Стальная хватка империи - Васильев Сергей Александрович - Страница 7

Окрестные мальчишки стали лучшими спарринг-партнерами на тренировках по скрытому передвижению и маскировке, а шастающие вокруг хунхузы – той кусачей боксерской грушей, на которой отрабатывались навыки обнаружения, слежения, засад и уничтожения противника. Убитыми и ранеными батальон потерял почти четверть – естественный отбор. Как правило, в лазарет или на кладбище отправлялись самые лихие и бесшабашные, щеголявшие своим презрением к опасности, или закоренелые двоечники, неспособные усвоить правила, писаные кровью.

Обычно вся учеба проходила днем, но по мере освоения окружающего пространства работа все больше смещалась на ночь. В конце концов именно ночное времяпровождение стало основным и главным. День – для отдыха и наблюдения, ночь – для передислокации, оборудования позиции и выполнения задания. Когда местные хунхузы закончились, ареал работы начал стремительно расширяться. К осени марш-броски по пять-десять и даже по пятьдесят верст превратились в рутину. Условия оставались неизменными – выдвинуться в заданную точку так, чтобы ни одна душа не догадалась о присутствии там подразделения российской армии, оборудовать позиции для засады, уничтожить противника, а после так же скрытно вернуться обратно.

В такой обстановке весь год шло боевое слаживание, формирование снайперских пар и подгонка оружия, ставшего предметом особой гордости всего батальона. Его получили перед самым началом нового 1902 года – триста кавалерийских карабинов под патрон 6,5x55SE, известных также как шведский маузер. И если две сотни из них были хорошо знакомыми Carl Gustaf M96 производства норвежской фирмы Ole H. J. Krag, то карабины, предназначенные для снайперов, оказались абсолютно новыми, невиданными отечественными самозарядными изделиями с магазином на десять патронов и пятикратной оптикой.

Привыкшие к отчаянно бодающейся «мосинке», стрелки сразу оценили мягкую отдачу, настильность легкой остроконечной пули, удобство прицеливания без передергивания затвора. Меткость стрельбы и темп поражения целей выросли кратно. Триста шагов уже считались ближним боем, шестьсот – дистанцией уверенного поражения. Особо глазастые умудрялись попадать в мишень даже на тысяче. Павел Варгасов был как раз одним из них.

Его взвод, все три отделения, сегодня уходил на задание в полном составе. В каждом пара – снайпер и наблюдатель, – расчет ручного пулемета Федорова – Рощепея и сапер. Два ездовых и коновод, отвечающий за все хозяйство маленького подразделения, – единственные, не имевшие офицерского звания. Все остальные – не ниже прапорщика, командиры отделений – поручик и штабс-капитаны.

Новый внештатный атрибут – повозка с беспроволочным телеграфом. Начальство потребовало беречь его как зеницу ока, при риске захвата – уничтожить. В кармане капитана Варгасова лежал запечатанный пакет с приказом Генштаба – вскрыть после прибытия в квадрат 32, самый дальний пункт тренировочных походов, что под Мукденом.

25 марта 1902 года. Перл-Харбор

Если на Земле существует рай, то Гавайские острова, несомненно, являются его неотъемлемой частью. Аборигены этой благословенной земли, как и положено детям рая, легкомысленны, жизнерадостны и не слишком склонны к тяжелому монотонному труду. Поэтому не столь уж давний эмигрант, а ныне полноправный гражданин Североамериканских Соединенных Штатов, мистер Соломон Кац начал строить в Жемчужной бухте свои терминалы – четыре угольных, нефтяной, два грузовых и пассажирский, не считаясь с расходами, оснастив их всей погрузочной и разгрузочной техникой, какую только могла предоставить промышленность Соединенных Штатов.

Впрочем, механизация и стремительное изобретение более совершенных машин и механизмов под новые задачи стали визитной карточкой капитализма по-американски довольно давно: слишком необъятны территории молодой и энергичной страны и крайне мало людей на этих территориях, чтобы полностью полагаться на ручной труд. Машина стоит дорого в момент покупки, но ее обслуживание неизмеримо дешевле, чем заработная плата знающих себе цену и неплохо, по мировым меркам, образованных рабочих, не говоря уже о том, что время выполнения трудоемких операций сокращается в разы, если не в десятки раз. А время – деньги.

