Синдром Вильямса (СИ) - Трапная Марта - Страница 3

Наконец, планета завершила оборот и я посмотрела вверх. Там, где недавно было сплошное черное небо, теперь были светлые пятна, словно разрывы в сплошном полотне туч. Я смотрела на этот беспорядочный узор до тех пор, пока его рисунок не отпечатался у меня на изнанке век. А потом я закрыла глаза и шагнула вперед. Я шла по светлым линиям, и земля не проваливалась подо мной, только тихо вздрагивала, когда я слишком сильно отталкивалась для прыжка или чересчур резко шагала вбок, чтобы переступить очередной темный разрыв. И вот наконец узор закончился, я оказалась в конце пути. Болото осталось за спиной. В нескольких десятках шагов от меня начиналась опушка леса. Холмик, поросший вереском — я даже отсюда чувствовала его запах. И темная фигура сидела на вершине холма. Я замерла. Прислушалась к себе и ничего не услышала. Эх, если бы мы могли чувствовать охотников так, как они нас!

Фигура не шевелилась. Я тоже. Это мог быть кто-то из наших. Это был хороший мир, благосклонный к нам и нашим знаниям. Многие из нас здесь работали, нас здесь ценили. Здесь было безопасно. Настолько безопасно, что я позволила себе влюбиться и завести семью. И не я одна. И до сегодняшнего дня здесь не было охотников. И я пришла в убежище. Маловероятно, чтобы меня здесь поджидал охотник. Я рискнула и шагнула вперед. А потом еще и еще. Пока не оказалась на самом холме.

— Ты пришла одна? — еле слышно прошелестела фигура. И тогда я узнала ее. Тетушка Гацания. Вернее, она приходилась мне двоюродной бабушкой. Но ее называла тетушкой еще моя мама. И я привыкла называть ее так. И Дармина, если бы выросла, скорее всего, тоже называла бы ее тетушкой.

Я кивнула, потому что не могла говорить.

— Ты их видела? — спросила тетушка.

— Да, — сказала я, почти так же беззвучно. — Я видела то, что от них осталось.

— Иди в дом, нечего здесь стоять.

— А ты?

— Я посторожу, вдруг придет кто-то еще.

Я замялась, не зная, стоит ли ей говорить. Потом все же рискнула.

— Тебя видно оттуда. С того берега.

— Если смотреть глазами, то нет.

И тогда я открыла глаза. Передо мной была просто огромная старая ель с неряшливо растопыренными ветками.

Мне не понравилось место, где находился вход. Но не я строила это убежище, поэтому ничего не сказала. Но когда прошла по узкому коридору, ощущая, как под плечом осыпается на пол песок со стены, моя тревога усилилась. Я наклонилась и вошла в пещеру.

— Кто-нибудь знает, есть здесь второй выход?

Мне никто не ответил. Я осмотрелась. Мебели не было почти никакой. В самом дальнем углу, на полу, в спальном мешке спали Дейзи и Беллис. И то, что они не проснулись при моем появлении, говорило лишь об одном, они очень, очень устали. Исчерпали себя до дна. И я слышала дыхание кого-то третьего в другом углу пещеры. Плохие новости, очень плохие. Я-то надеялась, что приду сюда одна. Что напали на след только нашей семьи. Меня, Террэгана, Дармины, Ястребинки и Данделайона.

В углу было несколько охапок сена. Видимо, вместо матрасов. Никаких намеков на другую комнату или второй выход не было. Слева от входа в углублении в утоптанном полу — прозрачная вода. Что ж, родник есть, и на том спасибо. Справа от меня, у короткой стены стояла низенькая, чуть выше моей щиколотки, лавка — единственная мебель, которую я увидела с первого взгляда. Впрочем, бывали у нас убежища и совсем без мебели, не в ней дело.

Кем-нибудь, кто мог бы мне ответить, если бы мог говорить, оказался незнакомый тонкий юноша с переломанным носом и кровоподтеками по всему лицу. Правда, кровоподтеки и перелом я увидела не сразу, пару секунд спустя, сначала я поняла только то, что ему нужна моя помощь. Он сидел, запрокинув голову и прижимая к лицумешочек из ткани, наполненный чем-то, очень похожим на болотную жижу. Ну, за неимением ничего другого, я тоже пользуюсь болотной жижей. Но не в присутствии настоящих врачей, конечно.

Я отвела его руки от лица, положила на пол мешочек.

