Я хочу быть тобой (СИ) - Дюжева Маргарита - Страница 33

Именно поэтому не делаю вид, что все в порядке и не гашу конфликт на начальной стадии. Зайка уже не маленькая и должна понимать, что у всего есть предел и существуют границы, которые обязаны соблюдать даже любимые родственники.

— И ты решила надеть его без спроса? — вопрос звучит строго и жестко.

Она дергает так, будто я влепила ей пощечину, в красивых глазах растерянность.

— Я просто…заскучала пока ждала. Не удержалась и решила примерить.

— Чтобы не скучать, надо заранее звонить и предупреждать о том, что хочешь придти в гости, а не пробираться тайком, а потом слоняться без дела и изнывать.

У нее вытягивается физиономия:

— Но тогда бы не получился сюрприз. Я хотела, чтобы ты пришла, увидела тортик, порадовалась.

— Спасибо. Но я еще вчера сказала, что буду весь день в больнице. Я вообще могла сегодня не появиться, или у нас с мужем могли быть свои дела. Так что сюрпризы сюрпризами, но надо думать прежде, чем такое устраивать.

— Прости, — смиренно опускает взгляд, — мне казалось, будет весело.

Я строго качаю головой:

— Ничего веселого. Так делать нельзя. И уж тем более нельзя без спроса мерить чужие вещи. Ты не в детском саду, где все игрушки общие. Должна понимать.

— Понимаю, — шмыгает носом, — я сглупила. Надо было позвонить и узнать точное время, когда ты появишься дома.

По красным от стыда щекам катятся слезы.

Будь я в другом настроении, я бы непременно пожалела бестолковую Зайку, которая хотела сделать приятное, а в итоге получила нагоняй. Возможно, просто бы погрозила пальчиком, не заостряя внимания на этом инциденте, но сегодня с жалостью плохо.

— Больше так никогда не делай. Договорились?

Она тихо всхлипывает и кивает, не поднимая на меня взгляд.

— Переодевайся. Жду тебя внизу.

Она спускается ровно через минуту. В своих драных джинсиках и маечке:

— Я повесила платье обратно.

— Хорошо.

На самом деле ничего хорошего. Я собираюсь сдать его в химчистку. Потому что оно грязное. Не снаружи. Внутри. И это гораздо хуже.

Снова передергивает.

Меня зацепила эта тема, мне неприятно, но это всего лишь платье, и я больше не заостряю на этом внимание.

— Давай пить чай.

— Я тебе помогу.

Зайка всеми силами старается загладить свою вину. Прыгает вокруг меня, как собачонка, сама ставит кружки, сама убирает. Даже крошки со стола стирает после того, как чаепитие заканчивается. И смотрит так преданно, взглядом вымаливая прощение, что сердце у меня все-таки тает.

— Ты больше не сердишься? — в голосе племяхи отчаянная надежда.

— Нет. Но больше так не делай.

— Никогда, — бросается мне на шею и крепко обнимает, — я все поняла. Никаких сюрпризов.

— Ну и славно, — обнимаю ее в ответ, — Вадим скоро придет. Дождешься?

— Не-е-е, — тянет она, — не хочу вам мешать. Пойду.

Мне действительно устала и хочу отдохнуть, поэтому не отговариваю ее и не прошу задержаться. Вместо это провожаю в прихожую, наблюдаю, как она завязывает шнурки на кроссовках, как поправляет волосы и крутится перед зеркалом в полный рост.

Эта картинка бьет по нервам.

— Зай, — сдержано улыбаюсь, — оставь, пожалуйста, ключи. Мне кажется, они тебе больше не нужны.

Секундная заминка.

— Да-да, конечно, — она лезет в сумочку. Тонкие пальчики трясутся. Нащупав связку, достает и протягивает мне, — вот.

Снова беспомощность в кукольных, по-детски распахнутых глазах. Мне на миг становится неудобно, но я вспоминаю ее в моем платье, посреди моей гардеробной, в моем доме, без моего ведома и присутствия, и все неудобство мигом отпадает. Мне таких «сюрпризов» больше и даром не надо.

Я забираю ключи и, чтобы как-то смягчить этот момент, произношу:

— Наши двери всегда для тебя открыты, Зай. Ты же знаешь. Звони в любой момент.

— Спасибо, Мил. Ну я пошла?

— Иди.

Она старательно скрывает свои эмоции, но я чувствую ее обиду.

