Ночные кошмары и фантастические видения (повести и рассказы) - Кинг Стивен - Страница 97
- Предыдущая
- 97/189
- Следующая
Ей показалось, что он пытается усмехнуться, но ребенок снова шевельнулся под сердцем, и она вспомнила, каким необычно усталым и раздраженным был Джек на распродаже у Мэйбел Ханратти в тот день. «Да покупай же ты его, Мэдди, ради Христа! Я устал! Я хочу идти домой и пообедать! – закричал он. – Если ты сейчас же не примешь решение, я заплачу этой старухе в два раза больше, чем она просит, и порублю его на дрова своим…»
Холодная влажная рука схватила ее за лодыжку. Гнилые зубы приготовились вцепиться ей в ногу. «Он хочет убить меня и убить ребенка», – подумала Мэдди. Она вырвала ногу, оставив мертвецу только комнатную туфлю. Он пожевал ее и выплюнул.
Когда Мэдди вернулась обратно из кладовки, он продолжал бессмысленно ползти в кухню – по крайней мере ползла его верхняя половина, – и компас тащился по плиткам пола. Услышав ее шаги, он поднял голову, и в его черных пустых глазницах появилось какое-то идиотское недоуменное выражение. И тут же она с силой ударила по нему топором, расколов его череп точно так же, как он обещал порубить на дрова приставной столик.
Голова Джека распалась надвое, мозг растекся по плиткам, словно прокисшая овсяная каша. В нем шевелились личинки и студенистые морские черви. Мозг издавал запах мертвого сурка, взорвавшегося от накопившихся газов на лужайке в разгар жаркого лета.
И все равно его руки двигались и цеплялись за кухонные плитки, царапая их, как лапки жуков. Она рубила… и рубила… и рубила.
Наконец всякое движение прекратилось.
Ее опоясала острая боль, и на мгновение Мэдди охватила ужасная паника – а вдруг это выкидыш? Вдруг у нее будет выкидыш?
Однако боль исчезла, и ребенок шевельнулся снова, сильнее прежнего.
Она вернулась в гостиную с топором в руках, от которого теперь исходил запах разложившейся требухи.
Каким-то образом ноги все еще держали ее.
– Джек, я так любила тебя, – сказала Мэдди, – но это не ты. – Топор со свистом описал дугу, рассек таз мертвеца и глубоко врезался в дубовый пол.
Ноги отделились одна за другой, почти пять минут вздрагивали и наконец стали успокаиваться. Через некоторое время даже большие пальцы на ногах перестали дергаться.
Надев на руки кухонные перчатки, Мэдди принялась носить его в подвал по кускам, завернув каждый в покрывала из синтетики, которые Джек хранил в сарае. Мэдди их так и не выбросила – он и его команда укутывали этими покрывалами ловушки, чтобы омары не замерзли в холодные ночи.
В какой-то момент отрубленная рука схватила ее за кисть. Мэдди замерла в ожидании, ее сердце бешено колотилось… и мертвые пальцы разжались. Это был конец Джека.
Под домом находилась цистерна, которой не пользовались. Она до половины была заполнена грязной и отравленной водой. Джек все собирался вычистить ее и потом наполнить. Мэдди сдвинула тяжелую бетонную крышку, так что ее тень легла на земляной пол. Затем она стала бросать внутрь цистерны разрубленные куски, прислушиваясь к всплескам. Когда все было кончено, она с трудом задвинула крышку на место.
– Упокойся в мире, – прошептала она. Внутренний голос ответил ей, что ее муж покоится там, разрубленный на куски. И тут у нее хлынули слезы, плач перешел в истерические рыдания, она рвала на себе волосы, царапала груди до тех пор, пока не полилась кровь. «Я сошла с ума, вот что значит быть сумасшедшей», – подумала она.
Но еще до того как эта мысль окончательно созрела, Мэдди упала в обморок, который перешел в глубокий сон, и на следующее утро она чувствовала себя хорошо.
Она решила, что никому не расскажет о случившемся.
Никогда.
– Я смогу выдержать это, – снова сказала она Дэйву Имонсу, стараясь напрочь позабыть о вязальной спице с висящим на ее конце недовязанным ботиночком, торчащей 113 заполненной слизью глазницы того, кто когда-то был ее мужем и принимал участие в зарождении ее ребенка. – Выдержу, честное слово.
