Всеблагое электричество - Корнев Павел Николаевич - Страница 14

— Ваш заказ! — объявил официант и выставил вазочку с мороженым. Отходить он не спешил.

Я выгреб из кармана пару монет по пятьдесят сантимов, бросил их на стол и углубился в чтение, желая хоть немного отвлечься от невеселых раздумий.

Не вышло.

Императрица Виктория завершила визит в восстановленный после зимнего наводнения Париж и вернулась в Новый Вавилон? На посадочной площадке бабушку встречала ее императорское высочество кронпринцесса Анна? Грядет пятнадцатилетний юбилей наследницы престола?

А мне-то что с того?

Меня сейчас волновали лишь просьба инспектора и… бал.

Я зачерпнул десертной ложечкой немного ванильного мороженого и кивнул.

Да, бал!

Проблемы стоит решать по мере их значимости. А если главный инспектор фон Нальц поджарит некоего детектива-констебля на медленном огне, намерение Роберта Уайта втравить того в неприятности уже не будет иметь решительно никакого значения.

Я должен дать ответ инспектору?

Проклятье! Для этого мне надо пережить сегодняшний вечер!

Взглянув на часы, я отложил газету, в два счета расправился с десертом и поднялся из-за стола. Подхватил пакет со старым костюмом и с облегчением покинул слишком шумное заведение.

Амперы, вольты, люмены…

Тьфу!

На извозчика пришлось занять у Рамона Миро; благо, тот в такой малости отказывать сослуживцу не стал, только с усмешкой поинтересовался:

— Интересно, ты за год покроешь рентой все долги или не хватит?

— Уж десятку для тебя как-нибудь выкрою, — ответил я, пряча в бумажник пару мятых банкнот. О том, что долгов с процентами накопилось уже тридцать тысяч франков, говорить не стал.

— С аванса, — напомнил констебль.

— С аванса, — подтвердил я и отправился на поиски экипажа, приличествовавшего выходу в свет.

Доход от наследственного фонда за первые полтора-два года целиком и полностью уйдет на возврат долгов, поэтому перспектива лишиться жалованья детектива-констебля вгоняла в самую натуральную депрессию. Но не идти же из-за этого на поводу у инспектора! Жизнь дороже…

Домой я прикатил в открытой коляске, не роскошной, но вполне соответствующей случаю. Ливрея извозчика и вовсе оказалась изукрашена блестящими галунами почище генеральского мундира.

— Жди здесь, — велел я ему, отпер калитку и прошел в дом. А там присвистнул от удивления, застав Елизавету-Марию в вечернем платье из розового атласа с драпировкой тюлем, бисером и стразами.

— Пора? — поинтересовалась девушка, примеряя у зеркала шляпку. Миниатюрный ридикюль дожидался своего часа на полке.

— Пора, — подтвердил я.

Гостья подступила ко мне и взяла под руку.

— Тогда идем!

Я сдвинул очки на самый кончик носа и посмотрел на девушку поверх темных стекол. За время моего отсутствия она нанесла на лицо неброский макияж, и теперь накрашенные помадой губы больше не казались блеклыми и узкими.

— Что-то не так, Леопольд? — обворожительно улыбнулась Елизавета-Мария, без всякого сомнения довольная произведенным эффектом.

— Ты просто очаровательна, — ответил я, возвращая очки на место.

Мы спустились с крыльца и через мертвый черный сад зашагали к воротам.

— Как романтично! — неожиданно рассмеялась девушка и сорвала с цветника почерневшую гвоздику, мертвую, как и все вокруг. Изящные пальчики ловко обломили хрупкий стебель и вставили цветок в петлицу моего пиджака. — Вот так гораздо лучше!

Я обреченно вздохнул и попросил:

— Не делай так больше.

— Почему?

— Новые цветы уже не вырастут.

— О, Лео! — покачала головой моя гостья. — Ты тоже ценишь красоту мертвых цветов? Мы с тобой так схожи…

Я распахнул калитку, помог девушке забраться в коляску и, лишь когда тронулись с места, возразил:

— Дело не в этом. Просто я помню эти цветы еще живыми. Ценны связанные с ними воспоминания, а не их, как ты выразилась, красота…

— Надо ценить то, что имеешь, а не смотреть в прошлое, — укорила меня Елизавета-Мария. — Советую жить сегодняшним днем, дорогой…

— Как скажешь.