А еще облегчение, когда она, наконец, уходит.

Сквозь опущенные шторы наблюдаю за тем, как племянница, понуро опустив голову, пересекает двор и выходит за ворота.

В груди как-то неспокойно, давит. Я пытаюсь убедить себя в том, что ничего страшного не произошло, просто молоденькая девочка не устояла перед красивым платьем… Но я ведь совсем недавно была в ее возрасте, и мне даже в голову бы не пришло без спроса влезть в чужой шкаф и напялить на себя чужую вещь без разрешения хозяина.

Что это? Дикая наглость? Или простота, та самая, которая хуже воровства? Или может это я так себя вела, что ей показалось, будто все можно?

Не знаю. И мне, если честно, не очень приятно об этом думать.

Я поднимаюсь наверх и нахожу среди вещей розовое платье. Внезапно оно растеряло все свое волшебство и выглядит простой, уже изрядно поношенной тряпкой. В межреберье колет разочарованием.

— Зайка, блин…

Закидываю его в стиральную машинку, запускаю самый долгий цикл, а надежде что это смоет ощущение испорченности, а сама возвращаюсь в гардеробную и навожу там порядок. У меня паранойя, мне кажется, что все не на своих местах.

Этими разборками я занимаюсь вплоть до приезда мужа домой. Пока он заводит машину в гараж, я поспешно вешаю последние вещи на плечики и спускаюсь вниз одновременно с тем, как открывается входная дверь.

— Привет! — тянусь за поцелуем и, закопавшись в любимые объятия, блаженно выдыхаю, — я скучала.

— Я тоже.

Вадим раздевается, моет руки и проходит на кухню:

— О, тортик! По какому поводу?

— Зайка принесла.

Он давится, я тут же начинаю стучать ладонью по его спине:

— Ты чего?

— Слюной подавился, — сипло выдает он, так до конца и не прокашлявшись, — очень уж вкусно выглядит. Так бы весь целиком и проглотил.

— Сначала нормально ужинать, потом сладкое, — грожу ему пальцем. Потом ныряю в холодильник, достаю сковороду и ставлю ее на плиту.

Вадим тем временем усаживается за стол и проявляет неожиданное любопытство:

— Зачем она приходила?

— Просто так. Соскучилась.

— О чем разговаривали?

— Да ни о чем. Чайку попили, по кусочку тортика съели, поболтали и все. Я предложила ей остаться на ужин, но она сбежала.

Я не знаю, стоит ли рассказывать о сегодняшнем происшествии. Мы с Зайкой вроде все выяснили, и я не уверена, что надо втягивать Вадима в эти девчачьи разборки. В конце концов она мое платье испоганила, а не его. Поэтому решаю смолчать. Тем более у нас есть более важные темы для разговора, например — моя беременность.

Я рассказываю о том, как сходила к врачу, как она меня ругала за излишнюю активность и обещала упечь на стационар, если не прекращу носиться, как бешенная коза.

Муж слушает. Молчит, а я говорю-говорю-говорю и в какой-то момент понимаю, что он не здесь и не со мной. Снова подмечаю тревожные детали, которые в последнее время появляются все чаще и чаще. Он будто уходит в себя, взгляд становится стеклянным. Губы превращаются в плотную линию, на скулах играют желваки, и кулаки сжимаются так, что белеют костяшки. В другой ситуации я бы подумала, что он злится. Но сейчас-то не из-за чего. Не понимаю.

Замолкнув на середине фразы, обессиленно приваливаюсь задом к кухонному гарнитуру и смотрю на мужа, а он, кажется, даже не замечает, что вокруг осталась только тишина. Проходит, наверное, минута, прежде чем он выныривает из своих мыслей и медленно поднимает на меня тяжелый взгляд. В нем ад.

Я больше так не могу:

— Вадим, что происходит?

— Все хорошо, — муж улыбается, но выходит криво. Эта пародия на улыбку не успокаивает, а наоборот пугает до дрожи под коленками.

— Зачем ты врешь?

Он шумно выдыхает, морщится и пятерней взлохмачивает волосы на затылке:

— Прости. Я не хочу тащить рабочие моменты домой.

— У тебя проблемы? Если да, то просто расскажи. Потому что я уже начинаю додумывать, и ничего хорошего из этого не выйдет.

— Да. Проблемы, — муж наконец признается, — у меня дело новое. Оно меня…мучает. Там все не так, неправильно.