Подменная дочь клана Огневых (СИ) - "Айлин" - Страница 3

— Я предлагаю отослать девочку, — внезапно встряла Елена Юрьевна, — Мне кажется, это обсуждение не для детских ушей.

— Мира, — влезла я. — В моём имени всего четыре буквы, и не слишком сложно запомнить, но я на всякий случай повторю: Мира.

Графиня в гневе поджала губы. Ей явно не нравилось такое пренебрежительное отношение. И я не думаю, что она часто сталкивалась с малолетними хамками. Хотя не так уж и сильно я хамила. Наоборот, мне казалось, что если ты хочешь хоть сколько-нибудь приемлемых отношений, запоминание имени, это самое простое, что ты можешь сделать. Ну, по крайней мере так Ван Вановна всегда говорила.

— Елена Юрьевна, вы весьма слабо представляете себе, какие иногда обсуждения ведут между собой наши воспитанники. Если вы так беспокоитесь за хрупкую детскую психику, — Вам Вановна слегка усмехнулась, — Вам бы стоило пересмотреть ваше собственное отношение. Так вот, о процедуре, чтобы забрать Миру, — Вы же запомнили её имя. Иванна Ивнановна довольно улыбнулась, словно сделала какую-то шалость, А вот графиня заметно побледнела и было видно, что Игорь Игоревич недоволен происходящим. Однако слушали Огневы внимательно. — Вам придётся подать прошение в имперскую канцелярию об исключении той девочки из генеалогии клана. Придётся предоставить и опубликовать в СМИ данные о том, что она не ваша дочь. Потом ещё одно прошение о поиске ребёнка отправляется в канцелярию вместе с образцами ваших ДНК. Их разошлют по приютам, потом там сравнят со своей базой данных, и месяцев через пять, — бюрократия, вы же понимаете, — вам дадут ответ. Ну, а потом уже указ государя о признании, введение в генеалогию и так далее, но вы же понимаете, в этом случае та девочка…

— Милена, — не удержалась бледная от гнева графиня, — Милена же лишится всего!

— Да, — согласилась Ван Вановна, довольно прищурясь — Та девочка лишится всего. Более того, в канцелярии вам дадут настоятельную рекомендацию отослать её подальше.

Когда Граф и графиня покинули кабинет, я взяла веник с совком, которые стояли в углу, и принялась сметать рассыпавшуюся штукатурку.

— Вам же ничего не будет? — обернувшись на директрису, спросила я.

— Веником быстрее маши. Там у ковра ещё кусок штукатурки пропустила. Нет, мне ничего не будет, Мира. Всё согласно протоколу. А вот если Огневы всё же пойдут этим путём, тебе придётся сложно. Может, всё-таки стоило согласиться на удочерение?

— Нет, — покачала я головой, — точно нет. А что, всегда вот так, по протоколу, делают?

Процедура лично мне показалась ужасно громоздкой. На меня посмотрели, как на идиотку.

— Конечно, нет. Будь на моём месте кто-то другой, тебя бы вывели из кабинета, а потом после мирного и обстоятельного разговора, выдали бы документы со всеми необходимыми печатями, и было бы так, как договорились: Приёмная, биологическая или какая нибудь дальняя родственница.

— Итак, пробуждённых делят на восемь основных типов или школ. Ограждение, прорицание, призыв, очарование, воплощение, иллюзия, некромантия и преобразование, записали? — Эльвира Робертовна оглядела класс орлиным взором и вздохнула. Вздыхать наш классный руководитель, а по совместительству учитель обществознания, умела и любила. Она была уверена, что ее не любят и не ценят, раз доверили класс, в котором, —о, ужас, — аж, целых четыре приютских ребёнка. Не то чтобы мы доставляли ей какие-то проблемы, нет, сам факт приводил трепетную женщину в ужас. Остальные с нами, приютскими, уже смирились. На это понадобилось почти полтора года и пара полномасштабных драк. В итоге в 9’Б' классе царило хрупкое перемирие. Когда остальных девятиклассников потряхивало в преддверии ВсеИмперских переводных экзаменов, я пребывала в настроении, близком к меланхолии. Как и предполагала Ван Вановна, визитом Огневых ничего не закончилось. Скорее, началось. Приют захлестнула волна проверок, чему я даже не удивлялась. Хотя нет, удивлялась. Я искренне не понимала, зачем прилагать такие усилия ради дочери, которую ты не хочешь.

Проверяли все, всех и вся. В течение недели у нас три раза были пожарные разных уровней, от местных районных до областных. Четырежды заглянула санэпидемстанция, заскочили на огонёк три раза, — неожиданно мало, — представители ИмперОбрНаздора. В какой-то момент нас сначала прекратили сгонять в одно место перед проверкой, потом прекратили наводить суперлоск, а потом и проверяющих у двери встречать тоже перестали. Высоким гостям самим приходилось выискивать кабинет директора под недовольное бурчание бабы Глаши, уборщицы и вахтера по совместительству. Иногда проверки пересекались друг с другом, иногда шли подряд.

При всей этой чехарде мы, приютские, умудрялись жить своей жизнью, важной частью которой являлась школа. В приюте нет своих учителей, и в целях лучшей социализации учимся мы в городе. Причём в одной из козырных школ города. Первая школа имени Александра Фёдоровича Ястребова и гимназия святой Ольги под патронажем цесаревны Ольги Фёдоровны находились в крайне напряжённых отношениях. У гимназии и титул длиннее, и финансирование больше, и учатся в ней ребята породовитее, первый эшелон, так сказать. Первая же могла и хвасталась количеством олимпиадников, призёров различных соревнований и спортсменами. Как ни странно, костяком этих самых олимпиадных и спортивных движух были мы. А что? Стипендия сама себя не заработает. Призовое место в городской олимпиаде могло принести до ста тысяч рублей. Гран-при — сто пятьдесят. Область до двухсот, общеимперский до миллиона. При таком стимуле мы, да и не только мы, хватались за любой подобный движ. Хватались зубами и когтями. Зачастую клановым подняться выше области не помогали ни доп курсы для продвинутых, ни репетиторы. В конце концов, кроме обучения у них было еще множество курсов и занятий, куда уходили энергия и драгоценное время. Когда Ван Вановна только пришла работать в приют, она популярно объяснила что, как и почему. Если ты хочешь хорошее образование и в дальнейшем хорошую жизнь, даже если не сумеешь пробудиться, то фундамент надо закладывать уже сейчас. Эту беседу она проводила со всеми ново прибывшими.

Меланхолия меланхолией, эпопея с родителями эпопеей с родителями, но замаячившая на горизонте олимпиада по географии требовала собраться, мобилизоваться и погрузиться в учебу. В итоге из школьной библиотеки меня буквально вытаскивали. Не то чтобы уже было совсем темно или поздно, но сейчас уходит последний автобус, который наших — малышей, ладно, не малышей, в тринадцать уже совсем не малыши, — забирает, а добираться своими ножками до пригорода N далековато.

Под осенним солнцем, пробивающимся через едва покрасневшие листья клёна, прислонившись к витой ажурной ограде, стояла та, кого я меньше всего хотела видеть. Милена Огнева.

Милена Огнева могла бы быть моделью художника, творящим под вдохновением от мадонн эпохи Возрождения. Невысокая, худенькая девушка со взглядом трепетной лани, отрешённой от бренного мира. Чистейшей прелести чистейший образец, если цитировать классика. И да, у меня она с первого взгляда вызывала стойкое отвращение и раздражение. Кто скажет, что я неправа, пусть тот первый бросит в меня камень! Если сравнивать нас сейчас — гордую аристократку в матроске из дорогой ткани, сшитую на заказ, скромные часики на запястье, ценой которых покрыли бы годовой бюджет нашего приюта, и меня, то получится принцесса и замарашка. Пусть у первой школы тоже красивая форма, но моя б/у, хоть ее и подгоняли по размеру, видно, что она с чужого плеча. Мы с Миленой были двумя мирами, которые никогда не должны были пересекаться.

— Привет, ты же Мира? — Окликнула она меня. Очень хотелось пройти, не останавливаясь, может, даже задеть ее плечом, желательно с такой силой, чтобы она упала в дорожную пыль, испачкав чистую и аккуратную школьную форму. Но я остановилась.

— А ты — Милена, — На удивление спокойно произнесла я. — Зачем ты сюда пришла? Гимназия и квартал Огневых в другой стороне.