Выбери любимый жанр

Особая реальность (перевод Останина и Пахомова) - Кастанеда Карлос - Страница 1


Изменить размер шрифта:

1

Особая реальность.

Новые беседы с доном Хуаном

ПРЕДИСЛОВИЕ

Десять лет назад судьба свела меня с мексиканским индейцем из племени яки . Я называю его «доном Хуаном» – в испанском языке дон выражает почтение к человеку. Познакомился я с доном Хуаном случайно. Мы с моим приятелем Биллом сидели на автобусной станции пограничного городка в штате Аризона. Нас разморило от зноя, в предвечерние часы он казался невыносимым. Вдруг Билл тронул меня за плечо.

– Вот человек, о котором я тебе рассказывал. – Он кивнул в сторону только что вошедшего старика.

– Что именно? – спросил я.

– Индеец, который знает пейотль. Помнишь? Я вспомнил, как мы с Биллом проколесили целый день, разыскивая индейца, о котором ходили разные слухи. Мы так и не нашли его дом; казалось, местные жители, у которых мы расспрашивали дорогу, нарочно сбивают нас с толку. Билл объяснил тогда, что этот человек – «йерберо» (так называют сборщиков и продавцов целебных трав) и что он немало знает о галлюциногенном кактусе пейотле. По мнению Билла, мне стоило с ним познакомиться. В то время я собирал сведения о лекарственных растениях, которыми пользуются тамошние индейцы, и образцы самих растений. Билл был моим проводником, он знал эти края.

Билл поднялся и пошел навстречу старику. Это был человек среднего роста. Совсем седые волосы прикрывали уши, подчеркивая округлость головы. Он был очень смуглым. Глубокие морщины на лице сильно его старили, но в фигуре угадывались сила и подвижность. Минуту-другую я наблюдал за индейцем. Он двигался с легкостью, какую от старика трудно было ожидать.

Билл подозвал меня.

– Славный дед, – сказал он. – Только не могу его понять. Не испанский, а какая-то тарабарщина.

Старик с улыбкой глядел на Билла. А тот, зная несколько испанских слов, слепил из них нечто несуразное. При этом вопросительно посмотрел на меня, верно ли он выразился. Я ничего не понял; и Билл с растерянной улыбкой отошел в сторону. Старик, глянув на меня, рассмеялся. Пришлось объяснить, что мой приятель порой забывает, что не знает по-испански.

– Он и познакомить нас забыл, – сказал я, назвавшись по имени.

– А я – Хуан Матус, к вашим услугам, – ответил индеец.

Мы пожали друг другу руки. Помолчали. Я первым нарушил молчание и стал объяснять, чем занимаюсь. Сказал, что собираю сведения о растениях, в частности о пейотле. Потом разошелся и, хотя мало что знал о пейотле, изобразил из себя знатока. Мне казалось: если я похвастаюсь старику солидными знаниями, он разговорится. Но он слушал молча. Потом кивнул и уставился на меня. Его глаза как будто излучали свет. Я не выдержал взгляда, растерялся. Было очевидно: он знает, что я несу чушь.

– Приезжай как-нибудь ко мне, – сказал он, отводя взгляд. – Там поговорим как следует.

Я не знал, что ответить: было как-то не по себе. Вскоре вернулся Билл. Он понял мое состояние, но не сказал ни слова. Так и сидели молча. Наконец дон Хуан встал – подошел его автобус. Он распрощался с нами.

– Ничего не вышло? – спросил Билл. – Ничего.

– О травах спрашивал?

– Спрашивал. Кажется, он принял меня за кретина.

– Я ведь говорил тебе, старик – не от мира сего. Все местные его знают, но словом о нем не обмолвятся. Не зря, наверно.

– Он пригласил меня к себе.

– Это он тебя дразнит. Допустим, ты приедешь. А дальше? Все равно ничего не расскажет. А если начнешь приставать с расспросами, сочтет тебя за болтуна и идиота и вообще замолчит.

Билл сказал, что ему доводилось встречаться со знатоками вроде этого старика и что лучше с ними не связываться: все, что надо, рано или поздно можно узнать у кого-нибудь другого, с кем легче сладить. Он сказал, что лично у него нет ни времени, ни терпения на этих старых чудаков и что дед, скорее всего, корчит из себя знатока трав, а на самом деле знает о них не больше первого встречного.

Билл долго продолжал в том же духе, но я перестал его слушать. Я думал о старом индейце. Он понял, что я блефовал. Какие глаза! Они воистину излучали свет!

Месяца два спустя я навестил дона Хуана, но не как ученый-этнограф, изучающий лекарственные растения, а из чистого любопытства. За всю мою жизнь никто на меня так не смотрел. Я хотел узнать, что означал его взгляд. Мое желание превратилось в навязчивую идею, Я размышлял о взгляде дона Хуана, и чем больше о нем думал, тем необычнее он казался.

Мы с доном Хуаном подружились, и в течение года я то и дело приезжал к нему. Держался он уверенно и обладал изумительным чувством юмора; к тому же в его действиях угадывалась какая-то скрытая логика, которая меня озадачивала. Находясь рядом с ним, я испытывал непонятный восторг – и вместе с тем беспокойство. Сам факт его существования заставил меня резко переоценить нормы моего поведения. Подобно многим, я привык считать человека существом слабым, склонным к заблуждениям. В доне Хуане я не обнаружил ни слабости, ни беспомощности, и это меня потрясло. Меня поразило его замечание о различии между нами. В канун одной из поездок на меня вдруг навалилось гнетущее чувство недовольства собой и моими отношениями с ближними. К дону Хуану я приехал угрюмый и раздраженный.

У нас завязался разговор о моей тяге к знанию, но говорили мы, как обычно, о разном: я – о научном знании, выходящем за пределы эмпирического опыта, он – о непосредственном постижении мира.

– Что тебе известно о мире вокруг тебя? – спросил дон Хуан.

– Всего понемногу, – ответил я.

– Я хочу знать, ты чувствовал его когда-нибудь?

– Как сказать. В какой-то степени.

– Этого мало. Если ты не будешь чувствовать мир, он утратит свой смысл.

Я сказал, что не обязательно пробовать суп, чтобы узнать его рецепт, а для понимания электричества нет нужды, чтобы тебя ударило током.

– Ерунда, – сказал дон Хуан. – Тебе лишь бы привести какие-то доводы, хотя бы и бессмысленные. Только бы остаться таким, как есть, – даже ценой собственного благополучия.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– О том, что ты несовершенен. И потому не знаешь покоя.

Меня эти слова обидели. Кто дал ему право судить обо мне?

1
Перейти на страницу:
Мир литературы