– Хм, признаться, я был уверен, что ты разоришься на этой авантюре, Сол, – усмехнулся представительный джентльмен с умным, обрамленным бородой лицом и резко контрастирующими с его обликом озорными, мальчишескими глазами. – Уж больно много ты вбухал в свою машинерию.

Из длинного хобота конвейерного погрузчика в горловину ямы русского броненосца лился черный угольный поток.

– Я и сам этого побаивался, Ник, – усмехнулся его собеседник. – Но уже два месяца назад я добился рентабельности по текущим операциям. Многие шкиперы, знаешь ли, ценят скорость, с которой мои малышки забивают их бункера.

Несмотря на то, что оба они использовали привычные американские имена, общались собеседники на чистом русском языке.

– Но сейчас ты, похоже, полностью отобьешь свои вложения. Никогда бы не подумал, что такую ораву можно загрузить углем и нефтью всего за три дня. Полагаю, адмирал Макаров сполна оценил твою расторопность?

– Это коммерческая тайна, мистер президент сената, – усмехнулся мистер Кац. – Ты сможешь ознакомиться с моей налоговой декларацией… Так что – да. Я взял с них тройную цену и уже через неделю смогу досрочно погасить все кредиты.

– И будешь продолжать стричь купоны, – усмехнулся президент Ник.

– Вряд ли, – не согласился Сол. – Уголь – это коммерция. Но большой уголь – это уже политика. А я только что перешел от просто угля к большому. Пятьдесят тысяч тонн, бункеровка целой эскадры с угольщиками – это уже другой уровень, мой друг.

– Политика… – Ник нахмурился. – Ты не думал сам пойти в политику?

– Думал, – кивнул Сол. – Собственно, теперь у меня не будет другого выхода. Благодаря этой эскадре я забрался слишком высоко, и мне теперь будет довольно больно падать. Я просто вынужден играть в эти игры. Ты хочешь спросить меня о том, что я думаю о русском царе, Ник?

– Нет, Сол, – вздохнул тот. – Честно говоря, я собрал о нем уже столько информации, что несколько растерян. Я привык рассматривать его как недалекого, самовлюбленного, капризного вельможу, врага свободы. Но сейчас я просто не знаю, что о нем думать. Кроме того, в настоящий момент меня больше беспокоят поползновения парней с континента. Может быть, они и отрекаются от тирании на словах, но их дела… Я боюсь за будущее Гавайев и их народа.

– Тогда мы беспокоимся примерно об одном и том же, – кивнул Сол. – Саквояжники уже начинают облизываться на мои и твои острова, Ник, на этих славных людей… Мне это не нравится. Боюсь, если мы не примем срочных мер, они подомнут под себя эту территорию и… Нет, какое-то время мы продержимся. Отбились же «Эл-Эй Севен» от мистера Рокфеллера, но…

– Ходят слухи, что это ты помог им отбиться, – усмехнулся Ник.

– Не стану скрывать, – кивнул Сол. – Собственно, вот эти танки, – он кивнул в сторону огромных цилиндров нефтехранилищ, соединенных трубами с нефтяным причалом, – были заполнены и еще заполнятся именно их нефтью. Джонни Эр думал, что прижал ребят из Лос-Анжелеса, но у них были заказы, был аванс, была возможность выдержать атаку на понижение, да еще и скупить собственные акции и даже упрочить свое положение. А Джонни сам потерял немалый кусок и был вынужден пойти на мировую.

– Тогда что делать мне? Точнее, нам? – поднял бровь президент сената Гавайев.

– Езжай в Вашингтон, Ник, – усмехнулся Сол. – Я соберу тебе в дорогу небольшой чемоданчик.

– И что же я должен купить в Туманном болоте?

– Статус полноправного штата, Ник. Полагаю, это поможет тебе и дальше оставаться при деле: ни одна вонючая шишка из Вашингтона не сможет сковырнуть тебя, если ты станешь избранным губернатором.

– Это неожиданно.

– А значит, имеет шансы на успех. Смотри: царь вот-вот сцепится не только с японцами, но и с англичанами, у которых совершенно внезапно образовался собственный «Мэн». А мы не имеем в Тихом океане приличных баз, способных защитить наши интересы на Филиппинах и в Азии.