Не выпускайте чудовищ из шкафа (СИ) - Демина Карина - Страница 7

Воздух чистый.

И нет того характерного запаха, который бывает у домов старых и одиноких.

Пол… паркет? Из темного дуба? Такой не в каждом столичном особняке увидишь. Странно, что не разобрали на нужды города.

- Он хорошо сохранился, - матушка провела пальцами по стене. Изнутри дом был облицован мрамором.

- А то… были тут… желающие, но дело такое, - Османов поглядел на коллегу и вздохнул тяжко-тяжко. – Вы призраков не боитесь?

- Призраков? – матушка шла, разглядывая картины, что висели на стенах.

И вновь же, ни пыли, ни паутины.

Убирались?

Или… артефакты? Они существовали, конечно, но были весьма дороги. Слуг держать выходило куда дешевле. Да и вновь же, почему их не забрали? Не знали?

Не поняли?

- Родственнички тут пытались вывезти кое-что, - Османов оперся на колонну. – Но один вон на лестнице шею свернул. Другой уснул и не проснулся. Нет, все-то чисто. Мы смотрели. Пошел слух про призрака… потом еще был случай, когда нашли одного рыбачка в саду-то. Мертвым.

- Чудесное место, - сказала матушка. – Может, здесь гостиница имеется?

- Имеется. Но вам она не по вкусу будет, - Зима подошла к лестнице, что брала начало меж двух крылатых фигур. – Там рыбаки ночуют, ну, когда сезон. Или еще какой люд попроще. А дело не в призраке. Страж.

Бекшеев обернулся.

- Полагаете?

- Знаю, - её ноздри дрогнули, а глаза окрасились желтизной. – Запах уж больно характерный. Я такой прежде встречала.

- Но… здесь…

- Дом и вправду старый. Страж, думаю, тоже. Может даже из тех, которые с домом и делали.

И на пол посмотрела.

Бекшеев тоже посмотрел. Нет. Глупость. Страшные детские сказки про то, что кто-то вот так просто может взять и закопать человека под камнем, чтобы «стояло на века». Это… суеверия.

Изжитые.

Забытые.

И главное, что магии в этом чудовищном действии нет ни на грош. А страж – это магия. Бекшеев даже головой потряс, забывши про боль. А она взяла и напомнила, плеснув огнем на затылок.

- Я тут, если что, съеду, - бывший штурмовик вне тесноты салона казался воистину огромным. И это нервировало. – Домик-то мой тоже от градоправителя. Служебное жилье, стало быть. Он невелик. Но, если вдруг, то занимайте. Пару деньков всего погодить. А тут оно безопасно. Я сам ночевал.

- И я, - добавила Зима.

- Вот… и весь наш отдел в полном составе. Если ложечки серебряные не красть или другое чего, то оно вполне безопасно.

Красть серебряные ложечки Бекшеев точно не собирался.

- Благодарю, - сказал он, чувствуя, как боль накатывает волна за волной. Вот тебе и плата за то, что позволил себе расслабиться.

- Я тут скажу… ну, градоправителю, хотя он сам знает. И в таверну пошлю кого. Вы ж без кухарки приехали. А готовить надо. Там вон неплохо кормят, если не побрезгует.

- С-спасибо.

У Зимы ледяные глаза. Сине-серые, и взгляд тяжелый, пронизывающий. А желтизны – по краюшку, если не вглядываться особо, то и не заметишь.

Хорошо.

Глава 4. Сила

«И как говорят свидетели, г-н Озельский проявляет особое внимание к некой мещанке Ю., которую с ним не единожды видели и порой даже без сопровождения, что для особы благородной было бы недопустимо, но средь людей обыкновенных нравы попроще. Некоторые, приближенные к эксцентричному миллионщику особы, даже берутся утверждать, что г-н Озельский столь увлекся, что собирается сделать предложение. И тем самым опечалить многих прекрасных достойных юных особ. Но мы слухам не верим, и потому надеемся, что весьма скоро костер страсти утихнет и наступит закономерное прозрение»

«Петербургский сплетникъ»

Я заговорила у конторы.

- Иди домой, - сказала я Медведю, который был мрачен и зол. Причем снова большей частью злился он на себя, будто бы и вправду был виновен.

- Дела…

- Да брось, какие дела. Отчеты? Ты их уже и написал, и переписал, и по папочкам разложил. А чего не разложил, то и хрен с ним, - я вытащила из кармана жестянку с карамельками. – Хочешь?

