Бегство в Опар - Фармер Филип Хосе - Страница 29

• Предыдущая
• 29/53
• Следующая

Пронзительные вопли доносились сверху. Люди очутились в огненном капкане. Порожденный ими пожар обрушился на них же.

— Поплывем к тому доку? Там много судов и никого не видать.

— Вон, идут, — Русет показал на лестницу, по которой спускалась дюжина беглецов.

Сунув меч в ножны, Хэдон прыгнул в воду. Его накрыла большая волна, вонявшая отходами и экскрементами. Какое-то существо, крупное, круглобокое, с плоской спиной поднялось перед ним, хрюкнуло и ушло под воду. Хэдон проплыл над этой тварью, ощутив мерзкий страх, когда нога его ударилась обо что-то мягкое и скользкое.

До следующего причала оставалось ярдов двадцать. Хэдон вскарабкался на пирс и помог подняться Русету и остальным. К этому времени оказались захваченными шесть судов — три шлюпки и три малые рыбачьи лодки. Оставался одномачтовый баркас; к нему устремилась группа людей. Хэдон зарычал и ринулся на них, хватая со спины одного человека за другим и швыряя их в воду. Уже шестеро оказались в воде, прежде чем остальные сообразили, что происходит. Они обернулись — сверкнули ножи и мечи. Русет присоединился к Хэдону — против шестерых мужчин и одной женщины. Заметив, что Хэдон владеет тену, они не решались приблизиться. Внезапно Хэдон сказал: “Зачем проливать кровь? Мне нужен этот баркас, всего лишь чтобы добраться до Храма Кхо. Вы можете отправляться с нами, мы сойдем, а вы продолжите свой путь. В самом деле, так будет лучше для всех. Вы нужны нам, чтобы помочь грести, а вы сейчас нуждаетесь в нас.”

Кебивейбес и Хинокли стояли теперь рядом с Хэдоном и Русетом.

Очевидно, это подкрепление и логика доводов Хэдона убедили горожан в предпочтительности взаимодействия. Все забрались в баркас и, оттолкнувшись от пирса, отплыли под аккомпанемент воплей бегущих к судну людей. Некоторые даже прыгали в воду в тщетной попытке забраться на борт. Все “ныряльщики” вернулись на пирс, кроме одного — тот возопил и, простерев руки в воздухе, исчез, будто нечто утянуло его под воду. Так, без сомнения, оно и было.

Десяток гребцов заставили баркас быстро устремиться вперед. Несколько раз волна едва не швырнула судно на сваю. Но, отталкиваясь веслами от нее, удалось избежать неприятностей.

Часть уличного настила над ними неожиданно рухнула в воду, обдавая брызгами гребцов, горящее дерево зашипело в воде, выстреливая в воздух частицы пара; люди вскрикивали от неожиданной боли, но никто не пострадал всерьез. Проводник, который греб, сидя впереди справа по ходу, велел изменить направление. Минут десять баркас плыл, как казалось, мимо стены огня. Наконец, свет, отбрасываемый пламенем, уменьшился, исчез душноватый запах дыма. Но повсюду была оживленная сутолока, люди кричали, колокола били, временами слышались густые и глухие звуки, словно пробегали десятки людей. И действительно, все больше горожан в панике бежали по лестнице захватывать суда. По-другому, очевидно, было уже не спастись. Город все быстрее охватывало пламя пожара, а кому хочется превратиться в пепел.

Наконец проводник кивнул головой вправо, сопроводив этот жест особым движением руки.

— Что это значит? — спросил Хэдон. Русет пояснил:

— Это значит, что мы швартуемся здесь. — Он указал на ряд параллельно расположенных платформ, покачивавшихся на волнах.

На гребне волны баркас вплыл между двумя платформами; гребцы справа ухватились за свободные веревки, привязанные к столбам. Не без труда Хэдон и его спутники вылезли на причал и уцепились за канатный поручень. Оставшиеся в баркасе горожане, отталкиваясь от причала, помогая себе веслами, проплыли обратно меж помостов.

Центральная платформа, покачивавшаяся на волнах, уходила далеко в море, оставляя позади выходившую на нее лестницу.

Искусный бронзовый механизм мог продвигать платформу вперед и назад, вверх и вниз, поднимать ее вертикально, не отделяя от лестницы и не врезаясь в нее. Но металлические плечи и соединения скрежетали, словно прося смазки.