— Или это дом накладывает на тебя свой отпечаток? — продолжила ворковать девушка. — Твой дворецкий — тоже странный. Просто поразительное самообладание, никогда такого не встречала.

— Старая школа, — вновь отделался я парой слов, не желая говорить о Теодоре.

— Тебя что-то беспокоит, Леопольд? — присмотрелась ко мне Елизавета-Мария.

— А сама как думаешь? — мрачно глянул я на нее сквозь темные стекла очков.

Девушка только беззаботно рассмеялась.

— Все будет хорошо!

— Будем надеяться, — хмыкнул я и о просьбе инспектора распространяться не стал.

О просьбе инспектора не хотелось даже думать, не то что озвучивать ее вслух.

Вскоре узенькие улочки старых районов остались позади, и колеса перестали подпрыгивать на неровной брусчатке, но на смену тряске пришел затянувший улицы смог. Из-за дыма с фабричных окраин запершило в горле, и Елизавета-Мария замолчала, прикрыв лицо надушенным платочком.

Легче стало, лишь когда коляска повернула на Ньютонстраат и впереди замаячила громада штаб-квартиры полиции. К центральному входу выстроилась целая вереница экипажей; извозчики высаживали пассажиров и сразу отъезжали, поэтому я условился с возницей, где именно он станет нас встречать после окончания приема, соскочил на тротуар и протянул руку спутнице. А когда та спустилась с подножки, задавил последние крохи сомнений и повел Елизавету-Марию к распахнутым настежь дверям Ньютон-Маркта.

Сорочка на спине взмокла от пота, во рту пересохло, в висках постукивали молоточки приближающейся головной боли, но я лишь улыбался и невозмутимо поглядывал по сторонам. Пригласительное стоявшему в дверях распорядителю и вовсе протянул с видом крайней беспечности; просто передал прямоугольник мелованной бумаги и отправился прямиком в зал, где обычно проводились собрания личного состава.

Сейчас оттуда доносились отголоски музыки, и Елизавета-Мария легко подстроила шаг под ритм веселой мелодии. Мне о подобной грациозности не приходилось даже мечтать, поэтому я просто шагал по коридору и раскланивался со знакомыми, что время от времени попадались навстречу. Ни с кем не разговаривал, разве что задерживался на секунду перекинуться парой ничего не значащих фраз.

Главный инспектор повстречался уже на входе в зал. Старикан был занят беседой с высоким толстяком и рыхлым юношей в бесстыдно дорогом костюме, но при моем приближении сразу оставил министра юстиции и его племянника и заступил нам дорогу.

— Виконт! — расплылся он в улыбке. — Представите меня своей спутнице?

Я нервно сглотнул и через силу улыбнулся:

— Главный инспектор, моя невеста Елизавета-Мария Никли, сиятельная. Елизавета-Мария, руководитель полиции метрополии, главный инспектор фон Нальц.

— Виконт! — рассмеялся Фридрих фон Нальц, и в его глазах мелькнули отблески бесцветного пламени. — Не стоит так официально! Сегодня здесь собрались друзья и единомышленники. Никаких званий!

— Как скажете… Фридрих, — слегка склонил я голову.

— Проходите же! Проходите! — разрешил тогда главный инспектор и вернулся к прерванной беседе, а я повел Елизавету-Марию в зал.

— Это встречи с ним ты так панически боялся? — шепнула она мне.

— Боялся? Я? С чего ты это взяла?

Тогда девушка привстала на цыпочки и тихонько выдохнула в ухо:

— От тебя пахло страхом, Лео. И пахнет до сих пор. Почему?

— Ничего удивительного, — непринужденно улыбнулся я. — Один излишне болтливый приятель поставил меня в чертовски неудобное положение, а я терпеть не могу находиться в центре всеобщего внимания.

— Как скажешь, — лукаво улыбнулась Елизавета-Мария, не став больше настаивать на своем.

Я только передернул плечами и направил девушку к фуршетным столам у дальней стены.

— Не собираешься танцевать? — удивилась Елизавета-Мария. — Послушай, какая музыка!

— Нет слуха. Медведь на ухо наступил, — отделался я поговоркой, которую нередко слышал от отца.