Металюция (СИ) - Останин Виталий Сергеевич - Страница 46

— Зачем? — вопит он.

Надо же. Минуту назад такой собранный, сейчас явно пошел в разнос.

— Так надо, Брайн. — отвечаю. — Любое дело следует доводить до конца.

— Но у нас есть признание Анджелы Бойл! Его, что, не хватит, чтобы всех этих заговорщиков под трибунал подвести?

Времени на споры нет, но и оставить парня в таком состоянии я не могу. Случайно нас судьба свела или нет, но сейчас мы команда. Сила которой равняется самому слабому звену. А это Брайн.

Поэтому я отвечаю. Одновременно обыскивая тела убитых солдат в поисках ключ-карты к лифту — без нее он никуда не поедет.

— Записи достаточно, чтобы утопить заговорщиков. — произношу я. — Бойл, Вильсона и кто там у них еще в банде. Но ее не хватит, чтобы спасти нас.

На первом теле ничего похожего на карту нет. Передвигаюсь ко второму мертвецу.

— Это еще почему?

— Сам подумай. Мы вскрываем заговор. Этих злодеев наказывают. Но ведь не факт, что плодами их трудов потом никто не воспользуется. Я бы сказал — факт, что воспользуются. Такой инструмент, и чтобы от него так запросто отказаться? Да ни в жизнь не поверю. Новый глава администрации или другой директор ЦРУ. Да тот же президент! Что, по твоему, он сделает, зная, что нам все известно?

Рот Брайна открывается, он явно был намерен сказать: «Наградит нас!» Но моя постановка вопроса сбивает его настрой, и он задумывается. В самом деле, ведь он под таким углом на ситуацию не смотрел.

Вот, если бы я спросил — что сделает президент, когда узнает про нас, спасших страну от заговорщиков? Тогда ответ очевиден. А после «мы все знаем» уверенность куда-то исчезает.

И я додавливаю.

— Знаем про высшее руководство государство, которое было готово принести в жертву демонам сотни или тысячи суперов и обычных людей. Знаем про портал в другой мир. Мы — носители государственно тайны. Довольно грязной, причем. Нас никто не поцелует в лобик, Брайн, и не похвалит.

Есть! Карта доступа к лифту обнаруживается во внутреннем кармане кителя второго солдата. Я прикладываю ее к сканеру, и створки начинают расходится.

— А если пойдем вниз — что изменится? — предпринимает последнюю попытку Брайн.

— Все. Одно дело, если мы покажем журналистам кадры, где глава администрации президента признается в измене, и совсем другое, если на той же записи будет портальный камень. Желательно, уничтоженный. Тогда тайна становится общедоступной, и нас уже нет необходимости убирать. Ты идешь?

Заканчивал фразу я уже в кабине лифта. Куда загрузились и все остальные. Только Бледный Ангел неуверенно топтался у входа.

— Черт с тобой! — обреченно выдохнул парень. — Ох, пожалею я об этом!..

— Возможно!

Створки сходятся, отрезая нас от ангара, в котором лежит десять мертвых американских мужчин. Которые ничего не знали, просто делали свою работу, и умерли, фактически, ни за что. Сплошь и рядом такое происходит — в этом мире или прошлом. Казалось бы — должен привыкнуть. Но, нет. Не привык.

В голове стучит метроном. Секунда за секундой. Лифт опускается медленно. Это я помню и по прошлому посещению. Но в тот раз я выбирался со Всемира, и ощущения были совсем другие. Тогда я действовал скрытно, прячась под личной одного из техников. Теперь спускаюсь на подземный уровень в составе команды суперов. Наверху вот-вот объявят тревогу, и выбраться наружу шансов у нас не слишком много.

Строго говоря, их вообще нет. Даже, если нам удасться разоблачить всех и вся, инерция военного руководства, озлобленного нарушением режима секретности, с вероятностью близкой к ста процентам приведет ситуацию к стрельбе. А солдат даже понукать не нужно будет — там в ангаре лежит по меньше десять окровавленных причин открывать огонь на поражение.

Но я не спешу делиться этими мыслями с остальными. Понимаю, что это плохо, сам не люблю, когда меня используют в темную, но выбора нет. Брайну я сказал правду — любое дело нужно заканчивать. Но говорил я о себе. Это мне нужно выполнить задание и лишить американцев возможности таскать в наш мир демонов. Не им.

Легкие уколы совести я тоже давлю.