— Тебя били?

Он застонал, попробовал покачать головой и зашипел сквозь стиснутые зубы. Да, совсем юный мальчик. На полу стояло несколько свечей, и я зажгла их все. Потом велела юноше лечь. Он попытался качнуть головой.

— Я врач, ложись.

И он послушался. Я села лицом к свету и положила его голову к себе на колени. Потянула за подбородок. Два зуба оказались выбитыми, в лунках чернела кровь, но осколков не было. Ладно, ничего. Регенерирует, какие его годы. Я накрыла его лицо ладонями и выдохнула. Работать со своими всегда лучше и проще. Это как учителю решить домашнее задание для седьмого года обучения. Но силы все равно нужны, конечно. Их у меня оставалось не так уж много после пожара и перехода сквозь грань. Но достаточно, чтобывосстановить этого мальчика. Если что, ему проще будет уходить без боли. Но я надеялась, что никакого «если что» не случится. Много уже наслучалось. Хватит!

Гацания вошла, едва я закончила. Юноша уснул, я аккуратно уложила его голову на лавку. Когда проснется, не будет ни синяков, ни кровоподтеков, ни сломанного носа, ни сотрясения мозга. Боли, естественно, не будет тоже.

— Нивяник просто упал, — сказала она.

— Я думала, это дело рук охотников.

— Если бы он попал в руки охотникам, он бы не ушел живым. Ты же знаешь.

— Я уходила, — возразила я.

— Ты была старше. И тебя отбивала Ястребинка.

Гацания подошла к роднику, зачерпнула воды ладонью и сделала несколько глотков.

— А почему ты не помогла ему? — я кивнула на юношу. — Так нужно было сидеть и ждать встречающих?

— Ты напрасно злишься. — Гацания осмотрелась и села на пол передо мной, скрестив под собой ноги. — Он мог бы справиться и сам.

— Когда я пришла, он стонал и не проявлял никакого желания вылечиться.

— Ему мешала боль, — вздохнула Гацания. — Нивяник еще не прошел через Клятву. Но справиться с болью он бы смог, если бы захотел. После Клятвы такие вещи делать легче.

Я даже кожей чувствовала, как торжественно она произносит это слово — Клятва.

— Да кому она нужна, эта твоя клятва! — взорвалась я. Мне хотелось кричать во весь голос, но я только шипела. — Кому она хоть однажды помогла? Может, Террэгану, когда он оказался в центре пожара? Или Данделайону с Ястребинкой, когда им отрезали головы? Или родителям Нивяника, которых, видимо, уже больше нет на свете? Кому? — у меня перехватило горло, и я закашлялась. Пришлось замолчать, восстанавливая дыхание.

Гацания положила ладонь мне на запястье и легко сжала.

— Клятва помогла тебе добраться сюда. Послушай себя. Разве тебе хотелось жить, когда ты узнала о смерти мужа и дочери? Разве ты не хотела умереть, когда увидела мертвыми брата и сестру? Когда поняла, что ты осталась одна? Клятва помогает терпеть боль, любую боль. Если бы не Клятва, нашего народа уже не осталось бы. Ты еще слишком молода и не помнишь времен, когда нас оставалось всего два десятка. Из тех, оставшихся, все были раздавлены, все потеряли изначальные семьи… И конечно, никто не хотел думать о новой семье. Но они все выжили, и это главное. А если бы не Клятва…

— У пещеры нет второго выхода, это плохо, — тускло сказала я. Мне не хотелось слушать про Клятву, про древние предания. Мне вообще ничего не хотелось. Пункты плана были выполнены, в моей помощи никто не нуждался, и теперь мне хотелось остаться наедине с собой. Уйти в себя.

— Вот видишь, — сказала тетушка Гацания, — даже в таком состоянии ты думаешь о безопасности. А значит, ты стремишься выжить. Может быть, ты этого не хочешь. Но ты это сделаешь. И ты не впадешь в забвение, как бы тебе этого ни хотелось. Но поспать ты можешь. Я пока не хочу.

Я тряхнула головой. Спать хотелось. Но это было желание тела. Сознание не было готово отключиться. Отчасти и из-за того, что мне не нравилось это убежище.

— Кто строил это место, тетушка?

— Не знаю. Кажется, отец Нивяника. И он не был безмозглым идиотом, поверь мне. Так что если он не сделал второго выхода, то на это были причины.