Харшини - Фаллон Дженнифер - Страница 24
- Предыдущая
- 24/109
- Следующая
— Он их не то чтобы совсем запретил. Но Верховная сестра считает теперь, что нынче дети часто голодают, потому что их родители тратят деньги на плотские радости, а не на еду для своих чад. Так что Закон прошел, считай, без сучка без задоринки.
— Но зачем издавать такой закон? — недоумевал Линст.
— Это первый шаг к запрещению проституции вообще, — объяснил Тарджа. — У кариенцев она считается преступлением, за которое побивают камнями. Насильно наших людей не заставишь принять церковь Хафисты, но если они издадут новые законы, которые выглядят достаточно резонно, то не успеешь оглянуться, как в каждом селении Медалона будет построено по храму.
— Вы правы, капитан. Все их законы сначала кажутся хорошими, но на деле они ведут к поклонению Всевышнему.
— Да, этим-то они и плохи, — согласился Тарджа. — Есть еще новости?
Сет мрачно кивнул.
— Они собираются повесить сестру Мэгину.
— Когда? — спросил Тарджа.
— Я полагаю, в следующий выходной.
— Значит, мы можем еще успеть освободить ее! — воскликнул Денджон.
— Не будь идиотом, — отозвался Линст. — Они же только этого и ждут. Даже если ты успеешь добраться до Цитадели вовремя, что само по себе маловероятно, то Гарет Уорнер так закупорит город, что ты даже столового ножа между створок главных ворот не просунешь, не говоря уже об отряде вооруженных людей.
— Тарджа, а ты как считаешь? Мэгина была твоим другом и к тому же единственной порядочной Верховной сестрой за все это столетие.
Тарджа помедлил с ответом.
— Линст прав, Денджон. Мы попадем там прямо в ловушку.
— И ты позволишь им повесить ее?
— У нас две тысячи человек, за которых мы отвечаем, и движущаяся через Медалон армия кариенцев. Мэгина знала, чем рискует, возвращаясь в Цитадель, и она первая посоветовала бы нам не терять голову. Извини, Денджон. Никто, наверное, не жаждет ее спасения больше меня, но мы просто не можем идти на такой риск.
Денджон покачал головой, но не смог ничего возразить против здравых доводов Тарджи.
— Тогда мы должны хотя бы отомстить за ее смерть.
— И отомстим, — пообещал Тарджа. — И будем жить местью вплоть до того дня, когда кариенцы покинут Медалон.
Тарджа опустил взгляд на карту и потер глаза так, что показалось, будто в них попала, по крайней мере, пригоршня песка. Денджон и Линст вышли, а он остался один в задымленном подвале, вновь и вновь обдумывая принятые решения, искал в них огрехи и не мог найти. Это было бессмысленно, но это было лучше, чем пытаться уснуть.
— Тарджа?
Он поднял глаза и увидел Мэнду, держащую в руках поднос. Она почти не изменилась за те годы, что он не видел ее. Мэнда по-прежнему была так же прекрасна, так же внимательна и так же обезоруживающе набожна в своей вере в то, что боги позаботятся обо всем. Светлые волосы она заплетала в толстую косу, поверх домотканых шаровар было одето неброское платье. Мэнда дожидалась их здесь, в Чалой долине, и когда она добровольно взяла на себя заботы о хозяйстве господ офицеров — никто не стал возражать. Мэнда относилась к женщинам, которые совершенно ненавязчиво делают себя незаменимыми. Денджон, например, был совершенно очарован ею.
— Ты не обедал, так вот я тебе принесла поесть.
— Благодарю. Просто поставь на стол. Я поем позже.
Она опустила поднос, но уходить, видимо, не собиралась. Тарджа посмотрел на нее.
— Что еще?
— Я подумала, вдруг ты хочешь поговорить.
— Как-нибудь в другой раз, Мэнда. Я занят.
— Ты постоянно занят. Не ешь. И не спишь. В чем дело?
Он безрадостно рассмеялся.
— В чем дело? Да ты посмотри, что творится вокруг!
— Тебя не это тревожит, Тарджа. Если бы дело было только в твоих людях, ты не лишился бы сна. Это из-за Мэгины.
Он успел забыть, что она тоже присутствовала при его разговоре с Сетом.
— Частично из-за нее.
— А из-за чего еще?
— Я не хочу говорить об этом, Мэнда.