И тогда он рассказал ей, потому что должен был рассказать кому-нибудь, иначе сойдет с ума. Самые страшные подробности Дэйв все-таки опустил. Он рассказал ей, как резали бензопилами трупы, категорически отказывавшиеся возвращаться в царство мертвых, но умолчал, что некоторые части мертвых тел продолжали шевелиться, кисти, отделенные от рук, все еще сжимались, ступни, отрезанные от своих ног, цеплялись за израненную пулями землю кладбища, словно пытались убежать. Раскромсанные части тел полили дизельным топливом и подожгли. Говорить об этом Мэдди было излишним – она сама видела погребальный костер в окно своего дома.
Позднее единственная пожарная машина острова Дженнесолт залила из шланга умирающее пламя, хотя трудно было представить себе, что пожар распространится, поскольку свежий восточный ветер сдувал искры в море. Когда на кладбище не осталось ничего, кроме вонючей сальной груды (эта масса по-прежнему кое-где вспучивалась, словно подергивался усталый мускул), Мэтт Арсенолт завел свой старенький, с покореженным отвальным лезвием катерпиллер «Д-9» и принялся раскатывать и уминать всю эту адскую массу. Лицо механика Мэтта было белее простыни.
Вставала луна, когда Фрэнк отвел в сторону Боба Даггетта, Дэйва Имонса и Кэла Партриджа.
– Я знал, что вот-вот это наступит, и оно наступило, – обратился он к Дэйву.
– О чем вы говорите, дядя Фрэнк? – спросил Боб.
– О моем сердце, – ответил Фрэнк.
– Проклятую штуку заклинило.
– Да бросьте, дядя Фрэнк…
– Я не хочу больше слышать «дядя Фрэнк это, дядя Фрэнк это», – произнес старик. – У меня нет времени выслушивать вашу болтовню. Я уже видел, как половина моих друзей отправилась на тот свет. В этом нет ничего особенного, могло быть и хуже: умирающие от рака испытывают страшные боли. Сейчас следует подумать о том, что случилось за последнее время, и потому я хочу принять меры, чтобы не ожить после смерти и не вылезти из могилы. Кэл, ты приставишь дуло своего ружья к моему левому уху. Дэйв, когда я подниму левую руку, ты сунешь ствол своего ружья мне под мышку. А ты, Бобби, направишь свой мне в сердце. Я начну читать молитву Господу нашему, и, когда произнесу «аминь», вы все трое нажмете одновременно на спусковые крючки.
– Дядя Фрэнк… – только и сумел выговорить Боб. Он с трудом стоял на ногах.
– Я ведь сказал тебе не начинать все это заново, – оборвал его Фрэнк. – И не вздумай упасть в обморок, проклятый слабак. А теперь приготовьтесь.
Боб приготовился.
Фрэнк посмотрел на троих мужчин, что стояли рядом, на их лица, бледные, как у Мэтта Арсенолта, когда тот водил свой бульдозер по телам мужчин и женщин, которых он знал еще в то время, когда бегал в коротких штанишках.
– Не подведите меня, парни, – сказал Фрэнк. Он говорил, обращаясь ко всем троим, но его взгляд с особым вниманием остановился на его внучатом племяннике. – Если у вас возникают сомнения, то учтите: я сделал бы то же самое для любого из вас.
– Хватит болтать, – хрипло пробормотал Боб. – Я люблю тебя, дядя Фрэнк.
– Ты не такой мужчина, каким был твой отец, Бобби Даггет, но я тоже люблю тебя, – спокойно произнес Фрэнк. Со стоном боли поднял левую руку над головой, подобно тому как в Нью-Йорке останавливают такси, когда очень торопятся, и начал читать свою последнюю молитву: Отче наш, сущий на небесах, – Боже мой, как больно! – да святится имя Твое! – Черт побери! – Да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя и на земле как… как… Поднятая рука Фрэнка сильно дрожала. Дэйв Имонс со своим ружьем, всунутым под мышку старого козла, следил за его рукой с таким же вниманием, как следит лесоруб за большим деревом, способным изменить направление своего падения и рухнуть в другую сторону. Каждый мужчина на острове следил за ними сейчас. Большие капли пота появились на мертвенно-бледном лице старика. Его губы оттянулись, обнажив ровные, желтовато-белые искусственные зубы, и Дэйв чувствовал запах «Полидента», доносящийся изо рта.
- Предыдущая
- 97/189
- Следующая
