Титановый бардак (СИ) - Номен Квинтус - Страница 5

— Ничем, не было такого вообще, их всегда было только восемь. В ОГПУ, я имею в виду. Да и те без номеров были, просто по профилю деятельности назывались…

— То есть удостоверения эти до первого ОГПУшника хоть как-то прокатывать будут?

— В принципе да, но для сельской местности сойдут. Да, кстати, там пока даты не проставлены, но я специально ручку захватил с аутентичнами чернилами… Какие, думаете, лучше вписать? Обычно срок действия удостоверения был до двух лет…

— Погоди, не пиши ничего, — остановил его Валентин. — Сейчас ведь, если Митрофан не ошибся, июнь двадцать шестого?

— И что?

— А напомни-ка мне, когда железный Феликс сыграл в ящик?

— В августе, вроде в конце… сейчас поточнее вспомню. Точно! И на Лубянке такой бардак начнется! А если мы сможем этим бардаком правильно воспользоваться… Нет, не получится… потребуется подпись Феликса, а его на такое сподвигнуть не выйдет. Тупой фанатик, ему что-то разумное объяснить…

— А нам только подпись нужна будет? — задала Света совершенно риторический вопрос. — Она же очень простая, я таких сколько угодно нарисую.

— Подписи подделывать умеешь? — удивилась Аня.

— Я же МГИК закончила, библиотечно-архивный факультет. Там много приходилось из архивов зарисовывать… в том числе и подписи: фотографировать там запрещается, а ручками копии… в смысле выписки делать — сколько угодно. В институте сделали базу подписей, так как часто не указывалось, кто конкретную бумагу подписывал, поэтому подписи копировать мы отдельно учились, причем качественно, чтобы программа их распознать могла. А эту… хорошо бы несколько экземпляров иметь, люди ведь подписываются всегда немного по-разному…

— А тут во всех удостоверениях подписи как раз различные, Женька специально их с разных оригиналов копировал.

— А мы на номерах удостоверений не спалимся? — с недоверием в голосе поинтересовался Вася, — тут же все они пронумерованные.

— Как раз номера здесь не от балды проставлены. Женька нарыл, что в июне как раз двадцать шестого года этот железный поляк забрал в кадрах удостоверения со сто двадцатого по сто двадцать девятое — и они больше нигде и никогда не всплывали! Кроме записи в журнале отдела кадров о них нигде больше не упоминалось вообще! Ни кому и зачем выданы, ни когда аннулированы…

— Значит, сейчас никакие даты не вписываем, а там посмотрим. Так что решим, думаю, так: Петруха подумает, как нам авантюру с девятым управлением провернуть, а мы пока воспользуемся любезностью Митрофана и тут поживем. По крайней мере картошку посадить успеем: может и не особо вырасти успеет, но наш сорт наверняка куда как нынешних урожайнее, так что потом крестьянам он очень пригодится.

— Ага, пригодится, а вот прям щяз мы что будем есть? — поинтересовалась Ира недовольным голосом.

— Наконец-то ты поймешь, что у мужа хобби не только правильное, но и общественно полезное! — откликнулся Вася. — Я для рыбалки всё нужное захватил, — пояснил он остальным товарищам, — в смысле крючки и леска есть, а тут озеро рядом…

Посоветовавшись с Митрофаном, решили «на это лето» занять оба пустующих дома. И оба они были абсолютно пусты, но Саша Суворов, «на всякий случай» проверивший дома своим металлоискателем, нашел в доме неведомого Митяя заначку. Вообще-то он рассчитывал найти что-то вроде заныканного чугунка, так как у «профессиональных зануд» было всего лишь два не очень больших (и очень неудобных для готовки на печи) котелка, а нашел в тайнике на чердаке дома офицерский наган с четырьмя патронами в барабане и браунинг, для которого кроме полной обоймы была запасена коробка с полусотней патронов. Правда Петя лишь усмехнулся, глядя на это «богатство», но Валя решил, что «лишнее оружие лишним не будет». Тем более что, по словам Митрофана Даниловича, патроны к нагану можно в Боровичах купить, а в крайнем случае — «на станции», правда он не уточнил, на какой именно.