— Рано или поздно тебе придется с этим разобраться, Тарджа. Ты же таешь на глазах. — Она немного помедлила, затем проговорила негромко: — Р'шейл?
Он внимательно посмотрел на нее.
— Почему ты так решила?
— Потому что ты сам ни разу не упомянул о ней.
— Что же в этом странного? Если бы ты посмотрела, то увидела бы, что у меня и без того хватает забот. А кроме того, тебе-то что? Ты вроде бы никогда ее особо не жаловала. — Он не хотел быть грубым, но она попала в больное место и на вежливость его уже не хватило.
— Сейчас не важно, как я к ней отношусь, Тарджа. Она дитя демона.
— Мне все говорят об этом.
Мэнда обошла стол кругом и встала перед ним, положив руку ему на плечо.
— Ты не хочешь поговорить об этом?
— Нет, — резко ответил он, стряхивая ее руку.
— Рано или поздно придется, Тарджа. — Видно было, что его резкость причиняет ей боль. — Ты не сможешь держать эту боль в себе. Ты уже на грани истощения. Много ли пользы будет от тебя людям, если ты не сможешь мыслить здраво?
Он подавил раздражение и попытался быть вежливым. В конце концов, Мэнда была не виновата в том, что ему плохо.
— Послушай, Мэнда, я признателен тебе за заботу, но тут и вправду не о чем говорить. Спасибо тебе за еду, я обещаю, что поем сегодня.
Он улыбнулся ей, надеясь, что его улыбка не кажется ей такой же фальшивой, как ему самому, и вернулся к карте. Тарджа внимательнейшим образом разглядывал рисунок и гадал, уберется она теперь или нет.
— Гэри сказал мне, что вы с Р'шейл были любовниками, — сообщила она после нескольких минут молчания.
Тарджа ударил ладонями по столу с такой силой, что стоявший на нем поднос жалобно зазвенел. Мэнда испуганно отшатнулась от него.
— Гэри незачем лгать, Тарджа.
— Проклятие, Мэнда, это же вовсе не ваше дело!
— Так тебя тревожит именно это?
Он сделал глубокий медленный вдох, прежде чем повернуться к ней.
— Ты не поймешь.
— А ты объясни.
Тарджа изучающе посмотрел на нее, потом пожал плечами. Все равно выставить ее отсюда было бы непросто.
— Много ли он рассказал тебе?
— Достаточно.
— Тогда каких еще объяснений тебе нужно?
— Тарджа, если ты действительно ее любишь…
— Да ведь в этом-то все и дело. Я помню, как я любил Р'шейл — будто во всем мире не было ни одной другой женщины. Но эти воспоминания… они как будто не мои. Я не чувствую этого теперь, мне даже не представить себе, что я мог чувствовать такое, но я отлично все помню — все, что было.
— Ты помнишь, когда впервые понял, что любишь ее?
— С точностью до мгновения, — ответил он без колебаний. — Это случилось на винограднике под Тестрой. Только что мне хотелось задушить ее, а вот я уже ее целую.
— А ты помнишь, когда это ощущение прекратилось?
— Я просто очнулся в фургоне, полный воспоминаний, которые сначала считал пригрезившимися мне во время болезни.
— Все это очень похоже на гисы, — задумчиво проговорила она.
— На что?
— На гисы. Иначе говоря, чары.
— Опять магия? Очень интересно! — разозлился он.
— Ты знаешь, я не знаток в этих вопросах, но это кажется единственным логичным объяснением.
— Мэнда, пожалуйста, не употребляй слова «магия» и «логика» одновременно, по крайней мере при мне.
— Но они вовсе не исключают друг друга, Тарджа.
— Извини, Мэнда, но я не разделяю твоей веры во всемогущество богов. Если ты хочешь подбодрить меня, лучше подыщи какое-нибудь другое объяснение.
— Мне кажется, ты повидал уже достаточно, чтобы поверить в их могущество, Тарджа. Твоя способность не обращать внимания на то, что ты видишь своими глазами, так же нелепа, как и твое предубеждение против моей веры в богов.
У Тарджи зародилось мрачное предчувствие, что теологическая дискуссия с Мэндой добром кончиться не может.
— Даже если допустить, что такие вещи возможны, нам-то что за дело? И даже если на меня наслали эти… как ты их там называть… гисы, разве они позволили бы им развеяться?
- Предыдущая
- 24/109
- Следующая
