Сладкое королевство (СИ) - Кец Евгения - Страница 25

— Давайте чай пить, пока фурия не явилась, — игнорируя мою пантомиму, со звоном ставит четыре кружки на стол и небрежно кидает пакетики чая в них.

Предпринимаю ещё одну попытку обратить на себя внимание мужчины, но тщетно. Хочу встать, но Майя мёртвой хваткой цепляется мне в руку и так смотрит, будто понимает, что я хочу сказать её отцу.

— Они каждый день так ругаются, — шепчет малютка. — Саша вечером выйдет из комнаты, а папа простит её, — пожимает маленькими плечиками и заглядывает своими огромными карими глазищами прямо мне в душу.

Как много же видят на самом деле дети, только не говорят...

— Я... э...

— Майя, — вмешивается Леонид, — ты вроде хотела желание загадать...

Зажигает свечи и двигает торт ближе к девочке. Та, не мешкая, хлопает в ладоши, что-то бубнит себе под нос, косится на меня периодически, а потом со всей детской непосредственностью и слюнями задувает штук двадцать свечей на огромном торте.

Диана хлопает, да и я оживаю в несмелых овациях.

— Вот это ты задула, — Леонид поправляет одну из покосившихся фигурок. — Прямо как Серый Волк, даже кирпичный дом бы не устоял! — наконец, замечаю отеческое тепло во взгляде мужчины.

Разрезать торт, как и попробовать, не успеваем. Слышу, как в двери ключ поворачивается, и меня пробирает ужас. Кажется, это та самая бабушка, которой буквально пару минут назад всех пугал Леонид.

Как оправдываюсь и собираюсь дать дёру, сама не понимаю. Майя ошарашенно смотрит на меня, а я, будто на меня вылили ушат кипятка, прыгаю в поисках своей обуви и сумки, извиняюсь, что засиделась, оправдываюсь необходимостью готовить ещё один торт.

Тапочки грозной бабули запихиваю в туда же, откуда их достала Майя.

— Спасибо за гостеприимство, — натянуто улыбаюсь. — Ещё раз простите за подмену.

— Что-то случилось? — осматривает меня, как таракана у мусорки, высокая женщина, в солидном костюме и очках-половинках.

— Мой курьер перепутал торты, — нервно поясняю, — вот, я привезла ваш, лично.

— А-а, — приподнимает брови. — Надеюсь, этого больше не повторится.

Вижу, что Леонид собирается рот открыть, и тут же тараторю:

— Нет, конечно, приятного аппетита и хорошего праздника. Я пойду, — выпрыгиваю из квартиры и только слышу жалобный вопрос Майи, приеду ли я ещё.

Сердце, словно в тисках, захлёбывается в собственной крови. Слёзы скатываются по щекам, уже не держу их. Пусть. Мне нужно выплакать всю эту боль.

Доезжаю домой с размазанным макияжем и огромным красным носом, что натёрла по дороге. Захлопнув дверь, иду сразу на кухню.

Костюм испачкан, так что надеваю поверх фартук и приступаю к готовке. Уже на автомате закидываю яйца в дежу миксера, на глаз отменяю сахар, капаю краситель и, поставив нужный венчик, жму на кнопку. Под мерное жужжание аппарата закидываю в кастрюлю клубничное желе и другие ингредиенты для будущей начинки. Пытаюсь отвлечь себя мыслями о готовке.

Но кого я обманываю?

Выпечка уже давно стала для меня чем-то автоматическим, когда ты можешь с закрытыми глазами отмерять ингредиенты и засекать по три таймера подряд, никак при этом не напрягаясь. Это поначалу я готовила, чтобы забыться и ни о чём не думать, а теперь я это делаю лишь бы снова увидеть огонёк радости в детских глазах.

Пока готовлю бисквит, разогреваю духовку и разливаю начинку по формам — мозг кипит. Я честно пытаюсь переварить сегодняшний день, но не выходит. Бросаю мимолётный взгляд на календарь, да, сегодня я бы уже была дома со своим ребёнком...

Как только в голове мелькает эта мысль, стеклянная миска с остатками начинки выскальзывает из моих внезапно ослабевших рук и разлетается россыпью переливающихся осколков. Больно. Даже не думала, что может быть так тяжело потерять то, чего никогда и не имел, по сути.

Вместе с малышом я потеряла и надежду. Внезапное счастье, что так неожиданно свалилось на меня, так же внезапно и растворилось. Бывший муж, недолго даривший мне надежду на воссоединение и счастливую семью, что всё ещё могла бы у нас получиться, растаял в объятиях другой. Другой, которая так скоро смогла подарить ему желанное дитя.

