Последний дар времени - Фармер Филип Хосе - Страница 28

• Предыдущая
• 28/37
• Следующая

Драммонду требовался только полный покой, и Грибердсон, воспользовавшись этим, решил на два дня вернуться в племя шлюангов, как они себя называли. Он периодически выходил на связь и советовал, как лечить Драммонда, а все остальное время был занят изучением языка шлюангов и разработкой способов общения с помощью жестов. Наконец, ему удалось изложить вождям свои намерения, разъяснить ситуацию, и, оставив их обдумывать положение, вернулся в стойбище воташимгов. Здесь он сделал Драммонду несколько операций и заменил разбитую кость пластиковой. С таким протезом плечо будет работать не хуже здорового, а когда они вернутся, пластиковую кость из плеча Драммонда извлекут и вживят настоящую.

Наступил день, когда племя шлюангов разбило лагерь по соседству с воташимгами. Люди Медведя были к этому подготовлены и встретили их пусть без особой радости, но и без явной вражды. Идею Грибердсона о слиянии обеих групп они не понимали, но и причин отказывать ему у них не было. Чтобы соседям можно было ужиться друг с другом, следовало выработать определенные правила поведения. Для взаимного изучения языков племена обменивались посланцами. Грибердсон повел охотников обоих племен на большую трехдневную охоту, добыча от которой была огромной.

Мясо разделили поровну и устроили пир, длившийся три дня. Драк было мало, да и те удалось пресечь в самом начале, пригрозив наказать обе стороны, не разбираясь в причинах ссор.

В один из ясных летних дней племена снялись и отправились на юг. Через три недели они дошли до Гибралтара. Здесь Грибердсон сделал привал, достаточно долгий, чтобы установить контакт с несколькими родственными кланами, жившими в этих местах. Удалось записать речь, сделать фотоснимки и взять анализы. Ожерелья, оружие и инструменты выменяли на мясо.

Кровь туземцев была группы «Б» и реже группы «А», лишь у четверых группа была нулевой. Причина этого явления была совершенно непонятной, и разгадку его можно будет найти не раньше, чем материалы будут отправлены в двадцать первый век.

Племена прошли по перешейку, достигавшему в ту эпоху шести миль в ширину и оказались в Северной Африке. Затем вдоль побережья направились на восток. Шли очень медленно, так как много времени уходило на измерения и сбор образцов. По мере увеличения коллекций к переноске клади приходилось привлекать все больше людей, поэтому Грибердсону приходилось все больше времени отдавать охоте с ружьем. Все же он ухитрялся заниматься и научной работой, причем чуть ли не за двоих, так как Силверстейн не мог работать.

Ему приходилось трудиться от зари до глубокой ночи, но, будучи отличным администратором, он сумел разделить нагрузку пропорционально на всех сотрудников.

— Я научился этому на службе Его Величества, — говорил Грибердсон.

— Его? Но…

— Разумеется, я имел в виду, Ее Величества.

— Но даже в этом случае, — сказала Речел. — Это значит, что вы родились…

— Это лишь образное выражение, — сказал он. — Одна из архаических форм, которые я так люблю. Я, конечно, говорил о правительственной службе. Но вам, Речел, следует разумнее распределять рабочее время, если вы не хотите убить себя трудом и заботами.

— Вы, вероятно, очень измучены, — сказала она. — Но выглядите свежим, как обычно. Я, например, еле стою на ногах от усталости и сплю на ходу. Но мой труд — ничто по сравнению с вашим.

— Вас изматывают заботы о Драммонде.

— Да. Пусть это останется между нами, Джон. Он, возможно, пытался да нет, он точно пытался убить меня, и мне известно, что он хотел убить вас. Он душевнобольной и не в состоянии контролировать себя. Я презираю его. Просто не могу больше любить. Конечно, я испытываю к нему участие, даже жалость. Порой мне и самой становится не по себе. До сих пор ко мне не мотает вернуться ощущение реальности. Окружающее часто кажется мне сном, а еще чаще — ночным кошмаром, а иногда я чувствую, что закричу, если сейчас же не увижу что-нибудь привычное. Наверное, мне как ученому не следует так говорить, но у меня все время такое ощущение, что завтра мы сможем вернуться. Все, что мы здесь нашли и найдем, я с радостью отдала бы за возможность находиться на борту машины времени и знать, что через несколько минут мы окажемся в двадцать первом веке.

