Стальная хватка империи - Васильев Сергей Александрович - Страница 33

Сам факт хоть и неофициального, но зато столь радушного внимания члена императорской семьи поднимал статус племенных вождей курдов на небывалую высоту а курдские «Нью-Васюки», подробно описанные и щедро украшенные красноречивым Николаем Михайловичем, предсказуемо стали бальзамом на их души. Вопрос «с кем строить независимый Курдистан» уже не стоял. Да и как ему встать, если в банках Санкт-Петербурга на имена курдских вождей легли увесистые именные вклады, целиком и полностью зависящие от их правильного поведения, а курдская молодежь начала торить дорожки в российские университеты.

Племенные образования курдов, вооруженные излишками оружия от сокращения русской армии, тонкими ручейками растекались по османским просторам, готовые начать войну за независимый Курдистан. Вместе с ними, неотличимые по внешнему виду, быстро и скрытно в тыл и фланг противника пробирались горнострелковые части Кавказской гренадерской дивизии. В Персии, у нефтяных месторождений, в это же время накапливали силы оба армянских пехотных корпуса.

С военной точки зрения пограничные округа между Россией и Турцией делились на две резко очерченные операционные области. Горный хребет, или, собственно, цепь гор связывает Кавказ с плоскогорьем Центральной Армении и образует водораздел между реками, впадающими в Черное море, и водами, которые несет Араке к Каспию и Евфрат в Персидский залив. Через эту цепь круто обрывающихся и почти голых скал лежит очень немного дорог, наиболее важные из которых две, идущие от Трапезунда и Батума на Эрзерум.

Эрзерум с турецкой стороны, а Карс – с русской являлись двумя непосредственными операционными базами. Тот, кто ими обладал, владел всей прилегающей областью. Именно взятие штурмом Эрзерума русскими решило азиатский поход 1829-го. Но что для одной стороны является операционной базой, для другой – прямая цель операции, поэтому эти дороги станут операционными линиями для обоих противников. Они были первой и главной целью русских войск. Все остальное должно сделать «Освободительное движение Курдистана».

Россия была готова к совершенно неожиданному и ассиметричному ответу на недружественные османо-британские союзные действия. Николай Михайлович еще раз бегло осмотрел карту пока еще спящего театра военных действий, густо усыпанную условными пометками о наблюдательных постах, пунктах, боевых и отдельных разведывательных дозорах, подразделениях для устройства засад и проведения налетов, удовлетворенно кивнул, повернулся к застывшим по стойке смирно связистам и коротко бросил:

– С Богом, Петр Андреич! Передать на места: вскрыть конверты с предписаниями, поднять красный флаг![33]

В это же время. На границе с Кореей

Так же, как гренадеры Николая Михайловича решали боевые задачи, маскируясь под курдов, разведочные партии Владивостокского гарнизона уходили на сопредельные территории под видом корейцев. Такая маскировка была самой естественной: корейцы охотно подряжались на работу в Российской империи и массово шастали через границу, не похожую в начале XX века на неприступную крепость.

Единственной проблемой было явное внешнее несоответствие крупных бородатых славян с миниатюрными безбородыми подданными государства Чосон. Маскировать казаков под корейцев не получалось, поэтому вся тяжесть разведки за рекой Туманной, или по-корейски Тумень-ула, легла на плечи женского взвода ночных охотников под командованием казацкого унтер-офицера Анастасии Юдиной.

Диковинное подразделение, вызвавшее неоднозначную, скорее негативную реакцию у старшего офицерского поколения потомственных военных, однозначный интерес – у младшего, и неимоверный энтузиазм – у всей прекрасной половины России, отвоевывало свое место под солнцем за счет заданий, которые стандартными способами выполнить было затруднительно или от которых мужчины старательно отбрыкивались. Нудная, неинтересная, ординарная разведка на самом спокойном корейском направлении, где тебе ни рубок, ни героических штурмов и отчаянных штыковых, где нет места подвигу, была отдана «бабскому легиону» со спокойной душой и чистой совестью.