А теперь он... давно потерянная надежда вновь пустила корни в моей опустевшей душе, душе, которую я кормила наблюдением за детьми, на чьи праздники я делала сладости. Это было моей личной отдушиной — милые детские улыбки, глаза с озорными лучиками радости, каждый из них дарил мне успокоение.

Сегодня мне до безумия хотелось устроить скандал Леониду. Высказаться и вывалить на него всю свою боль, чтобы он разделил её со мной. Прижал к груди, позволил выплакать горячие солёные слёзы, что обожгли бы и его сердце, а не только моё. Но кто я такая, чтобы рушить его жизнь этими заявлениями.

Да и кому от этого станет легче? Ну, сказала бы я. А дальше-то что?

А то, как он разговаривал с дочерьми. В моей душе бурлило столько возмущения, но я не позволила себе упрекать его. Я в этой семье чужая и не имею права совать свой нос в их дела, осуждать и поучать взрослого мужчину. Он на десяток лет меня старше, думаю, мои доводы даже слушать не захочет. Да и детей у меня нет, чтобы раздавать советы тому, у кого даже не один, а три ребёнка...

Противный писк духовки прерывает мою внутреннюю тираду. Достаю бисквит и, ткнув в нескольких местах зубочисткой — убедиться в готовности основы для торта, отправляю форму в холодильник. Некогда мне церемониться с будущими коржами, ещё много работы. Стараюсь утопить боль в рутине, пусть и приятной.

Недолго постояв в ступоре, достаю мастику и, натянув одноразовые перчатки, перекрашиваю увесистый кусок в чёрный цвет. От идеи сделать для сестрёнки торт в виде объектива, я не отказалась. Благодарю себя за запасливость и перестраховку. Побоялась, что испорчу рисовую бумагу, поэтому заготовку в виде линз объектива распечатала в двух экземплярах.

Даже и не думаю убирать осколки. Хожу прямо по ним, а они громко хрустят под моими тапочками.

Закидываю сливки, сахарную пудру и сыр в дежу, и пока миксер делает крем, я разрезаю толстый бисквитный кирпич на слои в два сантиметра. Ставлю форму, выстилаю внутри ацетатную плёнку и приступаю к сборке торта — хоть какое-то успокоение.

Мастика, разумеется, едет в разные стороны, потому что торт только собран и сам неплохо так расплывается. Но стоять ему некогда, точнее, некогда мне, я уже много часов как должна быть у родителей. Так что, пошарив по тумбочкам, вываливаю кучу вафельных палочек в шоколаде.

Мастикой оборачиваю только бока торта, наверх креплю лист рисовой бумаги с рисунком, а палочки усаживаю на растопленный шоколад. А чтобы торт не развалился раньше времени и хоть как-то скрепился, завязываю вокруг красной полипропиленовой лентой и отправляю сие чудо недоделанное в морозилку, а сама иду в душ.

Приведя себя в порядок, с мокрой головой и неокрепшим тортом отправляюсь к родителям.

— Божечки, — скептически осматривает меня мать на пороге своей квартиры, но быстро освобождает дорогу, запуская внутрь. — Мы уже думали тебя искать, — качает головой и продолжает пристально меня изучать. — Дочка, у тебя всё хорошо?

От проницательного взгляда этой женщины спрятаться не удаётся.

— Нет, мамуль, — еле сдерживаю слёзы. — Но давай не сегодня. Сегодня праздник...

— Люда приехала! — из комнаты вылетает Оксана и обнимает. — А ты чего с мокрой головой? — отстраняется.

— Долгая история, — улыбаюсь, нагло делая вид, что у меня отличное настроение, а сестрёнка утягивает меня в зал, где уже ждут отец и парочка лучших друзей Оксаны...

Кажется, сегодня мне придётся много наигранно улыбаться. Ну что же, портить день рождения любимой и единственной сестре я не планирую, поэтому всеми силами переключаюсь на самые позитивные мысли, пока в сумочке не пиликает телефон.

«Людмила, добрый вечер, ты так быстро убежала, толком не попрощалась и не забрала деньги за испорченный торт», — ну вот и где он взял мой номер телефона?

«это Леонид, что-то не подписался... твоя визитка была на торте. Прости за сегодняшнюю сцену. Пойму, если не захочешь со мной разговаривать. Но я, правда, хочу оплатить испорченный торт — это моя вина»...