Настоящий Американец - 4 (СИ) - Живцов Николай - Страница 16

Вертолет тоже порадовал. Это был новенький Bell 47, выкрашенный в цвета Alfa-Romeo и нес на бортах эмблему нашего автозавода — чем больше пиара, тем лучше.

Мы не прогадали, наше появление заметили все. Особенно возмущалась Вайлетт. Видите ли, пока она, превозмогая головокружение, тащилась по серпантину, я без всяких треволнений прибыл сюда по воздуху! И кто я после этого? Конечно же бессердечная скотина! И вот теперь гордая итальянка изображала из себя Снежную королеву. Даже шубу словно специально для данного образа подобрала — та была абсолютно белоснежной.

Отвести от ее совершенного профиля взгляд помогли звуки фанфар. Одновременно в горах взвились в небо цветные дымовые ракеты — церемония открытия началась.

Заиграл марш и на покрытое коврами ледяное поле стадиона вышла колонна знаменосцев с белыми знаменами с пятью переплетенными кольцами. Мимо трибун начали проходить делегации тридцати двух стран. Советская сборная была среди них, она впервые принимала участие в Олимпийских играх.

Четыре года назад советские спортсмены открыли свой счет на летних олимпийских играх, и стали на них главным открытием, заняв второе общекомандное место. Сегодня же они стартовали на зимних играх. Всё это я почерпнул из информационной брошюры, организаторы щедро раздали их ВИП-гостям.

Советы на параде выделялись. Если все остальные спортсмены радовались жизни и приветствовали зрителей, то наши были максимально сосредоточены и погружены в себя. А их пальто и шапки, абсолютно одинаковые, резко контрастировали с одеждой всех остальных сборных.

Сразу вспомнилась война, которая закончилась всего несколько лет назад, а многие из советских спортсменов прошли ее или трудились, не щадя себя, в тылу. Казалось, что они все еще там, что тяжелые годы для них еще не закончились. И я знал, что это действительно так. Для России и особенно для русских людей плохие времена еще не миновали. Русским еще многое придется пережить. Советская власть выжмет из них все соки, обустраивая национальные республики, а самих их заставит прозябать в нищете.

Вспомнился мне и Хрущев, приложивший к этому руку. Только за реформу совнархозов его стоит прихлопнуть. Жаль, пока не могу. Пока мне изменения истории не нужны, я еще недостаточно заработал и не все бизнес-проекты осуществил. А без денег и власти, которую они дают в мире капитализма мои планы окажутся под угрозой срыва. Я этого допустить не могу. Но по носу я Хруща щелкну, и ощутимо щелкну. Сообщение о начале реставрационных работ в Екатерининском дворце в западной прессе так и не появилось. А раз он там сейчас главный, вот пусть и отвечает за всех. Нужно показать верхушке СССР что с дядюшкой Вангом шутки плохи, что его требования должны исполняться неукоснительно.

Ну, а что касается советских спортсменов, то у меня есть идея как порадовать и их. Но эти подарки им понравятся. Если, конечно, их у них не отберут при возвращении на Родину.

— Какой кошмар! Боже мой! — итальянки одновременно схватили меня за руки, выдернув из мыслей. Я так в них погрузился, что пропустил торжественную речь президента Италии.

— Что там? — проследил я за направлением их взглядов.

Оказалось, факелоносец выронил из рук факел, и тот потух.

ВИП-ложа заволновалась. Зрители на трибунах повскакивали с мест? На верхнем четвертом ярусе, где разместились журналисты и фотокорреспонденты засверкали фотовспышки. Но организаторы быстро исправили ситуацию, факел вновь зажгли и итальянский чемпион по конькобежному спорту Гвидо Кароли все-таки добежал до чаши и зажег Олимпийский огонь над стадионом.

По сравнению с теми церемониями открытия, которые я видел по телевизору и на которых лично присутствовал, например, в 2010 году в Ванкувере и четырьмя годами позднее в Сочи, эта церемония скорее напоминала детский утренник, как в плане организации, так и по количеству участников. И дело было не только в том, что сейчас шел 1956 год, когда технические возможности ограничены. Главным было то, что у сегодняшнего МОК мало денег. Если уж я, со своими снегоходами оказался одним из крупнейших спонсоров олимпийских игр, то становится понятно, что никаких миллионных контрактов у МОК нет и близко.