- Все одно…

- Слушай, ну не полезет он сегодня на участок. Рожи что ли не видел? Скрутило его, причем похлеще, чем тебя.

Медведь насторожился.

- Что… видела?

- Да не то, чтобы видела. Скорее уж почуяла.

Пусть даже я не способна больше удержать след, но это не значит, что нюх мне вовсе отшибло.

- Болен он. И серьезно. Таким вот тянет… знаешь, неправильным. Как… - выдавить из себя это слово я не смогла, но Медведь понял.

Кивнул. И задумался.

- Ему за сорок чуть. Стало быть, воевал.

Все воевали. И матушка его, которая прячет изуродованную руку в лайковых перчатках. И не думаю, что дело только в мизинце. Шрамы, они даже у целителей остаются. Хотя целители и научились их прятать.

- Ну, он взрослый, - я хлопнула Медведя по плечу. – Сам о себе подумает. А ты… давай домой. Вон, в трактир загляни. И к Сомову, пусть и вправду отправит кого из прислуги с багажом разобраться.

Медведь смотрел хмуро, будто подозревая меня в чем-то.

- Ниночку порадуешь. Она же ж… если и вправду завтра уезжает, то волнуется, небось. А ты тут. Будто мы дети какие, пару часов без пригляду не проживем.

Вот Ниночка – это всегда аргумент. И Медведь чуть качнулся. Я же добавила:

- Давай. Иди. Вещи там помоги собрать. Сопли утри.

- У нее нет соплей.

- Это пока. А чемоданы начнет паковать, появятся. И вообще, не нервируй беременную жену! Тебе еще ведь к этой Бекшеевой являться. И лучше бы, к слову, с Ниночкой. Пусть и её глянет.

- Как-то… неудобно.

- Дурак ты, - я дотянулась и постучала по выпуклому лбу. – Таким и помрешь. Я не лучше. Оно, может, и не по правилам, но поверь, такими случаями не разбрасываются. Да и Бекшеева против не будет.

- Думаешь?

Знаю.

Эти руки… я уже видела, если не такие, то похожие. Тех, кому пальцы ломали, долго, с наслаждением, тех, кого резали на куски, а потом бросали, оставляли подыхать.

Она не сдохла.

И… и если так, то тоже потянется к жизни. Мы все к ней тянемся. А что может быть притягательней беременной женщины? Даже для меня.

- Хорошо, - он потер шею. Медведь тоже понимал, пусть бы и сказать не умел. Но он наш. А стало быть, все правильно. – Только… не трогай этого мальчишку.

- И не собиралась.

- Тьма!

- Честно. Не буду. Я вообще на Северный Плес хотела. Яжинский опять письмо прислал, что нежить у них там.

- Да какая там…

- Вот съезжу. А то не знаешь, если не явлюсь, то завтра сам Яжинский заявится. С челобитной градоправителю.

Старик Яжинский характер имел такой, что и градоправитель старался с ним лишний раз не связываться. А я что? Я как-то вот умела слушать. И слушала. Да и вовсе… может, на баньку попаду, а если и нет, то посидим вдвоем на старом камне. Накатим по стопке травяной настоечки. И разойдемся, потому как нет на Дальнем нечисти.

Нет, не было и не будет.

- Машину я заберу.

- Одна?

- Не знаю пока. Если кто в конторе будет, то и прихвачу. Заодно уж поставлю в известность. Ты же ж пока…

Медведь покачал головой. Стало быть, и вправду про отставку помалкивал.

Трус несчастный.

Хотя… я бы на его месте, наверное, тоже не решилась бы сказать. Не сразу.

- Вот завтра и объявишь, - я хлопнула его по плечу и забралась в салон, в котором еще витал едва уловимый аромат духов Бекшеевой.

Вот про одно я соврала: не стала я заезжать в контору.

Никого-то видеть не хотелось.

Совсем никого.

Я вдавила педаль газа, и «Студебеккер», рявкнув, прибавил ходу. Мимо пронеслась улочка, даже край нашего дома, поседевшего за зиму, виден было. Кольнула совесть: опять я Софью бросила.

Но от совести я отмахнулась.

Не бросила.

К ней сегодня, вроде, клиент собирался. И еще письма были, которые пришли. Наверняка опять первым классом, и стало быть, будет до ночи разбирать, раскладывать, дополняя чудесный пасьянс из женихов и невест.