Меня зовут Шон - Макгоуэн Клер - Страница 8

Она вдруг вскочила на ноги, выхватывая из кармана телефон. Мне показалось, что он загудел, хотя я знала, что это не то сообщение, которое она мечтала получить. Оно не придет никогда. Но потом я услышала с дороги шум притормаживающей машины. Достаточно редкий звук — наверное, вернулся Ник.

— Проклятье! Уже почти пять! Он сегодня рано!

Она неловко поставила чашку, брызнув коричневой жидкостью на стену.

— Прости, Нора! Мне нужно предупредить Ника о сигнализации. Как же он будет злиться! — Она неловкими движениями обмотала шею шарфом. — Боже, ну и дырявая у меня голова! Я хотела спросить, не заглянешь ли ты к нам в субботу на обед?

Я притворилась, что раздумываю, хотя у меня не было и не могло быть иных планов. Возможность побывать в их доме, увидеть ее мужа — прекрасная перспектива.

— Было бы здорово, спасибо. Принести с собой что-нибудь?

Обычный для среднего класса обмен любезностями. Предполагалось, что она ответит: «Главное, сама приходи», и я, конечно, все равно что-нибудь принесу.

Сьюзи сыграла свою роль, потом добавила:

— Отлично! Буду ждать. Познакомлю тебя с Ником.

Потом она бросилась бегом через дорогу, не поглядев по сторонам — машины здесь были редкостью, но все же, — и я подумала, какая же она легкая и энергичная, несмотря на беременность, несмотря на печаль и страх. Ее огненные волосы выделялись на фоне осенних листьев и теней, нависших над дорогой. Я видела, как она бежит к мужу, размахивая руками. И представила себе, что она ему говорит: наверное, просит извинить за то, что, не сумев попасть в дом, просидела у меня. Он оказался совсем не таким, каким я его себе представляла. Худощавый, ростом едва метр семьдесят, квадратное лицо, короткостриженные волосы. В куртке при брюках от костюма, вероятно, в галстуке. Встретишь такого на улице — еле заметишь. И все же Сьюзи боялась его настолько, что едва не бросила на пол чашку, лишь бы поскорее побежать к нему. Как любопытно!

Я вытерла брызги чая, ставшие бледно-коричневыми пятнышками на моей белоснежной стене, размышляя о том, что уже довольно много знаю о соседях. Да, переезд мне помог, я не ошиблась. Как говаривала моя мать, перемены ничуть не хуже отдыха.

Наступила суббота, и я поймала себя на том, что ужасно волнуюсь неизвестно почему. Противно щемило под ложечкой — так бывает, когда необходимо сделать что-то, чего ты в глубине души боишься. Но сообразить, в чем причина, мне никак не удавалось. Я снова подумала о том, какая утрата постигла Нору, и собственная тайная скорбь сдавила грудь. Мне здорово помог бы бокал вина, но рассчитывать на послабления со стороны Ника не приходилось. Он и без того злился на меня из-за этой дурацкой сигнализации: я снова, в третий раз со времени переезда, не сумела ее отключить. Никак не получалось запомнить код. А может, я нажимала не на те кнопки неловкими от беременности, онемевшими на холоде пальцами.

Чем дольше тянулась суббота, тем сильнее терзала нас с Ником странная нервозность. Мы даже переоделись к обеду: я — в жалкое черное платье для беременных и колготы, Ник — в темно-синюю рубашку и брюки, которых я прежде не видела. Они ему очень шли, и я рассеянно отметила, что он похудел и подкачал мышцы. Это всё походы в зал, из-за которых он стал приезжать домой, где я томилась, жирея с каждым днем, еще позже.

Сразу после переезда к нам изредка заезжали с ночевкой друзья. И только тогда я поняла, в какой глуши мы живем — ни больших зданий, ни магазинов на многие мили вокруг. Лишь пустующие домишки да поля во все стороны. Клодия, помнится, заявила, что не может спать в такой тишине. В пять утра я застала ее на кухне, читающей газету.

— Прости, что тебе не удалось выспаться, — сказала я немного обиженно.

— Все хорошо, — ответила она. — Просто не все созданы для жизни за городом. Я скучаю по машинам и столичному смогу!

Но ведь и мне казалось, что я для этого не создана.

Ближе к семи я вытащила Ника из его комнаты, и мы принялись переругиваться, словно ожидая инспекции.

