Одиссея Грина - Фармер Филип Хосе - Страница 14

• Предыдущая
• 14/38
• Следующая

Он уселся верхом на рею, обхватил ее ногами и отправился в путь. На половине реи он остановился и осмелился посмотреть вниз. Одного взгляда было достаточно. Там на расстоянии, наверное, мили, не было ничего, кроме твердой травянистой земли. И эта плоская поверхность уносилась мимо, а огромные колеса вращались, вращались…

— Давай дальше! — закричал Эзкр.

Грин повернул голову и сказал ему, что он должен сделать с этой реей и всем кораблем, если сможет. Темное лицо Эзкра побагровело, он поднялся во весь рост и пошел по рее. Грин вытаращил глаза. Этот человек действительно может сделать такое! Но пройдя несколько футов, матрос остановился и сказал:

— А-а, ты хочешь вывести меня из терпения, чтобы я сцепился с тобой здесь и, может быть, проиграл бы, раз у тебя опора надежнее. Не такой уж я дурак. Это ты должен пройти мимо меня.

Он повернулся, почти беззаботно прошел обратно к мачте и прислонился к ней в ожидании.

— Ты должен добраться до самого конца, — повторил он. — Иначе ты не пройдешь испытания, даже если минуешь меня. А уж этого ты ни в жизнь не сделаешь.

Грин сжал зубы и добрался, как ему показалось, до конца реи. Если двигаться дальше, она может не выдержать и сломаться. Она и так уже отогнулась далеко вниз. Или это ему кажется? Потом он откинулся назад, умудрился перевернуться и, пройдя обратно, остановился в нескольких футах от Эзкра, чтобы перевести дыхание, собраться с силами и мужеством.

Матрос ждал, держась одной рукой за веревку, а другой сжимая кинжал, направленный в сторону Грина. Землянин начал разматывать свой тюрбан.

— Что ты делаешь? — спросил Эзкр с неожиданной тревогой. До сих пор он был хозяином положения, потому что знал, чего ожидать. Но если случится что-нибудь непредвиденное… Грин пожал плечами и продолжил очень медленно и осторожно разматывать ткань на голове.

— Я не хочу рассыпать это, — произнес он.

— Что рассыпать?

— Это! — закричал Грин и хлестнул тюрбаном по лицу Эзкра. Сам тюрбан не коснулся лица матроса, но пепел с песком, что были завернуты в нем, попали в глаза матроса прежде, чем ветер смог унести их. Эмра, следуя указаниям мужа, нагребла все это из кучи возле печи. Хотя голове от этого стало тяжело, но дело стоило того, чтобы потерпеть. Эзкр закричал, бросил кинжал и принялся тереть глаза. Грин быстро передвинулся поближе к нему и ударил кулаком в низ живота, а когда Эзкр согнулся от боли, подхватил его и осторожно опустил. Вслед за первым ударом он добавил удар ребром ладони по шее парня. Эзкр тихо вскрикнул и отключился. Грин перевернул его так, чтобы он лежал животом на рее, а плова, руки и ноги свешивались. Большего он и не хотел. Он не собирался тащить его вниз. Его единственным желанием было поскорее очутиться на палубе, в безопасности. Будет плохо, если Эзкр упадет. Грин медленно спускался, а Эмра и Инзакс ждали его внизу. Когда он ступил на палубу, ему показалось, что ноги его сейчас подогнутся, так они тряслись. Эмра, заметив это, быстро обняла его, словно выражая восхищение героем, а на самом деле — чтобы поддержать.

— Спасибо, — пробормотал он. — Мне нужна твоя сила, Эмра.

— Она понадобится любому, кто совершит то же, что и ты, — ответила она. — Но и сила моя, и все остальное в твоем распоряжении, Алан.

Дети смотрели на него широко распахнутыми от восхищения глазами и кричали:

— Это наш отец! Большой белый Грин! Он ловкий, как травяной кот, укус у него, как у бешеной собаки, и он может плевать ядом в глаза, как летучая змея!

В тот же момент его окружила толпа мужчин и женщин, они наперебой хвалили его ловкость и поздравляли с правом называться их братом. Единственными, кто не толпился вокруг и не стремился поцеловать его в губы, были офицеры «Птицы Счастья», а также дети и жена неудачливого матроса. Они поднимали наверх люльку, чтобы, обвязав вокруг пояса Эзкра веревку, опустить его вниз.

