Я хочу быть тобой (СИ) - Дюжева Маргарита - Страница 52

— Я спросил, что здесь происходит.

Зайка переводит затравленный взгляд то на меня, то на моего мужа. Потом с сипом стягивает воздух в легкие и перехватывает пистолет обеими руками, все так же направляя на меня.

— Не подходи. Выстрелю

Вадим раздраженно дергает бровью:

— Я и не собирался. Объясни, какого хрена я должен бегать по всему городу и искать тебя?

Он наезжает на нее! Сходу и совсем не так, как можно было ожидать.

— Я тебе звонил, почему телефон не доступен? — снова обращается к ней, а меня будто и вовсе не замечает.

Это так странно, что у меня напрочь пропадает дар речи.

— Я…я… — она нервно сглатывает, — телефон потеряла.

Бросает на меня сердитый взгляд, но я молчу, ничем не выказывая, что находила ее мобильник. Вернее, мой мобильник.

— Так пришла бы на работу! Где меня найти — знаешь. Почему я должен думать, где тебя черти носят и переживать?

— Ты переживал обо мне? — пищит Зайка.

— Что за глупые вопросы? Я как дурак два вечера подряд у твоего подъезда сидел, ждал, когда соизволишь объявиться. Это, по-твоему, нормально? Я не мальчик, который будет бегать за тобой роняя тапки.

— Ты…ты… — выдает на выдохе, — хочешь отобрать у меня пушку!

— Я? — удивленно поднимает брови, — вообще-то, я пришел сказать Миле, что развожусь с ней, а заодно собрать вещи.

Я аж дергаюсь, услышав такое слова. Зайка подмечает эту реакцию и растеряно облизывает губы. Ее взгляд бегает от меня к нему и обратно:

— Не верю!

— Зашибись, — хмыкает он, — Знаешь, если не хочешь больше встречаться — так и скажи. Только не надо пудрить мне мозги беготней и игрой в прятки. Не хочешь?

— Хочу! — выпаливает она и краснее до кончиков волос.

— Значит, заканчивай страдать херней, убирай свою игрушку и пошли, — протягивает ей руку.

Зайка делает шаг навстречу, но спотыкается и замирает. Не может до конца поверить в свое счастье.

Я тоже не верю. Не понимаю, что делает Вадим.

— Что опять? — спрашивает совершенно обыденным тоном, будто его вообще не смущает происходящее, — Хочешь стрелять? Вперед! Только учти, что тут кругом камеры, и когда тебя посадят — я ждать не стану.

Она испуганно крутит головой, пытаясь обнаружить объективы.

— Где они? — в голосе паника, — я не вижу!

— Хочешь променять красивую жизнь на тюрьму? — Вадим продолжает давить, — Нет? Тогда давай быстрее. Ты же знаешь, я человек занятой. Нам еще надо купить тебе новый телефон.

— Какой? — в голубеньких глазках зажигается жадная искра.

— Я откуда знаю какой? Придем в салон, покажешь, какой надо. Идешь?

— Д-да, — она сковано заправляет грязную прядь за ухо, — Но она… она же скажет, что я приходила…

Вадим переводит на меня грозный взгляд:

— Ничего она не скажет, если не хочет оказаться с голой жопой на улице. Будет молчать, как миленькая. Так ведь? — смотрит на меня в упор.

У меня очень кстати скапливаются слезы на ресницах. Смахнув их ладонью, едва слышно шепчу:

— Так.

Зайка приходит в очевидный восторг:

— Я же говорила, что я лучше! Говорила!!!

— Никто не спорит. Идем.

— Я лучше, — повторяет Зойка как заведенная, щеки лихорадочно горят, — и телефон у меня будет лучше, и дом. И машина. Ты купишь мне машину?

— Только когда буду уверен, что ты умеешь хорошо управляться с рулем, — проявляет заботу мой муж.

— Я буду стараться, — она преданно кивает. Быстро-быстро, как болванчик, — а гардероб у нас дома будет?

— Понятия не имею. Встретишься с дизайнером и обсудишь все тонкости.

Зайка пищит от восторга, но потом ее взгляд утыкается в мой живот, и она мрачнеет.

— Как же ребенок? Тебе придётся содержать его?

— Конечно, — серьезно кивает Вадим, — ты же не думаешь, что я его брошу? Он не виноват, что Мила его мать.