— А ты достала чистые…

—. Конечно. Не держи меня за дуру.

Он вдруг вскинулся:

— А вдруг у нее аллергия? Ну, многие теперь не едят пшеницу или молочные продукты…

— Она сказала, что ест все.

Мы старались даже не глядеть друг на друга. Словно всю нашу жизнь кто-то начал изучать под микроскопом.

Мы сидели так тихо, что услышали ее шаги по дорожке — ровно в семь. Ник бросился к двери — я подняла руку, чтобы удержать его. Будет неловко, если она решит, будто мы сидели и ждали ее, затаив дыхание. Я пошла к двери сама, осторожно придерживая живот одной рукой, и, прежде чем открыть, скроила любезную улыбку:

— Нора! Как хорошо, что ты решила нас навестить.

Она вошла и вытерла ботинки о коврик. Мне показалось странным, что она надела их для такой короткой прогулки. К тому же ботинки были сильно испачканы, словно Нора сначала долго бродила по полям. Она молча оглядела прихожую.

— Это Ник, — сказала я, буквально втащив ее в гостиную.

Она с интересом посмотрела на него.

— Привет. Я — Нора.

— Наша соседка! — Ник неловко пожал ей руку. — Э… позвольте?..

Он указал на ее куртку из вощеного хлопка, и на какое-то время они были заняты друг другом. От неловкости я чуть прикрыла глаза.

— Присаживайтесь! — выступила я. — Вот… чипсы… я принесу оливки… э… обед скоро будет готов.

— Спасибо, — она не стала садиться. — А это вам. Я решила, что алкоголь был бы лишним — вы вряд ли будете пить.

Это оказалась корзинка с яблоками маленькими, сладкими и свежими, все еще в капельках воды. Я заметила, что Ник кивнул с довольным видом. Когда я впервые сказала ему, что беременна, трясясь от чувства вины и опасаясь, что он посчитает сроки и все поймет, он сразу ввел в действие план «Ребенок». Мне тут же было запрещено пить любые алкогольные напитки — ни единого глоточка.

— Но, наверное, немножко-то можно… — вяло протестовала я, глядя, как он выливает в раковину открытую бутылку вина.

Ник швырнул бутылку в мусорную корзину с такой силой, какую я редко за ним замечала.

— А когда ребенок родится, ты и ему стакан вина нальешь?! Все, что ты выпиваешь, достается и ребенку! Ты должна это понимать.

Под запретом оказалась не только выпивка, но и рыба, морепродукты, орехи, кофеин, мягкие сыры, изделия из пластмассы.

Я взяла яблоки:

— Какая красота! Это из твоего сада?

— Собрала их, когда осматривала участок. Ветки проросли между столбами ограды, — Нора как-то странно, натянуто улыбнулась, опускаясь на диван. — Спасибо, что пригласили.

— Не за что. Вы недавно переехали? — Ник сел напротив Норы, а я стала разливать вино, с жадностью глядя на бархатистую красную жидкость.

— Да. Я недавно потеряла мужа, — сказала она таким странным тоном, словно он спрятался за спинкой дивана и в любой момент может выглянуть.

— Мне очень жаль, — Ник почтительно понизил тон.

А вы давно женаты? — она смотрела на нас по очереди, и ее взгляд напомнил мне луч прожектора.

— А… Где-то года три… Верно, любовь моя?

Я улыбнулась ему. У нас очень хорошо получалось изображать счастливую пару. Может, в мире вообще нет по-настоящему счастливых семейных людей. Может, все просто копируют то, что видели по телевизору и в кино.

— В марте будет три года.

Нора продолжила свою мысль:

— И теперь вы ждете ребенка. Как славно! Раньше люди бросались в это дело с головой, конечно, но можно и подождать пару лет, верно?

— Э… да, — Ник заполнил паузу за меня. — Мы очень волнуемся. В обеих наших семьях это будет первый внук, поэтому все так… волнительно.

Мне захотелось наорать на него, чтобы он подобрал другое слово.

— Мальчик или девочка?

Ник бросил на меня сердитый взгляд: «Кто эта женщина? Зачем ты заставляешь меня это делать?»

— Мы не знаем. Мы просили не говорить.

Нора пила вино быстро, с жадностью. Я решила, что она, наверно, тоже нервничает.