Выбери любимый жанр

Ястребиный князь - Фанкин Юрий Александрович - Страница 11


Изменить размер шрифта:

11

Полудина повлекло к песне.

Он шел довольно осторожно – словно подбирался к заветному месту глухариного тока, стараясь совмещать свои шаги со вторым коленом любовной птичьей песни, скирканьем, и предельно окорачивая шаг, почти замирая на перемолчках.

На серебряной реке…
На златом… песочке
После миленькой своей…
Князь искал… следочки…

Ему показалось, что все это когда-то было: он шел по этим местам, и так же негромко, с щемящей задушевностью пела женщина.

Там следов… знакомых нет…
Как и не бывало…
Словно милая его…
С камнем в воду пала…

Он приближался к ней, угадывая неясные слова, тревожась от мысли, что она вдруг забудет чарующие строки, и почему-то представлял себе молодую женщину в цветастой косынке, закрывающей лоб по самые брови. Потревоженный мох обозначал неторопливое круженье женщины. Она собирала сморчки, присыпая срезы землей. Если бы это было возможно, он шел бы за ней бесконечно долго, пока не выслушал бы все редкие, западающие в душу песни. Но перелесок был довольно широк, и если бы он ушел обочь, за большие деревья, то вряд ли что-нибудь расслышал. И потому, хоронясь за еловый подрост, он все-таки вышел на открытое место и наконец-то увидел ее, легкую, по-молодому упруго ступающую по бирюзовому мху в бронзовых россыпях сосновой опади. Она была в темно-синем свитере крупной вязки, в голубоватой выгоревшей фуражке с козырьком. Из-под фуражки выбивался овсяный овал волос. Во всей ее осанке, в гордом поставе головы была какая-то небесная устремленность, делающая ее не идущей, а величаво плывущей, и эта грациозность, устремленность ввысь не исчезали даже тогда, когда она склонялась к земле. Она стояла к нему спиной, но по наитию, позволяющему дорисовывать и невидимое, он хорошо представил округлое лицо с мягко расцветшими веснушками. Под его ногой хрустнула – будто стрельнула – скрытая мхом ветка. Она быстро обернулась. Он увидел то лицо, которое мысленно ждал. В ее глазах играли золотые точки.

– Здравствуйте! – негромко, боясь испугать ее, сказал Полудин. – Сморчки еще не перевелись?

– Доброго здоровья! – Она улыбнулась ему, словно старому знакомому, и легонько наклонила берестяной короб, показав коричневые бугристые шляпки, похожие на соты диких пчел.

«Вы чья?» – хотел было просто, по-деревенски, спросить Полудин, но передумал:

– Вы… здешняя?

– И здешняя, и не здешняя! – Она вновь улыбнулась своей теплой улыбкой, которая так хорошо вязалась с ее солнечными веснушками. В этой улыбке не было желания пококетничать, показаться – она улыбалась от какого-то радостного жизненного избытка, уже недоступного Полудину. – Я приехала сюда погостить… Из Нижнего… – Она с интересом приглядывалась к нему. – А вы охотничаете?

– Охотничаю! – Ему так понравилось слово, сказанное ею, что он не отказал себе в удовольствии повторить. – Да-да, охотничаю! – И с интонацией взрослого, заботящегося о малых, спросил: – А вы не боитесь здесь… одна?

– Почему же одна? – возразила она. – Мои тут совсем рядом… на Ямах. Брат, дедушка…

И Полудин, пораженный догадкой, спросил:

– Случаем, ваш дедушка не Василь Ерофеич?

– Да! – обрадовалась она. – Откуда вы знаете?

– Как откуда? Многие у вашего дедушки курсы проходили.

– Какие такие курсы?

– Охотничьи. Кстати, как вас зовут-величают?

– Варвара, – помедлив, ответила она.

– Какое суровое имя! Варвара. А впрочем – Варя, Варюша… – Он произносил эти слова с каким-то отрешенным упоением – словно долго вспоминал их и, изрядно помучившись, наконец-то вспомнил. – Да-да, конечно… Варя, Варюша…

Она смотрела на него с удивлением, и он, спохватившись, сказал:

– Пожалуй, и мне нужно представиться.