Зоя упрямо поджимает губы, но спустя миг буквально расцветает, и в ее глазах появляется фанатичный блеск:

— Мы можем забрать его себе. Готового! И тогда мне не придется рожать. Портить фигуру.

Вадим задумчиво трет бровь:

— Хорошая идея, надо обговорить с юристами.

— Да, — выдыхает она с совершенно невменяемым видом, — пусть сделают так, чтобы она и близка к нему подойти не могла. У тебя ведь есть хорошие юристы?

Она напрочь забывает о том, кто он по профессии, потому что теперь у нее новый пунктик — мой ребенок. Ее аж подкидывает от гениальности собственной идеи. Смотрит на мой живот с таким вожделением, что я невольно отступаю и прикрываюсь руками.

— Ничего. Не долго тебе осталось с ним.

Вадим тем временем уже уходит в прихожую и оттуда доносится его нетерпеливый голос:

— Ты идешь? Мне некогда!

Зайка совершенно по-детски показывает мне язык и, размахивая пистолетом, как воздушным шариком, с дурной улыбкой бежит следом за моим мужем.

Я боюсь пошевелиться. Слушаю, как они переговариваются, планируя совместный отдых, а потом выходят на крыльцо. Дверь за ними захлопывается.

Пять секунд тишины. Потом какая-то возня и возмущенный вопль зайки.

А следом выстрел, от которого закладывает уши.

Голова идет кругом, а колени становятся пластилиновыми. В последний момент успеваю схватиться за стол, иначе бы рухнула прямо на пол. Дышу с хрипами, перед глазами темная пелена, не могу шевелиться, с трудом удерживаясь в сознании.

Эхо выстрела до сих пор звенит в ушах.

Зайка все-таки нажала на курок?

Она убила его? Она…

Сквозь пелену, обволакивающую со всех стороны, доносится шум, истошные визгливые вопли племянницы, захлебывающейся в истерике, и мужские голоса. Среди которых слышу Вадима.

Живой… Боже, спасибо, что он живой.

И очень злой.

Хочу выйти к ним, убедиться, увидеть собственными глазами, что все в порядке, но не могу сделать и шага. Что-то внутри меня ломается, с надрывным треском рассыпаясь на осколки, какая-то часть, которая позволяла держаться наплаву в последние полчаса.

Я плавно сползаю на пол, обхватываю живот руками и начинаю реветь, повторяя как ненормальная:

— Все позади, все позади, все позади.

Раздается нетерпеливый стук в дверь, а я даже не могу отреагировать. Меня захлестывает темной волной, унося все дальше и дальше.

Стук превращается в размытый гул. Кажется, Вадим, воводя Зою на улицу, захлопнул дверь на замок. Надо открыть

Это последняя мысль, которую я успеваю ухватить. Измученный организм говорит, все, хватит, отъезжаем, и меня отрубает.

Прихожу в себя, когда за окном уже глубокая ночь. В гостиной, на диване, укутанная в мягкий плед, с любимой подушкой под боком. Неподалеку, на неразложенном кресле спит Алиса. Ноги закинула на один подлокотник, спиной ко второму, плечом — в спинку, голова безвольно упала на грудь. Наверное, ей неудобно. Я хочу ее позвать, но в горле такая засуха, что голос подводит. Издаю невнятное бульканье и захожусь в едком кашле, от которого она и просыпается.

— Привет, — распрямляется со стоном, разминает шею и выглядит очень потрёпанной.

Впрочем, вряд ли я выгляжу лучше. У меня такое ощущение будто меня катком переехало и размотало тонким слоем

— Ты как? — она протягивает стакан с водой.

Жестом обозначаю ни то ни се, хотя это и близко не стоит с реальным положением вещей.

— Вадим?

— Все в порядке. Стрелок из Зайки оказался никакой, даже вскользь не зацепила. Он ее обезоружил, она попыталась сбежать, но тут уже подпели остальные. И Карпов. И Зотовские ребята.

— Где он?

— В участке. Они все там, и вряд ли скоро вернутся. Ты бы видела Вадима. Он был в такой ярости, что мужикам пришлось его утихомиривать. Кажется, твой муж полон решимости закопать Зайку и всех, кто ей помогал.

Я отдаю ее опустевший стакан и аккуратно сажусь. Вроде не штормит, и живот спокойный, только в висках ломит от боли. Изрядно потрепана, но не побеждена.

Алиса замечает тревожное прикосновение к животу: