с мафиозной группировкой «Единороги» проявляли к ней нездоровый интерес. Пытались сжечь мой дом, устроили автокатастрофу, перестрелку в момент, когда её увозили — и так далее.

То, что автокатастрофу устроил кто-то другой, например, Светозар Михайлович — я умолчал.

— Так. То есть вы защищали свой двор. Это разумно. И может потребовать экстренных мер. Вы не догадываетесь, почему они ею так интересуются?

— Высокий уровень сечения, я полагаю.

— О. Вы знаете, что в данном случае вы нарушили положение Сословной Комиссии о перемещении высокосенсетивных крепостных между губерниями от девяносто девятого года? Что об этом необходимо было докладывать в несколько инстанций, в том числе нам? И что за это ответственность вплоть до уголовной?

Холодок пробежал по спине. Станимир Тадеушевич аж побелел от страха. Ещё бы — решение идти в Тайную Полицию было предложено им, и он то ли не нашёл ничего лучшего, то ли просто не подумал обо всех рисках и тоже не знал об особом порядке.

— Честно говоря — не догадывался даже.

Роман Романович вздохнул.

— Высокий — это насколько?

— Шесть и семь, насколько помню. Нет телефона под рукой, так бы посмотрел в «Моём дворе».

— Ну, слава богу. Да, высокий. Да, за такой могут охотиться. Но ниже семи с половиной. А значит, что под действие закона вы не подпадаете.

На этих словах я впервые задумался. Вспомнил, как Анука в одиночку усыпила целый порт. Как усилила меня в момент лечения. Точно ли у неё шесть и семь процентов, всего на полтора процента больше моего? И может ли быть два с лишним навыка у четырнадцатилетней девочки при таком высоком, но не запредельном показателе?

— Вы задумались, — поймал моё выражение Роман Романович. — Я бы мог сейчас снова залезть к вам в голову, но я я догадываюсь о чём. Представим, что я ничего не заметил и ни о каких подлогах и медицинских ошибках не знаю. Ваше досье выглядит достойным. Хотя я всё ещё не понимаю мотивы. Сберечь? Спасти? Либо, может быть, личный интерес по выращиванию хорошего генофонда для дальнейшего высокопородного разведения?

Я покачал головой.

— Нет, мне неприятны разговоры о таком. В первую очередь, у меня возникло желание её защитить. Я сам имел в прошлом неосторожность похвастаться наличием такого… актива. Отчего преступные группировки и проявили к ней повышенный интерес. И считаю необходимым это исправить. Кроме того…

— Кроме того, вас кто-то попросил об этом. Как правило, такую ответственность за полезных крепостных проявляют родители молодого дворянина. Но вы же понимаете… Что теперь вы потеряли этот актив. Что по документам Анука пропала без вести, а девочка теперь совсем другой национальности, и её зовут…

— Анканы, — подсказал Станимир Тадеушевич.

— Да. И что теперь она не крепостная. Это значит, что цель подобного переезда и перепрятывания — либо чисто-альтруистическая, либо какая-то очень сложная и прагматическая, и вы просто о ней не знаете. Дайте угадаю. Вы… кандидат? Кажется, так это называется.

— Кандидат, — я кивнул. — И очередь моя, насколько могу судить, ещё не очень скоро.

— Ясно. То есть, вы не знаете. А вы, Станимир Тадеушевич?

Я посмотрел на лицо коллеги отца. Он нахмурился, поджал губы.

— Интерн.

— То есть это ваше инициационное задание? Вам кто-то приказал помочь? Кто именно?

— Послушайте, — сказал я, не дожидаясь ответа Станимира. — Мы вам сообщили и так достаточно информации. Мы раскрыли свои мотивы. Да, нам порекомендовали её вывезти. Кто точно попросил, кому это интересно — меня не волнует. Главное — что это важно мне. Мне совершенно не хочется, чтобы ребёнок попал в руки к «Единорогам», Строгановым или хрен пойми кому…

Роман Романович теперь не смотрел на меня. Он ждал ответа Станимира, сверля его зрачками. Тот молчал секунд тридцать, затем сказал коротко:

— Лоза. Скорее всего.

Особист вздёрнул бровью, поднялся со стула, затем махнул рукой.