– Зачем вам представляться? – неожиданно сказала Варвара. – Я вас и так знаю!

– Неужели? – усмехнулся Полудин. – По-моему, я вас вижу впервые. Хотя… – Он недоговорил: вот так же когда-то стояла синеглазая, с золотистыми веснушками Варвара с березовым, в крупную клетку, коробом, на солнечной поляне, и так же, как теперь, среди прошлогоднего бурьяна росла хрупкая, с полузакрытыми лиловатыми ресницами сон-трава…

– Не верите? – живо спросила она.

– Не знаю.

– Хотите, я вам докажу?

Полудин пожал плечами:

– Попробуйте!

– Хорошо. Слушайте! Только не улыбайтесь.

Но Полудин и не думал улыбаться: что-то очень серьезное, не менее загадочное, чем история с «Пордэем», происходило у него на глазах.

– Тогда слушайте! – строго сказала Варвара и, потянувшись лицом к небу, начала:

Быстрая птица летит над рекою.
Берег вчерашний окутала мгла.
Хочется воли, но больше – покоя,
Хочется света, но больше – тепла.

Она читала стихи нараспев, с незначительными перемолчками, словно продолжала петь свою древнюю песню.

Может, и нам пролетать над стремниной,
Прежде чем пасть присмиревшими ниц…
Как совместить этот зов ястребиный
С робкой душой одомашненных птиц?

Она закончила чтение, задорно спросила:

– Ну что?

– Откуда вы знаете мои стихи? – по-юношески краснея, воскликнул Полудин. – Они нигде не печатались!

Варвара многозначительно улыбнулась:

– Неужели не помните? Вы же мне их на балу в Дворянском собрании подарили.

У Полудина весенняя земля поплыла под ногами:

– Какой еще бал?

– Успокойтесь! – сказала Варвара, всем своим видом показывая, что готова вернуть ему утраченное равновесие. – Не было никакого бала. Эти стихи вы читали позапрошлым летом в Алешунине. На Празднике поэзии. Помните?

Он обрел под собою твердь, но голова продолжала по-прежнему кружиться, томительно, сладко.

– У вас хорошая память! – сказал Полудин, вглядываясь в удивительно родное, не раздражающее ни единой черточкой лицо.

– Обыкновенная память, – согласилась Варвара. – Просто запомнилось, и всё!

– Да, это бывает! – задумчиво сказал Полудин. – Запомнится, и всё! – И, продолжая неотрывно смотреть на Варвару – он словно родниковую, незамутненную воду пил с ее лица, – спросил, подбирая слова: – А вы к охотникам… на Ямы… не собираетесь?

– Зачем? – удивилась она. – У них свои дела. – И, чуть помедлив, обнадежила: – Ну разве что ушицы отведать…

– Ну, всего! – прощаясь, проговорил Полудин. Он как будто понукал себя. – Ну, всего!

– Подождите! – встрепенулась Варвара.

Она подплыла к нему и, словно готовясь приласкать напоследок, поднесла к его лицу маленькую, с бирюзовым перстеньком руку. Его сердце застучало на всю поляну, на весь лес. И она, вглядываясь в его неприкаянные глаза и сильно краснея, как теперь могут краснеть лишь немногие, строго сказала:

– Да подождите же! Вы все тенеты собрали!

Она, торопясь, сняла с его кепки серую паутинную налипь и старательно, по-детски показала. Он, сдерживая разгоряченное дыхание, понимающе кивнул ей и тут же, словно опасаясь нового, способного обмануть жеста, неловко стянул с себя головной убор и сам, не дожидаясь помощи, стал обирать липнущую к пальцам паутину. Он это делал довольно долго, стараясь не смотреть на Варвару. Потом надел кепку, широким солдатским движением поправил поясной ремень, потоптался на месте, словно прикидывая, в какую сторону идти, наконец развернулся и каким-то неестественным, спотыкающимся шагом – будто его, вопреки воле, выталкивали с поляны – зашагал к Озеру.

«Только бы не оглянуться! – настраивал он себя. – Только бы не выдать себя!»

Ему казалось, что она смотрит вслед и всё понимает.

11
Перейти на страницу:
Мир литературы