Родитель дубль «N»! Снято! - Найтов Комбат - Страница 6

– Про Ворошилова еще под Царицыным было известно, что он – полное ничтожество, как командир. И про Хрущева, да про многих, но именно эти люди везли во власть и творили, что хотели. В результате имеем то, что имеем.

– Мам, да ты успокойся! Былого не вернуть, а гляди, мы уже на территории Германии!

– Дурак! Я тебе про Фому, а ты мне – про Ерему! Готовить армию нужно было! А не льготы и звания себе выбивать! Слава богу, что отец твой не видел этого позора!

– Его и тебя очень хвалили Буденный и Сталин.

– А мне-то что от этого? Кто меня, тебя, Верку и Митьку в Оше бросил умирать? Дескать, дворяне, чуть ли не белогвардейцы. На работу никто не брал, по происхождению, видите-ли, не подходим. Когда революцию приходилось защищать, то подходили, а когда война закончилась, то про происхождение вспомнили. Классовые враги! Врагами было то отребье, которое пришло к власти, погубив настоящих борцов за революцию. Ведь Гришка Соколов так до сих пор и служит!

– Служит, здесь, под Москвой. Видел недавно. На фронт его не пускают.

– Война кончится – героем станет! Москву оборонял! И Ленинград, где провалил всё!

– Все, мам! Закончили об этом! Меня на фронт тоже больше не пускают. И, может быть, после войны вспомнят, что я – не пролетарий. Все может быть, но это не повод, чтобы ничего не делать.

– Я не отсиживалась, Петя, я – дралась, на том участке, который мне выпал. Я – мать четверых детей, трое из которых живы. По закону имела полное право находиться в тылу, и даже по мобилизации мне никто повесток не присылал. Я пошла добровольно. Зря ты меня отозвал с батареи!

– Ты нужна здесь. Девочкам требуются твои знания и опыт. Только не нужно им говорить то, что ты говоришь сейчас мне. Они еще дети.

– Мы уедем, чтобы не навредить тебе.

– Мам, не надо об этом! Ты мне ничем навредить просто не можешь. Ты в курсе, что твой принцип шифрования используется теперь всеми ВВС?

– Нет.

– Начал я, еще в Финскую, теперь этим способом пользуются все. Так что, занимайся девчонками. Это гораздо важнее, чем все остальное!

– Мы сидеть на твоей шее не будем! Вернусь в училище, буду опять преподавать.

– Они в Баку, в Питер еще не возвращались. А на твою пенсию можно только ноги протянуть, а вас – трое.

– Не надо об этом, проживем.

Она, как была упрямой и своенравной, так и осталась! Видя ее нескончаемые попытки уехать, уже я, не Петр, нашел ей место для работы. Мне ведь о себе тоже надо подумать! Я ведь могу не родиться! Все к этому и идет! Поэтому аккуратно и без давления, я сподвиг вначале Петра заняться ее трудоустройством, а через него и бабушку уехать во Фрунзе, преподавать криптографию, шифровальное дело, русский язык и литературу в Одесской военной авиационной школе пилотов. Почему? Ну, как сказать… В общем, мои родители там познакомились. А в 52-м, в отпуске после Кореи, в декабре, отец съездил за будущей моей матерью в какую-то глухую деревню под Пржевальском, где она работала по распределению после окончания университета. Она преподавала «великий и могучий» в киргизской школе, и должна была там проработать то ли три, то ли пять лет. При этом она сама киргизским не владела, а в селе на русском практически никто не говорил. В местном аулсовете они зарегистрировали брак, и он увез ее в Дальний, в Китай. Так что, если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. Память об этом случае мне вбивалась через зад: около года мне под него подкладывали очень толстый русско-киргизский словарь, который мама приобрела сразу после распределения. С его помощью я овладел гаммами и этюдами, сидя перед фоно, пока, наконец, не был приобретен стул на винте, с помощью которого можно было подстроить его высоту к моему росту за фортепиано.

