Волков. Гимназия №6 (СИ) - Пылаев Валерий - Страница 7

И только потом разглядел. Примерно в десятке шагов перед нами воздух чуть рябил. Обычно такое марево появляется над асфальтом в жару — но никакого асфальта поблизости не было. Да и апрельский вечер, хоть и выдался теплым, на летний полдень явно не тянул.

И все же я определенно видел… что-то. Похожее то ли на большую дверь, то ли на ворота — а скорее на самую обычную дыру с неровными краями. Шириной метра в четыре и примерно столько же — в высоту. Прореху в привычном бытие, через которую, видимо, и пролезла на кладбище ныне покойная Жаба.

И хорошо, что только она одна — тут вполне мог поместиться кто-то побольше и позубастее.

— Справитесь, ваше преподобие? — Городовой запрокинул голову, пытаясь разглядеть верхний край Прорыва. — Здоровый какой… В тот раз поменьше был.

— Справлюсь. Только отойдите в сторону, любезный. И не подпускайте… гражданских.

Последнее, видимо, относилось ко мне. Я не стал дожидаться, пока городовой погонит меня прочь и сам отступил чуть назад, в тень надгробья с побитым ангелом. Не слишком далеко — только чтобы не мозолить глаза «преподобию». Не знаю, что он задумал, но пропускать такое зрелище я не собирался.

И не зря. Оно того определенно стоило: стоило городовому отойти, как его спутник начал… действие. Больше всего это напоминало какой-то ритуал — причем из тех, что мне еще не приходилось даже наблюдать — не говоря уже о том, чтобы проводить самому. «Преподобие» сосредоточенно шевелил руками в воздухе, будто орудуя невидимыми иглой и нитью — и Прорыв становился меньше! Поначалу шов казался грубоватым и слишком размашистым, но через минуту воздух над могилами почти перестал рябить. Рана в бытие понемногу затягивалась, и по краям уже почти исчезла.

Если меня интересовало, есть ли в этом мире магия — ответ я, похоже, получил.

— Во дает… Да ты не бойся — смотри. — Городовой осторожно перешагнул через надгробье и встал со мной рядом, сложив руки на груди. — Когда еще такое увидишь?

В голосе старика звучало неподдельное восхищение. И, пожалуй, даже больше — он таращился на «преподобие» так, будто тот был то ли неведомым чудом природы, то ли иконой в храме. А может, и вовсе каким-то сверхчеловеком.

Похоже, талант заделывать эти самые Прорывы встречался в этом мире нечасто.

— Ты прости, сынок, что сразу не подошел… Служба, — снова заговорил городовой. — А ведь если б не ты — поди, лежал бы я сейчас там с Жабой, чтоб ей пусто было… Где так научился саблей махать? Вроде из гимназистов, я погляжу — вам солдатское ремесло знать не положено.

— Не знаю… Само получилось. — Я пожал плечами. — Просто испугался, наверное, взял саблю… И часто у вас такое бывает — Прорывы эти?

— Да лет сто, считай, вообще и не было — а то и двести. — Городовой чуть сдвинул фуражку на лоб и почесал затылок. — И все далеко, за Уралом если только. А последние года три — как с цепи сорвались. И прямо в городе. Упыри лезут, Лешие, Жабы — кого только не встретишь… А в феврале даже Рогатый пожаловал — на Гороховую улицу.

Видимо, в этом мире каждому полагалось знать все до единого разновидности местной потусторонней фауны. Жабу я уже видел собственными глазами, Упыри с Лешими даже звучали не слишком грозно — а вот Рогатый… Рогатый, судя по всему, был посерьезнее той страхолюдины, что сейчас валялась на Малом проспекте.

— Помню, шума тогда было… — Городовой на мгновение задумался, вспоминая что-то. — Трех городовых порвал и мать с ребенком — не успела убежать, бедная… До самого Адмиралтейства, считай, дошел — хорошо, георгиевцы подъехали с пулеметами — усмирили кое-как.

— Георгиевцы? — переспросил я.

— Ты чего сынок? Никак, ударился крепко? — Городовой улыбнулся и покачал головой. — Орден Святого Георгия при Святейшем правительствующем синоде. Защитники наши — кто ж их не знает?