— Какая охрана внутри? — спрашиваю у Вильсона. — Какие протоколы безопасности? Сканеры, документы, пароли — что у нас могут спросить?

— Пост два человека. Через двести метров — еще один. Отпечатки пальцев и сканер сетчатки глаза. — отвечает цээрушник, понуждаемый Либрой. И добавляет. — Но, если наверху объявили тревогу, то доступ на подземный уровень блокируется для всех уровней доступа. Включая мой. До тех пор, пока тревогу не отменят.

Двери, наконец, расходятся в стороны. Я вижу знакомый коридор, плавно переходящий в пандус, ведущий еще ниже. На спуске нас ожидают два бойца. Что характерно, когда я отсюда выбирался первый раз, они тоже тут торчали, но вот проверки не проводили. Наверное потому, что предполагали, что выйти мог кто-то отличный от тех, кто вошел, не мог. Интересно, сейчас процедуру поменяли? После меня.

Встречают спокойно, Вильсона и Бойл тут знают в лицо. Но службу, при этом, несут образцово-показательно. Никаких тебе улыбочек, или «доброе утро, мэм». Молча ожидают нашего приближения, приветствуют кивками, после чего один протягивает випам планшет для считывания отпечатков пальцев, а другой держит короткий карабин в полной готовности поднять его и открыть стрельбу.

Процедуру проходим штатно. Сперва Вильсон, потом Бойл предоставляют свою биометрию. Наступает наша очередь.

— Они с нами. — произносит цээрушник.

— Конечно. — отвечает солдат с оружием. Его напарник поднимает планшет и делает несколько снимков. — Приложите ладонь.

Ни у кого из отряда нет доступа внутрь. Но это не значит, что военная бюрократия способна забуксовать на таком ничтожном препятствии. Нет, нас просто вносят в базу, и все. Потом, если вдруг что-то случится, можно будет без труда найти виноватого.

На следующем посту, в самом конце пандуса, ситуация повторяется. И вот мы уже в том самом месте, через которое я и попал в США. Тот же огромный бетонный подвал, три очень грамотно размещенных пулеметных турели, поставленные так, чтобы можно было прикрывать и вход в подземелье, и выход с пластины, под которой, как я теперь понимал, и находился портальный артефакт.

Здесь все еще в неведении о том, что случилось на поверхности. Значит, тревога не объявлена. Место побоища еще не обнаружено, но я понимаю, что счет уже идет на минуты, если не на секунды. Метроном продолжает считать, и рано или поздно кто-то заглянет внутрь. Где обнаружит там шестерых бойцов и пятерку спецагентов. Тогда и завоют сирены.

Но пока все спокойно. Мы проходим очередную проверку, и останавливаемся на входе в подвал. Осматриваемся. Сценарий, на мой взгляд, не слишком благоприятный. За турелями сидят совсем не расслабленные бойцы, плюс по всему помещению расположились еще около десятка военных. Двое из них — у пластины.

Пытаться действовать уговорами не выйдет — тут только силовой вариант сработает. Но не прямо сейчас. Нападать, едва войдя, глупо. Нужно хорошенько осмотреться, понять, как действовать. Хорошо бы еще растянуть бойцов, чтобы они друг другу перекрыли часть векторов стрельбы. Пока же тянем время — к нам как раз подходит начальник дежурной смены, какой-то очень брутальный майор.

Есть такие люди, которые, кажется, от рождения знают, что будут всю жизнь носить форму. У них прекрасное телосложение, грубое, но не лишенное простой привлекательности лицо, обязательно тяжелый подбородок и пронзительный взгляд. Как у хищной птицы, которая не когтит тебя прямо сейчас лишь потому, что команды еще не было.

Майор принадлежит именно к этому типу. Бледно-голубые (или светло-серые) глаза остановились на Вильсоне с Бойл. Рука взлетела к виску четким, отработанным годами, и при этом небрежным жестом. В голове мелькнула ироничная мысль-воспоминание: «К пустой голове руку не прикладывают!» Но у янки свои традиции.

— Сэр. Мэм. — произносит он.

И все. Ни слова больше. Ни одного вопроса. Два человека с самой верхушки местной пищевой пирамиды являются в его бункер, а он даже интереса не проявляет. Просто «сэр, мэм». А дальше сами, мол. Если посчитаете нужным что-то сказать, скажите. Я тут не для того, чтобы в угадайку играть.