Оказалось, что местность, в которую «попали» охотники за «непонятным», была населена довольно плотно. В трех верстах от Выселок было довольно крупное село с полусотней домов, а по дороге в уездный центр смогло разместиться аж четыре деревеньки, правда с общим населением хорошо если в полторы сотни человек. Это выяснилось, пока Митрофан с кем-нибудь из мужчин в эти деревеньки ездил чтобы собрать «посильную помощь попавшим в беду геологам из Москвы» — так решили себя временно залегендировать попаданцы. И, что очень удивило Светлану, народ активно помогал — несмотря даже на то, что по меркам самой Светы жил он в беспросветной нищете. Но это она с точки зрения горожанина двадцать первого века считала, а народ был убежден, что живут они неплохо. И искренне считал «обездоленными» «москвичей, утопивших все свое добро», а потому помогал как мог. Например, каждый буквально день из «большой деревни» в Выселки приезжал кто-то, привозивший «геологам» по паре крынок молока: селяне знали, что у Митрофана из живности имеется лишь одна кобылка, а «без молока бабы болеют». Часто и несколько яиц привозили, а как-то раз приехавшая баба, отозвав Светлану в сторону, сунула ей в руки кусок ткани:

— Девка, возьми, юбку себе сошьешь. Мы тут с бабами тебе соткали, а то тебе-то в штанах мужицких, поди, срамно ходить-то.

Вообще-то люди действительно были «отзывчивыми», однако Валентин считал, что тут еще и «корыстный момент» присутствовал: хозяину как-то мимоходом сказали, что Гуля по специальности врач, так что крестьяне, хотя с болячками и не приставали к ней, скорее всего имели в виду, что «если вдруг приспичит, то пусть врач поблизости будет».

Однако почему-то местные бабы особенно переживали из-за Светки — «новой учительницы, назначенной в город». Скорее всего из-за того, что ее все они считали «местной», а прочие — «они московские, у них, поди, одёжи всякой полные сундуки дома»… Ира, похихикав, юбку Светлане сшила (сама Света не рискнула браться за столь непростую работу — непростую при отсутствии даже упоминаний о швейной машинке), и девушка при случае могла уже прикрыть «вызывающие» штаны с кучей карманов от осуждающих взглядов местных баб.

Глядя, как ловко Ира портняжит, Света не смогла не спросить:

— Где это ты так ловко шить выучилась?

— Матушка научила, хотела из меня знаменитого модельера вырастить. А в школе практики набралась: девочки там очень гордились своими туалетами от кутюр, а я своим служанкам быстро такие же шила, да еще с этикетками от самого дешевого ширпотреба. И девушкам нравилось в нарядах от Гуччи да Кардена щеголять, и одноклассницы языки в жопу засовывали…

— У тебя в школе служанки были?

— Ну, матушка озаботилась. Хорошо еще, что нанимал их отец, так что они просто следили, чтобы я хорошо себя вела и всё сама делала. Ну и учили тому, что в школе не преподавали. Христя была магистром архитектуры, а Каролина — кинооператором…

— Христя? Каролина?

— Христя — болгарка, а Каролина — словачка…

Еще с одеждой неожиданно помог председатель волостного совета, к которому пришлось заехать, чтобы «подтвердить легенду». Карп Федотович, пообщавшись не столько с Валентином, сколько с Митрофаном (потом Митрофан сказал, что Карп Федотович тоже с войны «Георгия» принес, в связи с чем они приятельствовали), выделил (всего лишь за бутылку «Московской» с тщательно ободранной этикеткой) «во временное пользование» целый узел с различной (в основном женской) одеждой:

— Одёжа, конечно, барская, но бабы, думаю, под себя перешить смогут. А мундир, сам понимаешь, у нас в селе всяко никто носить не станет.

«Мундир» оказался офицерским полевым, с намертво вшитыми погонами, и две небольших дырки в нем как бы намекали на причину того, что никто на него не позарился, несмотря на великолепную ткань: не было принято здесь носить снятое с покойника. А на вопрос уже Петра «а когда возвращать одежду», председатель лишь усмехнулся:

— Ты мне только подпиши бумагу, что одёжу забрал, чтобы бабы не просили её. А что не вернешь её, так всем понятно: износилась, зачем нам рваньё-то хранить?