Во главе с Хэдоном спутники двинулись к лестнице. Платформа освещалась факелами, но по мере подъема становилось все темнее. Наверху, на уровне улицы, едва можно было разглядеть что-то. Прямо с лестницы они попали в темное помещение. Хэдон велел всем стоять спокойно, пока он на ощупь искал дверь. Вскоре он нашел ее. Щеколда легко поддалась, и он оказался в другой темной комнате. Хэдон почувствовал, как что-то почти невесомое легло на его лицо, грудь, ноги. Что бы это ни было, но движения становились все более скованными. В комнате зазвенели маленькие колокольчики. Внезапно дверь в противоположной стене распахнулась, и свет влился в комнату. Вошли люди, вооруженные мечами. Теперь свет ударил и сверху, из люка. Оттуда, из-за частокола, на него смотрели люди.

Колокольчики подали сигнал, когда Хэдон натянул привязанные к ним бечевки. Он вскричал, не двигаясь:

— Я — Хэдон, муж Лалилы, той женщины, которая совсем недавно пришла сюда! Карсух привела ее с ребенком!

— Я знаю, — ответил офицер. — Он отдал приказ, и бечевки упали на пол. Осмотрев остальных в группе — очевидно Карсух обрисовала их — офицер провел гостей в следующую комнату. Они поднялись по другой, высокой, винтовой лестнице в просторные покои. Мраморные стены украшали фрески, в нишах — статуэтки из слоновой кости и золота. Гости проследовали за офицером через анфиладу роскошных комнат и поднялись на третий этаж, миновали коридор и еще раз — по другой лестнице — на седьмой этаж в башне — в этом они убедились, добравшись до верха крыши. Лалила, Абет, Карсух и все остальные находились в зале с открытой стеной. Они смотрели вниз на город, быстро пожираемый огнем. Пламя распространялось на новые районы, очаги огня возникали во многих местах, отдаленных от основного пожара. И там, судя по всему, поработали люди, объятые той же истерией и манией саморазрушения, которая охватила несчастных на улице Опрокинутых Ульев.

Сколь многое видно было с этой высоты. Пожарники и добровольцы, тащившие бадьи с водой в просветах улиц, солдаты, сражающиеся с бунтовщиками и мародерами, толпа, запрудившая проходы, теснящая солдат в адское пламя, беженцы, давящие друг друга, с воплями оттаскивающие других несчастных от проходов на лестницы.

Тут и там строения, словно игрушечные, складывались и проваливались в пламя, иногда обрушиваясь сквозь настил улицы и оставляя после себя лишь полые дымящиеся пространства.

Хэдон тотчас нашел глазами Лалилу, неслышно подошел, обнял ее за талию и поцеловал. Лалила испуганно вскрикнула — она не видела, как он вошел, — и уткнулась лицом в его грудь.

— Куда бы я ни попала, куда бы я ни попала — повсюду смерть, горе, ненависть, разрушения.

— Это лишь оттого, что смерть, горе и разрушения везде, куда ни кинь глазом, — сказал Хэдон. — На тебе не лежит проклятие. Не более, чем на других.

Она хотела что-то сказать, но уличная возня поглотила ее слова.

Они глянули вниз — оттуда и к ним добрался этот гам. Огонь вспыхнул и в строениях вокруг величественной башни в центре города. То ли и здесь восторжествовал умышленный поджог, то ли ветер принес искры и горящие кусочки дерева. Да и в этом ли суть! Пламя свирепело, освещая дома и улицы. Кольцо сжималось. При той скорости, с которой продвигался огонь, — языки его уже лизали цокольный этаж, — башню спасать будет поздно.

Карсух отвернулась от этой печальной сцены. Блики света огненной стихии и факелов вдоль ограждений отражались на ее лице. Оно напоминало медную маску горя.

— Пламя вот-вот охватит всю Ребху от края до края, — печально произнесла она. — Должно быть, Кхо наслала этот ветер, Кхо лишила разума этих людей. Ветер и безумие вместе спалят древнюю Ребху до самого моря. Ничего — даже свай — не останется.

— Значит, надо уходить, — откликнулся Хэдон. — Не проведете ли нас к судну, к нашей Душе Моря? Вы, конечно, можете уплыть с нами.

Карсух крикнула свою стражу, которая окружила гостей. Все быстро спустились по лестнице. Казалось, храм пуст, лишь на крыше, на наблюдательной вышке остались люди. Теперь Хэдон нес Абет. Ребенок прижался к нему, уткнувшись лицом в его шею. Девочка, слишком напуганная, не плакала и даже ничего не шептала. Что бы она ни чувствовала и ни переживала — молчала, словно неживая.

• Предыдущая
• 29/53
• Следующая