Тот, кто прибыл в Петербург всего два-три часа назад — да еще и из две тысячи двадцать восьмого года… Впрочем, догадаться было несложно — хоть в моем мире ничего похожего не имелось — даже названия. Похоже, эти самые георгиевцы представляли собой то ли этаких боевых монахов — наподобие средневековых рыцарских орденов — то ли что-то вроде местного спецназа. Только заточенного под войну со всякими Жабами и даже Рогатыми. И помимо обычных солдат и офицеров у них в штате были еще и такие, как «преподобие».

— А это? — поинтересовался я, указывая на фигуру рядом со стремительно тающим Прорывом. — Вы уж простите — я раньше не видел…

— Это капеллан Ордена. — Городовой зачем-то понизил голос, перейдя чуть ли не на шепот. — Божий человек. В нем сила особая имеется — такая только у благородных встречается… ну, по большей части. Да и то не у каждого.

У благородных? Похоже, в этом мире дворянское сословие отличалось от простых смертных не только титулом и изрядным капиталом, но и наличием сверхчеловеческих способностей.

— И что ж, получается — все благородные так умеют? — уточнил я. — С Прорывами…

— Нет, сынок. Этому только Георгиевских капелланов учат — у них служба такая. А Талант в роду разный бывает. Кому-то бог силу дал, как у десяти человек, кому-то долголетия, кому-то — людей лечить… А кому и взгляд особый.

Городовой явно проникся ко мне симпатией — а может, просто любил поболтать. Иначе вряд ли стал бы так подробно рассказывать то, о чем в этом мире наверняка знали даже малые дети.

— Говорят, царь Петр мог глазами дубовую доску в три вершка прожечь. Хоть со ста шагов, хоть с двухста. Самолично шведский фрегат потопил при Гангуте: пороховую камеру подорвал так, что щепки выше мачт летели! — Городовой кровожадно оскалился — но тут же продолжил уже тише: — Но такой Талант редкость, разве что у князей и графьев встречается. А из обычных… Ой! Тихо — сюда идет!

Его преподобие капеллан действительно уже закончил свою работу — и теперь шагал через могилы прямо к нам.

И вид у него был, надо сказать, весьма недовольный.

— Всего три месяца — и снова Прорыв, на старом месте. И на этот раз больше предыдущего.

Капеллан обращался к городовому — меня он, похоже, игнорировал напрочь. Зато я теперь мог рассмотреть его вдоволь. Впрочем, зрелище… нет, не то, чтобы разочаровало — но оказалось весьма и весьма заурядным. «Преподобие» не отличался ни ростом, ни богатырским сложением — оказался даже чуть пониже меня, хоть ему уже явно и перевалило за тридцать. В гладко выбритом лице — почти треугольном, с острым маленьким подбородком — не было ровным счетом ничего героического.

Ко всему прочему капеллан еще и носил очки — круглые, в бронзовой оправе. Зато выправку имел, можно сказать, офицерскую: спина прямая, плечи расправлены — даже сейчас, когда Прорыв явно высосал из него все силы. Да и плащ из темно-коричневой кожи добавлял худощавой фигуре этакой мужественной угловатости. Никаких знаков отличия на одежде я не разглядел — только на вороте тускло поблескивал металл. Обычно так носили ордена — вторую или третью степень на шейной ленте. Но этот вполне мог оказаться и не наградой за службу, а просто символом принадлежности к духовному сословию.

Прямой равносторонний крест с расширяющимися лучами сохранил «военную» форму, но был выкрашен в пурпурный со светлой каймой. Присмотревшись, я все-таки смог разглядеть в центре овал с серебряной фигуркой — миниатюрный всадник, пронзающий копьем какую-то ползучую гадину.

Прямо как я с куском поручня — только еще и на коне.

Георгий Победоносец. Святой, заколовший то ли дракона, то ли змея — неудивительно, что борцы со всякими Жабами выбрали его своим покровителем. Кажется, и у обычных солдат на пурпурных погонах красовалась такая же эмблема.

— Ровно в том же месте, ваше преподобие. Как сейчас помню, — закивал городовой, разводя руками.

Голос у него при этом был почему-то испуганный — а скорее даже виноватый. Будто от старика с револьвером Нагана и старой саблей на боку каким-то образом зависело появление новых Прорывов.