Бойкие казачки, участницы обороны Благовещенска, награжденные и обласканные лично императором, подошли к делу творчески. Они не только превратили берега реки Туманной и близлежащие сопки в свой променад, так еще и установили добрые отношения с жителями приграничных корейских деревень, где собирали бесценную информацию о всех перемещениях своих и чужих, сдобренную изрядным перчиком сельских слухов. Прикормленная немудреными лакомствами, неизбалованная вниманием корейская детвора самозабвенно работала на благодетельниц, встречая русскую разведку далеко за околицей, выполняя роль дозора и провожая аж до озера Хасан.

Но на этот раз около Заячьего озера их никто не встречал, а утонувшая в утреннем тумане корейская деревня была подозрительно молчалива.

– А ну-ка, мышки, все по норкам! – спешившись, распорядилась командирша. – А мы с Аннушкой прогуляемся пешочком, посмотрим, что тут к чему…

Норками казачки называли врытые в землю и хорошо замаскированные землянки на склонах окрестных сопок, оснащенные всем необходимым для ведения наблюдения за сопредельной территорией, которые они делили с горняками, ведущими в этих местах геологоразведку. Обжитые за долгую зиму землянки стали привычным приютом, где можно было обогреться и переждать непогоду. Но сейчас в воздухе витала совсем другая, не природная угроза.

– Хунхузы? – сдавленно ахнула самая юная Наденька Лозина.

Остальные казачки хмуро переглянулись и дружно стащили карабины из-за спины. В утренней тишине дружно клацнули затворы.

– Вы тут у меня еще стрельбу начните, – фыркнула Юдина, поправляя пачжи – широкие корейские штаны с завязками на лодыжках, удобные тем, что не стесняют движения и даже выглядят со стороны как юбка. – Лошадей отвести на обратную сторону сопки, не распрягать, сидеть и не высовываться…

Четырехсотфутовая высота сопки Заозерной никак не улучшала видимость. Все окрестности – болотистая пойма реки Туманной впереди, берега озера Хасан сзади, – были укрыты плотным, как молоко, туманом, и даже лучи восходящего солнца пока не могли пробить это одеяло. Они беспомощно скользили по нему, окрашивая водяную взвесь в желтые и оранжевые цвета, застревали, словно пальцы в вате. Только крыши очистились от белоснежных шапок и теперь гордо торчали над облаками, спустившимися с небес на землю.

А потом все стремительно поменялось. Туман словно разорвался, как листок бумаги, разошелся по краям, цепляясь за распадки и рощи, а вместе с ним исчезла оглушающая тишина, наполнив утро разными звуками. Первыми, долетевшими до вершины сопки, оказались выстрелы, вслед за ними из тумана вынырнули две знакомые фигурки, тащившие в руках какой-то то ли мешок, то ли сверток. Следом за ними, один за другим, появлялись солдаты. Темно-зеленые военные мундиры, красные околыши и белые гетры однозначно указывали…

– Это не хунхузы, – упавшим голосом всхлипнула Наденька.

– Позже разбираться будем, – вывела всех из состояния ступора заместитель Анастасии, такая же бойкая, как она, Саша Толпыгина. – Разобрать цели, по готовности – огонь!

Когда первые преследователи, почти догнавшие беглянок, стали валиться на землю, словно снопы спелых колосьев, остальные не стали настаивать на продолжении погони, резко развернулись и торопливо исчезли в рассеивающемся тумане. А спустя еще пять минут в траншею, служившую ходом сообщения в землянку, ввалились Анастасия с Анной, перекинув через бруствер свою ношу, оказавшуюся корейской девчонкой без единой кровинки в лице, с кровоподтеками и ссадинами по всему телу.

Каменное, ничего не выражавшее лицо командира кардинально контрастировало с переполненным эмоциями лицом Анечки Костроминой, обычно шебутной и неунывающей. В этот раз в бездонных глазах Ани плескался ужас…

– Они… они… они все как живые… – выдавила наконец из себя Аня, безумно блуждая взглядом по стенам землянки, и в следующую секунду, уткнувшись в ладошки, мучительно, навзрыд заплакала.