И еще один угрюмо стоял в стороне. Это был арфист Грэзут. Грин решил приглядывать за ним, особенно по ночам, когда коварный нож может вонзиться под ребро спящего, а тело легко выкинуть за борт. Теперь он хотел бы взять обратно пренебрежительные слова об инструменте, но в тот момент он не мог придумать ничего другого. Теперь следовало найти способ помириться с музыкантом.

Прошли две недели упорной работы и бессонных ночей, пока Грин осваивал обязанности марсового. Он не любил работать наверху, но обнаружил, что высота имеет свои преимущества. Она давала ему возможность время от времени прикорнуть. На мачтах хватало «вороньих гнезд», где во время боя обычно располагались стрелки. Грин забирался в одно из них и мгновенно засыпал. Его приемный сын Гризкветр обычно стоял на часах вместо нем и будил, если по снастям к ним приближался старший марсовой. Однажды в полдень свист Гризкветра пробудил Грина от крепком сна.

Тревога оказалась напрасной, выговор достался другому матросу. Не в состоянии больше уснуть, Грин наблюдал за стадом хуберов, которые вскакивали на ноги при появлении «Птицы». Эти красивые миниатюрные лошадки с оранжевыми телами, черно-белыми гривами и щетками за копытами иногда сбивались в стада по несколько сотен голов. Они были так многочисленны, что своими развевающимися гривами и хвостами напоминали пенящиеся волны бескрайнем моря.

Такая бескрайность была только на этой планете. Грин нигде не видывал такой плоской равнины. Он не мог поверить, что она простирается на тысячи миль, ни разу не нарушаемая оврагами или буграми. Но так оно и было, насколько он мог видеть со своем наблюдательного пункта. Это было красивое зрелище. Трава была высокая, с толстыми стеблями. Она была ярко-зеленою цвета, почти блестящая и куда ярче земной травы. Ему рассказывали, что в сезон дождей она расцветает множеством маленьких красных и белых цветов и благоухает приятными ароматами.

На этот раз Грин заметил нечто необычное. Высокая трава вдруг оборвалась и сменилась полем с короткой, не более дюйма высотой, словно здесь недавно прошла гигантская газонокосилка. Поле было с милю шириной, а в длину простиралось перед «Птицей» насколько хватало взгляда.

— Что ты думаешь об этом? — спросил он у сына Эмры.

— Не знаю. — Гризкветр пожал плечами. — Матросы говорят, что это делает вуру — животное размером с корабль, которое выходит только по ночам. Оно ест траву, но нрав у него, как у злой собаки. Оно нападает на корабли и расправляется с ними, как с картонными коробками.

— Ты веришь этому? — спросил Грин, внимательно глядя на него. Гризкветр был сообразительным пареньком, и он надеялся заложить в его сознание семена здорового скептицизма. Может быть, со временем эти семена дадут ростки философии.

— Я не знаю, правду рассказывают или нет. Все может быть. Но я не встречал никого, кто видел бы вуру. А если оно выходит только по ночам, где же оно прячется днем? Здесь нет отверстий в почве, чтобы оно могло там спрятаться.

— Очень хорошо, — улыбаясь, произнес Грин. Гризкветр в ответ тоже радостно улыбнулся. Он уважал своем приемного отца и радовался каждому знаку внимания и малейшей его похвале. — Готовь свое сознание к любым поворотам. Никогда не решай ничего окончательно, пока у тебя не будет твердого доказательства. И помни, что может появиться новое доказательство, которое отвергнет старое. — Он грустно улыбнулся. — Для примера можно привести хоть мой собственный опыт. Одно время я нипочем не верил в то, что вижу сейчас собственными глазами. Я считал все эти истории выдумками и россказнями тех, кто пересекает под парусами эти травяные моря. Но теперь я начинаю думать, что, может быть, и вправду существует такое животное, как вуру.

Оба примолкли, наблюдая, как бегут хуберы — словно текут живые оранжевые реки. Над ними кружили бесчисленные стаи птиц. Они тоже были красивы и еще более живописны, чем хуберы. Иногда одна или другая случайно попадали в снасти, ослепляя красочным оперением и взрываясь яростными, но мелодичными звуками или недовольными хриплыми воплями.

• Предыдущая
• 14/38
• Следующая