Я хочу быть тобой (СИ) - Дюжева Маргарита - Страница 55

Мамаша снова разочаровала, но это как раз ожидаемо. Примчалась, глаза на выкате, на башке хер пойми что, позорище. И начала, как обычно: как можно, да что же это ты делаешь, да как ты могла с Милой так поступить.

Овца тупая. А что мне еще оставалось делать, если она не в состоянии обеспечить мне нормальную жизнь? Погрязла с своем огороде, банках, заготовках, и меня в этом хотела утопить. Даже не спросила, а хочу ли я этого? Только рычала, то нельзя, се нельзя, денег нет, скромнее надо жить, по средствам. Так шла бы на вторую работу, чтобы средств больше было. На третью! Ладно папаша помер, когда я мелкая была, а она-то жива и здорова, как лошадь. И это ее святая обязанность обеспечивать своего ребенка. Поменьше бы говнялась и гордую из себя строила, глядишь бы и в столицу бы к любимой Милочке напросилась. Жили бы в хорошем доме, может даже мужика бы с деньгами нашла. Она, конечно, чуханка неухоженная, но не уродина. Отмыть, накрасить и сойдет.

Хотя, о чем я? Какой мужик? Она даже не смогла с Милой договориться, чтобы та вытащила меня из КПЗ. Еще и ляпнула под конец, что я ее очень сильно разочаровала, и что за плохие дела надо расплачиваться.

Зашибись. А то, что она меня всю жизнь разочаровывает — это нормально? За это кто будет расплачиваться? Лучше бы в роддоме оставила, и то толку было бы больше. Хоть бы квартиру от государства поучила.

И никто! Ни одна тварь не хочет меня понять и пойти навстречу. Ни с того ни с сего, я вдруг изгоем оказалась. В суде пыталась объяснить, что имею право, что мне полагается, но на меня все смотрели как на дуру. Я, между прочим, школу с медалью закончила и на бюджетный поступила. Почему об этом никто не помнит?

Вдобавок адвокат достался тупой, как пробка. Бесплатный! Потому что на платного никто не потрудился дать денег. Конечно, Зайка ведь никто, Зайка насрано.

Мало того, что сам ничего не может, так еще и каких-то специалистов пригласил. Для разговора.

Тут работают одни бесчувственные чурбаны и хамы. Они не слышат меня и, хотя я русским языком говорю, что не хочу никуда идти, все равно отправляют к этим горе-специалистам.

Заводят в кабинет, где меня поджидают трое — двое мужчин и женщина с некрасивой прической. Почему-то на них белые халаты.

Елки в этом году у нас нет. Купили несколько веточек, для праздничного аромата, повесили три шарика и огоньки, а целое дерево ставить некуда.

У нас ремонт и переезд.

Вернее, сначала переезд, а потом ремонт.

С таунхасом было связано слишком много плохих моментов, и ни я, ни Вадим не хотели там оставаться. Стоило переступить порог некогда любимого дома, и накатывало ощущение будто стоишь по колено в грязи, будто все, чего касалась рука или взгляд Зайки покрыто слоем зловонной слизи.

Мы как в тумане прожили там почти месяц, а потом не выдержали и продали. Без сомнений, без сожалений, со всей мебелью, техникой и ворохом дурных воспоминаний. Я даже все свои вещи сдала в приют для бедных. Вплоть до трусов.

Кто-то скажет, что это глупости, что вещи — это просто вещи, а я страдаю херней, но мне стало легче после того, как избавилась от барахла. На нем была печать чужой зависти.

Мы купили квартиру на другом конце города. Просторную и светлую. С большой гостиной, гардеробной, кабинетом и местом под детскую. Даже под две детский, потому что после сына, который в скором времени родится, хотим еще дочку.

Ремонт гнали изо всех сил, чтобы завершить до рождения ребенка, но до Нового Года успели привести в достойный вид только кухню, в остальных помещениях царила разруха — голые стены, стройматериалы, какие-то мешки, рулоны, хлам.

Не несмотря на это, праздничную ночь мы решили провести в нашем новом доме. Без изысков, по-простому. Я бы даже сказала, по старинке. Оливье, селедка под шубой, горячее в горшочках и гора мандаринов.

— Когда ремонт закончится, я куплю телевизор во всю стену, — ворчит муж, когда мы устраиваемся на надувном матрасе перед экраном ноутбука.