— Это реакция, темпоральный шок, сведения об этом тоже представляют собой научную ценность, как и все, с чем мы вернемся. Надеюсь, из-за этого не запретят путешествия во времени. Из нас четверых пострадал лишь один, и нельзя пока утверждать, что виной тому именно темпоральный шок. Но в любом случае, уже сейчас мы можем быть уверены, что состав новой экспедиции будет подобран более тщательно.

Он улыбнулся.

— Но, — добавил он, — кое для кого из нас будет поздно.

— Чему вы улыбаетесь?

— Когда-нибудь поясню.

Племена шли вдоль марокканского побережья.

Было холодно, зачастую даже ниже нуля, и шел снег, но все же климат здесь был мягче, чем в Иберии. Шли они быстро, но и останавливались надолго, потому что любая остановка обеспечивала работой троих ученых как минимум на полгода. Они делали тысячи фотоснимков, составляли карты прибрежных земель, брали пробы воды, вели датирование по углеродному и ксенокарбоновому методу, ловили рыбу и исследовали ее прежде чем бросить в котел.

Племена, встречавшиеся путешественникам, были в основном малочисленны и занимались охотой и рыбной ловлей. Сахара 12 тыс. до н. э. не могла пожаловаться на отсутствие рек, устья их кишели рыбой, а сушу населяли слоны, олени, носороги, косули, антилопы, лошади, зубры и даже бизоны. Были здесь также львы, медведи и леопарды. Во Франции и Иберии снежные леопарды встречались гораздо чаще, здесь же Грибердсон увидел их не сразу: первых он заметил лишь через неделю, да и то издали.

Местными туземцы были выше современных арабо-берберов, но ниже, тоньше в кости и смуглее современных европейцев. У них были продолговатые головы, и лица были похожи на орлиные. Негров путешественники не встречали, да и из аборигенов никто не слышал о черных людях.

— Выяснить происхождение негроидной расы слишком поздно даже для двенадцатитысячного года до нашей эры, — сказал Грибердсон. — Не думаю, что нам удастся узнать, насколько правдоподобно то, что они возникли где-то на юге Азии, а затем мигрировали в Африку и погибли, либо ассимилировались на азиатском материке, или родились в Африке и после заселили Новую Гвинею и Меланезию, не оставив на пути миграции почти никаких следов. Кое-что, впрочем, мы сможем узнать, побывав в Западной Африке. Я подозреваю, что там должны быть какие-то кавказоиды, а может быть, и негры.

— Не хотите ли вы сказать, что нам так и придется здесь остаться? спросила Речел.

— Я буду возражать, — сказал фон Биллман. — Мы слишком далеко ушли от корабля. Это, в конечном счете, может сорвать экспедицию. Более того, если мы собираемся расширить район работ, нам следует отправиться к Эльбе и Висле. Может быть, там мы обнаружим поистине хеттские языки… Грибердсон улыбнулся и покачал головой.

— Вы величайший лингвист века, Роберт, и у вас высокий уровень интеллекта, но я обязан вам напомнить, что реки эти еще погребены под огромными толщами льда. Если вам удастся найти этих постиндохеттов, то разве что где-нибудь южнее, в Италии, может быть во Франции.

Фон Биллман покраснел и рассмеялся.

— Я знаю, — сказал он. — Но это мое слабое место. Каждый раз, когда я думаю о своей любимой теме, я забываю о препятствиях. Вот и сейчас совершенно вылетело из головы, что этот район покрыт ледником. Но я интуитивно чувствую, что мои постиндохетты находятся не слишком далеко к югу от ледников, может быть, где-нибудь в Чехословакии.

— На следующий год, если обстоятельства позволят, мы отправимся в Чехословакию, — сказал Грибердсон. — Обследовать окраины ледников так или иначе необходимо. И раз уж мы сумели попасть в Северную Африку, то тем более сумеем попасть в Центральную Европу.

Никогда еще фон Биллман не выглядел таким счастливым. Племена медленно продвигались к востоку. Они уже свободно общались с помощью жестов и смешанного общего языка. Структура речи племен не имела сходства, каждый язык содержал звуки сложные и непривычные для соседей. В результате возникло нечто вроде «пиджина». В него входили звуки, доступные для воташимгов, и для шлюангов, и слова, неосознанно принятые как теми, так и другими. По структуре «пиджин» более походил на язык воташимгов, так как это племя доминировало. Но он был значительно упрощен, и еще до того, как закончился год, его структура полностью определилась. Рождению нового языка фон Биллман был рад, как подарку. Он следил за его развитием и оказывал огромное влияние на его формирование, так как больше всех знал о языках искусственных, синтезированных. Он старался сделать «пиджин» идеальным языком.

• Предыдущая
• 28/37
• Следующая