Но в целом всё было узнаваемо. Стадион, зрители, парад атлетов, коих набралось всего 821 — 687 мужчин и 134 женщины, о чем я тоже вычитал в буклете, Олимпийская клятва и зажжение олимпийского огня. Правда, с последним произошла накладка.

Еще одним отличием этой церемонии от будущих было то, что она заняла всего лишь чуть больше часа. Так что при минус пяти градусах по Цельсию мы не успели замерзнуть.

Спортсмены отправились отдыхать или готовиться к соревнованиям, а меня, как и часть ВИП-гостей ждала большая вечеринка в честь открытия Олимпиады, которую устраивал самый крупный спонсор Олимпиады, после государства Италия, французский химико-фармацевтический гигант «Rhône-Poulenc».

В будущем эта компания разделится. Та её часть, которая занимается промышленной химией войдёт в структуру бельгийской Solvay, которая здорово поднимается на эксплуатации пока еще бельгийского Конго, а фармацевтическая часть вольется в Sanofi.

Сама вечеринка проходила в месте, которое абсолютно диссонировало с царящей на играх провинциальной атмосферой. Это было самое настоящее хай-тек здание, построенное на вершине одной из окрестных гор и вынесенное на больших металлических сваях вперед, от чего под ногами у гостей открывался вид на Олимпийскую деревню, горнолыжную трассу и трамплин для прыжков. Здание было полностью прозрачным, построенным из сверхпрочного пластика и такого же стекла.

Рядом с ним были оборудованы вертолетная площадка, стоянка для аэросаней и снегоходов, а также проведена линия фуникулера.

Сами аэросани, которые и явились основным способом доставки зрителей к отдаленным Олимпийским объектам сильно отличались от тех машин, на которых я катался здесь же год назад. Они были намного комфортнее, с теплой кабиной, наподобие автомобильной, куда помимо водителя помещалось еще три человека. На сразу пяти аэросанях, припаркованных возле дома я увидел эмблему всё той же «Rhône-Poulenc». Похоже их построили французы или, как минимум, приложили руку к созданию кабин.

Внутри здания царила роскошь.

Когда швейцар принял у меня и моих спутников, Алессандры и Винченцо, верхнюю одежду, мы прошли в банкетный зал, тот самый где пол и потолок были прозрачными. Выглядело все просто потрясающе.

Едва я взял у официантов шампанское и тарталетку с икрой, как с удивлением услышал рок-н-ролл в исполнении пианиста и просто не смог не подойти поближе к концертному роялю. Играл на нем мой старый знакомый — Дон Ширли, пианист-виртуоз, который с успехом выступил на первом в мире музыкальном рок-фестивале под Бостоном.

Он тоже меня узнал и в качестве приветствия помахал мне рукой, я отсалютовал ему фужером.

— Кто это? — спросила меня Алессандра. Ее дядя откололся от нас после того, как мы вошли в зал, а вот девушка предпочла держаться подле меня. Повторюсь, я был только рад такой красивой спутнице. На вечер девушка выбрала платье из зеленого бархата, цвет которого подчеркивал ее кошачьи глаза, которыми я и любовался.

— Фрэнк Уилсон! — между нами с Алессандрой возникло неожиданное препятствие — совершенно очаровательная блондинка, и сколько восторга было в ее голосе и взгляде, устремленном на меня, что я чуть не схватил ее в охапку и не убежал с ней в отель, чтобы там разорвать ее ярко-красное платье.

Алессандра что-то почувствовала и напомнила о себе покашливанием.

— Ты меня не помнишь? Мы в том году летели вместе в самолете. Милен Демонжо, — напомнила она свое имя.

— Конечно помню, но вроде бы ты собиралась сниматься в Голливуде? — не без удовольствия рассматривал я стоящую передо мной девушку.

— Пока не срослось. Вернулась во Францию и получила работу в «Rhône-Poulenc», теперь я рекламирую их продукцию.

— Промоутер что ли? — опешил я. Куда-то не туда история свернула. Демонжо вроде должна стать известной актрисой.