По большому счету бабушка была права! Глядючи на собравшуюся в Москве публику, я не имею в виду тех работяг, которые с раннего утра заполняли сначала метро и трамваи, а потом цеха заводов, а очень многочисленную диаспору различного рода чиновников и управленцев плюс к этому еще более многочисленный клан воинских начальников всех уровней, я иногда диву давался: насколько они похожи на «дворянство»! Каждый из них считал себя пупом земли, без которого и солнце не взойдет! А как они гордились близостью к «телу» или «органам»! Это надо было видеть! Те же самые билеты в многочисленные театры ежедневно раскупались. Причем, смотрели все подряд, выкупая абонементы. И не потому, что были без ума от музыки, оперы или оперетты. А просто потому, что это было «модно». В старые времена, да кто бы их пустил в ложу со своими фантиками и шуршащей шоколадной фольгой? Но все премьеры обязательно посещали члены ЦК, и с ними надо было раскланиваться, показывая, что ты, такой же как они, «любитель прекрасного» и «повышаешь свой культурный уровень». Они старательно пытались скопировать поведение тех людей, которые до этого были хозяевами жизни. Это как сейчас: вдруг все стали «экспертами» по всем вопросам, в том числе, военным. Всерьез и взахлеб обсуждают модели самолетов, танков, другого вооружения, на основании того, что написано у них в ТТХ. Да что хочу, то и пишу! Мое изделие! И чем круче напишу, тем сильнее напугаю противника.

Как Петр появился в Москве, так отовсюду посыпались пригласительные билеты, абонементы, делегации. Приглашали на торжества, премьеры, семинары, они тогда «слушаниями» назывались, торжественные заседания, пленумы. И очень обижались, что от большинства из них он отказывался.

– Ну Вы же первый трижды Герой в стране, вы должны показать пример, рассказать, как вы добились таких выдающихся результатов. Вдохновить воинов и трудящихся на новые подвиги.

И, в конце заседания или премьеры, обязательный фуршет или просто застолье, знакомство с примой или просто симпатичной особой, нацелившейся на двойной оклад директора завода и отдельную, пусть и служебную, квартиру. Собственно, из-за этого Петр выбрал ресторан на окраине, неподалеку от мест обитания, чтобы его поменьше видели в тех местах, где вновь и вновь будут пытаться заставить его выйти на сцену и говорить никому ненужные словеса, отвлекая его от своих мыслей, расчетов и дел. Больше всего третировали партийные чиновники и женщины от Мельпомены.

Петр ворчал, после каждого такого приглашения:

– Как добился, как добился? С трудом! Если им правду рассказать, то хрен поверят! За все приходилось платить нервами, приговорами и сроками. Чуть высунешься, так и норовят по башке чем-нибудь стукнуть! «Нарушил то, не доложил туда-то, не получил разрешения на…». Пытаются регулировать процесс и держать руку на пульсе, при этом, кроме как вставлять палки в колеса, сами ничего не умеют, бестолочи.

С женским полом в Москве тоже ничего не получалось. Его одногодки либо еще учились, либо были призваны в армию. А институты из Москвы были все эвакуированы. Чаще всего на него обращали «пристальное внимание» «слегка подержанные» дамы неопределенного возраста, которым требовалось обратить на себя внимание, что они еще в самом соку. Или войти в определенный круг. Этим они буквально отпихивали тех, кто, может быть, мог бы добиться гораздо большего. Но тут сказывалось то обстоятельство, что в МАИ практически не принимали девушек, а если такие и попадались, то это были либо чьи-либо «дочки», либо они быстро становились замужними дамами в чисто мужских коллективах. И быстро привыкали к повышенному вниманию со стороны мужчин. Плюс к этому высокая занятость мешала личной жизни. Прокалываться, как это уже было несколько раз, Петр не хотел. Плюс, из-за занимаемых постов и имеющихся званий, настрой у всех женщин, с кем доводилось общаться, был слишком решительным и радикальным, а надевать дополнительный хомут он пока не рвался. Он был молод для этого. Я был в курсе того, что в 45-м он женился в первый раз на стрелке-радистке из соседнего штурмового полка. Но брак был коротким и печальным. В самом начале 46-го ее не стало, последствия ранений, полученных в мае 45-го. Вспоминать об этом отец не любил.