Цикл оборотня (сборник рассказов и повестей) - Кинг Стивен - Страница 92
- Предыдущая
- 92/92
Ее голова качнулась. Глаза расширились от шока и боли, утратили тупое ошеломленное выражение.
– Сволочь! – крикнула она, прижимая ладонь к щеке. Теперь ее глаза наполнились слезами. – Какая же ты СВОЛОЧЬ!
– Я спас тебе жизнь, – сказал я. – Ты что – не понимаешь? До тебя не доходит? Я СПАС ТЕБЕ ЖИЗНЬ.
– Ублюдок, – прошептала она. – Давящий, присвоивший право решать, мелочный, самодовольный, самовлюбленный ублюдок. Я тебя ненавижу.
– Подотрись своим дерьмом. Если бы не этот самодовольный мелочный ублюдок, ты бы сейчас валялась мертвая.
– Если бы не ты, меня тут вообще не было бы, – сказала она, а по Пятьдесят Третьей улице с визгом пронеслись три первые полицейские машины и остановились перед «Кафе Готэм». Из них посыпались полицейские, будто клоуны в цирковом номере. – Если ты еще когда-нибудь прикоснешься ко мне, я выцарапаю тебе глаза, Стив, – сказала она. – Держись от меня подальше.
Мне пришлось зажать руки под мышками. Они тянулись убить ее, сомкнуться у нее на шее и убить ее.
Она прошла шесть-семь шагов, потом снова обернулась ко мне. Она улыбалась. Жуткой улыбкой, куда более ужасной, чем все, что я видел на лице Ги, Ресторанного Демона.
– У меня были любовники, – сказала она, улыбаясь этой жуткой улыбкой. Она лгала. Ложь была написана у нее на лице, но боли это не смягчило. Она ведь ХОТЕЛА, чтобы это было правдой. Это тоже было написано у нее на лице. – Трое за последний год. Ты никуда не годен, и я находила себе настоящих мужчин.
Она повернулась и пошла по улице, как женщина шестидесяти пяти лет, а не двадцати семи. Я стоял и смотрел ей вслед. Перед тем как она завернула за угол, я снова выкрикнул это. То, с чем не мог смириться, то, что застряло у меня в горле, будто куриная косточка.
– Я спас твою жизнь! Твою проклятую жизнь! Она остановилась на углу и посмотрела на меня. Жуткая улыбка так и не сошла с ее лица.
– Нет, – сказала она. – Не спас. И она скрылась за углом. С тех пор я ее не видел, хотя, полагаю, увижу. Встретимся в суде, как говорится.
На следующем углу я зашел в супермаркет и купил пачку «Мальборо». Когда я вернулся на угол Мэдисон и Пятьдесят Третьей, Пятьдесят Третью перегораживали голубые барьерчики, которые используют полицейские, чтобы огораживать места преступлений и маршрут процессий. Однако ресторан был виден и оттуда. Отлично виден. Я сел на край тротуара, закурил сигарету и начал следить за происходящим. Подъехало пять-шесть машин «скорой помощи». Шеф-повара увезла первая – без сознания, но, видимо, еще живого. За его кратким появлением перед его поклонниками на Пятьдесят Третьей последовало появление носилок с трупом в чехле. Хамболд. Затем появился Ги, накрепко привязанный к носилкам, он дико оглядывался по сторонам, пока его не задвинули в машину. Мне почудилось, что на мгновение наши глаза встретились, но, вероятно, это просто мое воображение.
Когда машина с Ги тронулась и проехала через дыру в баррикаде из барьерчиков, отодвинутых двумя полицейскими в форме, я швырнул сигарету, которую курил, на канализационную решетку. Не для того я выжил этот день, чтобы вновь травить себя табаком, решил я.
Я глядел вслед удалявшейся машине «скорой помощи» и пытался представить себе, как жил человек в ней там, где живут метрдоты – в Квинсе, в Бруклине или даже, может быть, в Райе или Мамаронеке. Я пытался вообразить, как выглядит его столовая, какие картины могут висеть на стенах. Это у меня не получилось, но я обнаружил, что способен довольно легко вообразить его спальню, хотя и без всякой уверенности, разделял он ее с женщиной или нет. Я видел, как он лежит с открытыми глазами, но абсолютно неподвижно и смотрит в потолок в глухие ночные часы, когда луна висит на черной тверди, будто глаз трупа, полуприкрытый веком; я мог представить себе, как он лежит там и слушает лай соседской собаки, ровный, монотонный, нескончаемый, пока звук этот не превращается в серебряный гвоздь, забиваемый ему в мозг. Я воображал, что лежит он неподалеку от стенного шкафа, полного фрачных пар в пластиковых чехлах химчистки. Я видел, как они висят там в темноте, будто казненные преступники. Я раздумывал, была у него жена или нет. А если была, то убил ли он ее перед тем как отправиться в ресторан? Я вспомнил комочек на его рубашке и решил, что такой вариант вполне возможен. И задумался о судьбе соседской собаки, той, которая лаяла, не унимаясь. И о судьбе семьи ее хозяина.
Но главным образом я думал о Ги, лежавшем без сна все те ночи, в которые и я лежал без сна. Лежавшем и слушавшем лай собаки в соседнем доме или дальше по улице, как я слушал сирены и погромыхивание тяжелых грузовиков. Я думал о том, как он лежал там и смотрел на тени, которые луна разбрасывала по потолку. Думал о вопле – Иииии! – накапливавшемся у него в голове, точно газ в закрытой комнате.
– Иииии, – сказал я… Просто чтобы послушать, как это звучит. Я бросил пачку «Мальборо» на сточную решетку и начал топтать ее, не поднимаясь с тротуара. – Иииии. Иииии. Ииииии.
Полицейский у барьера оглянулся на меня.
– Эй, приятель, может, уймешься? Нам тут и так хватает. «Конечно, – подумал я. – Как и нам всем». Но я ничего не сказал. А вот топтать пачку перестал – она и так уже превратилась в лепешку – и перестал примеряться к этому звуку, хотя продолжал слышать его у себя в голове – а почему бы и нет? Смысла в нем столько же, как и во всем остальном.
Иииииии.
Иииииии.
PP.
- Предыдущая
- 92/92