— И кресло-качалку, — кряхчу я, пытаясь сесть поудобнее. Хотя мне еще ходить два месяца, все равно как козочка не поскачешь. Тяжело.

Беременность была непростой. Сказались стресс, нервная встряска, которую нам всем устроила Зайка, сложный период восстановления семьи. Несколько раз я оказывалась на сохранении, поэтому приходилось беречься с особой тщательностью. Вадим очень пристально следил за тем, чтобы я не перенапрягалась и сдувал с меня пылинки, как с самой большой драгоценности, а я каждый вечер говорила спасибо, за то, что он со мной.

Его измена…не была изменой в привычном смысле этого слова. Это был чудовищный фарс, игра девочки, не знающей берегов и пользующейся нашим доверием.

К счастью, мне хватило мозгов принять это, а также то, что во всем случившемся моей вины, гораздо больше, чем его.

Зайка для него была просто племянницей жены. Ему, как и мне, застелила взгляд уверенность в том, что это маленькая девочка, родственница. Он, как и я, не увидел, не почувствовал в ней опасности.

Но я-то должна была почувствовать. Довериться тому самому женскому чутью, послушать подругу, которая со стороны лучше видела, чем я, варившаяся в самой гуще. Да многое можно было сделать и понять, ведь сигналов было предостаточно. Но я была слепа. И именно моя слепота едва не привела к краху.

У нас в бокалах сок. Мне нельзя даже игристое, а Вадим, после того случая с Зоей больше не притрагивается к спиртному. Для него это теперь табу.

У нас теперь вообще много табу. На родственников. На тех, кто может заходить в наш новый дом. Это наше гнездо, которое мы отстраиваем с нуля, и посторонним тут места больше нет. Это касается и всей нашей жизни в целом.

После поздравлений и боя курантов, звонит Нина.

Нам удалось сохранить с ней сестринские отношения. Конечно, не такие как прежде, когда между нами не было Зайкиной зловещей тени, но все-таки мы общались, поздравляли друг друга с праздниками и говорили на отвлеченные темы, старательно обходя опасные моменты.

Нина несколько раз просила меня помочь Зайке, но, когда та прилюдно послала ее в зале суда и принялась орать, что это не она должна сидеть за решеткой, а никчемная мамаша, по вине которой все случилось, у сестры внутри что-то сломалось. Взгляд потух, и больше ни слова не прозвучало о том, что Зайка маленькая, несмышленая, что Зайку надо пожалеть.

Она не жалела никого.

— С новым годом, Мила, — тихо произносит сестра, — счастья вам, взаимопонимания и хороших людей рядом.

— Спасибо, Нин. И тебе всего самого хорошего и светлого.

— Ниночка… — звучит на заднем плане, прежде чем сестра успевает прикрыть динамик.

До меня доносится какое-то шуршание и недовольный шёпот.

— Поздно, — губы сами растягиваются в улыбке, — я все слышала.

— Мил, — смущенно бубнит Нина, — я тут…подумала…почему бы мне не попробовать что-то изменить в своей жизни… Мужчину встретила. Вернее, я его давно знала, но как-то отмахивалась, шанса не давала. Все не до этого было…

— Не оправдывайся, Нин. Ты заслужила свое счастье. И если он может тебе его дать — бери не раздумывая.

— Спасибо, Мила, — она мнется, — как у вас с Вадимом?

— С Вадимом? — перевожу взгляд на мужа, который сосредоточенно выковыривает селедку из-под шубы, — все хорошо.

Он поднимает на меня вопросительный взгляд.

Я улыбаюсь и одними губами произношу «Я тебя люблю».

Наша история в последний год была сложной и некрасивой. Мы прошли испытание Зайкой, хлебнули на двоих большой ложкой из зловонной лужи, но нашли в себе силы оставить ее в прошлом и вместе идти в будущее, поклявшись друг другу что больше никого и никогда не подпустим к нашей семье.

Есть он, я, наш ребенок — это то, ради чего хочется жить и то, ради чего можно сразиться с целым миром. С любым врагом, даже если этот враг коварно прячется под личиной тех, кому доверяешь.

После разговора с сестрой у меня на душе становится легче, будто слетает большой камень, незримо давящий все это время. Да, я чувствовала вину перед ней, за то, что мы довели дело до конца и засадили Зайку по полной. Видела немой упрек во взгляде, но иначе поступить не могла. Оставить племянницу безнаказанной? Ни за что! Она не жалела никого, так почему я должна была жалеть ее?