Древний ужас. Сборник - Коллектив авторов - Страница 2

Как совершился этот переход — я не заметил, так как был слишком поглощен своими печальными мыслями. Я отвлекся от них и стал прислушиваться к разговору лишь тогда, когда Смеддервик начал особенно страстно что-то доказывать. Он нападал на содержание последней книги профессора Грегсби. Я уже упоминал о ней. Это — «Прошлое в настоящем».

— Если бы это оставалось только теорией, — говорил он, — я, конечно, ничего не стал бы возражать. Но когда вы имеете смелость — да, именно смелость, Грегсби, — ожидать, что мы поверим…

Я припоминаю, как в разговор вмешался импресарио Блэффингэм, напомнивший, что на настоящем собрании они условились говорить о Марсе.

— О каналах, господа, о вероятной природе марсиан, если таковые существуют…

— Совершенно верно, — спокойно прервал его профессор Грегсби, — мы действительно собирались говорить о Марсе. Но если вы ничего не имеете против — мы отложим разговор о Марсе до другого раза и продолжим наш спор. Я совсем не предполагал, что мои исследования приведут к таким результатам.

— Вы утверждаете, что действительно испытали и проверили свои так называемые «факты», — вмешался Смеддервик.

— Да, — спокойно ответил Грегсби, — и, если нужно, я могу подтвердить это своим честным словом.

Смеддервик что-то проворчал, но не стал дальше спорить.

— Конечно, — продолжал профессор, оглядываясь кругом, — вы все читали мою книгу? Она вышла в свет недели три тому назад.

Все, за исключением Блэффингэма, читали ее. Блэффингэм объявил, что был очень занят, «бегая», по его собственному выражению, «по всей Европе» за какой-то знаменитой певицей с целью заключить с ней контракт на несколько ее выступлений в опере «Ромео и Джульетта».

В этом месте Марвин прервал рассказ, вспомнив о своем несчастье, и прошло некоторое время, прежде чем нам удалось снова вернуть его к нему. Здесь вышел невольный пропуск, так как Марвин возобновил рассказ с того момента, когда профессор Грегсби проводил аналогию между пространством и временем.

— Приведенные им аргументы, — продолжал Марвин, — показались мне весьма убедительными. Все, что может быть измерено, должно иметь свое протяжение… Я сам читал книгу профессора Грегсби. Быть может, это помогло мне понять его теорию. Безусловно, оно также помогло в этом товарищам Грегсби, за исключением Блэффингэма, понявшего ее, по его словам, без чтения книги. Даже Смеддервик соглашался с логичностью этих аргументов. Суть утверждения профессора Грегсби, насколько я мог понять, заключалась в следующем: можно, будучи поставленным в надлежащие условия, наблюдать предметы во времени и перемещаться в нем точно так же, как мы наблюдаем предметы в пространстве и перемещаемся в нем.

— А каковы эти «надлежащие условия»?

Марвин убежден, что этот вопрос был задан Блэффингэмом.

— Эти условия заключаются в том, что наши чувства должны быть приближены к «протяжению времени». Время, как я уже сказал, по аналогии с пространством имеет свое особенное протяжение, — ответил Грегсби и продолжал объяснять, что мы — существа, ограниченные в восприятии вещей и в свободе передвижения, так сказать, одной стихией.

Это вызвало чье-то замечание, что часы — вещь, относящаяся ко времени, и между тем, мы без всяких «надлежащих условий» можем наблюдать за их стрелками и перемещаться за ними. Биффен поспешил загладить это неудачное вмешательство.

— Следовательно, будучи поставлены в эти условия, мы получим способность перемещаться из настоящего в прошлое и будущее?

Грегсби ответил, что его исследования еще не зашли так далеко и пока ограничились только прошлым. Относительно будущего он надеется со временем тоже добиться успеха, если ему удастся открыть известные световые лучи.

— Световые лучи? — спросил Смеддервик.

Грегсби начал говорить о световых лучах.

— Как всем известно, — говорил он, — бывают видимые и невидимые световые лучи. К световым лучам, воспринимаемым нашими чувствами, приспособлены все пространственные существа. Эти лучи освещают нам «пространственное протяжение». Вторые же… — Здесь он остановился.

— А вторые? — спросил Смеддервик.

— Назначением или функцией света является «освещать», — продолжал Грегсби. — Видимые световые лучи освещают видимый мир или то, что мы условились называть «пространственным протяжением». Вполне логичным будет допущение, что невидимые лучи освещают невидимый мир…

— Или, другими словами, то, что мы условились называть «временным протяжением»? — спросил мой друг Харлей.

— Совершенно верно. Или четвертое измерение, если вы предпочитаете этот термин. Или, если хотите, астральный план.

— Все эти разноназванные, но, очевидно, тождественные измерения, планы и прочее, — насмешливо сказал Смеддервик, — вместе с невидимыми световыми лучами позволяют нам предполагать все, что угодно…

Все с большим возбуждением заговорили разом.

— Призраки! Тени! — кричал кто-то.

— Господи! Я уверен, что они существуют! — слышался голос Блэффингэма.

Харлей и Смеддервик тоже говорили что-то в этом роде.

Весь этот шум покрыл голос профессора Грегсби.

— Повторяю, — спокойно говорил он, — я открыл и могу применять особые невидимые световые лучи, освещающие ту часть «протяжения времени», которую мы относим к прошлому. Кроме того, я могу тем или иным способом направить эти лучи куда захочу — на десять, сто, тысячу, сотни тысяч лет назад. Как уже было сказано, я усовершенствовал свой первый примитивный аппарат, и мы можем видеть существа, принадлежащие времени, существа прошлого. Мы можем воссоздать все, как оно было в тот промежуток времени, на который мы направим эти лучи.

— И эти существа будут словно призраки! — воскликнул Биффен.

— Да, словно призраки. Как я уже высказался в своей книге, случайные спектральные или относящиеся к призрачным явления, иногда и наблюдаемые людьми, по всей вероятности, обусловливаются частичным проявлением невидимых световых лучей, показывающих нам в каком-нибудь повторяющемся действии явления, некогда имевшие место в прошлом.

— Теперь, — прервал себя Грегсби, — я хочу обратить ваше внимание на следующее: я говорил о нас, как о пространственных существах. Но наряду с этим я употреблял термин «существа настоящего», термин, относящийся к «временному протяжению». Этим я не противоречил себе. Я должен обратить ваше внимание на то, что эти два протяжения не совсем разделены. В известном пункте вечно меняющегося настоящего они пересекаются. Это и заставило меня произвести некоторые исследования, результаты которых я намерен сейчас продемонстрировать перед вами.

С этими словами он поднялся среди всеобщего молчания, в продолжение которого глаза всех были устремлены на него, и пригласил всех присутствовавших последовать за ним.

Марвин помнит, что последовал за остальными в комнату, которая служила профессору Грегсби лабораторией. Он не мог подробно описать ее, но помнит, что это была длинная, задрапированная черным комната, в одном конце которой стоял аппарат, сделанный из блестящего, похожего на серебро металла и имевший вид волшебного фонаря с целой системой рычагов. Все сели. Профессор Грегсби занял место у аппарата. Дальше Марвин помнит только то, что все погрузилось в глубокий мрак.

— Ну, а потом? — спросил я. Но Марвин, казалось, забыл, что рассказывает свою историю. Наконец он снова заговорил.

— Было темно… темно… Об этом я говорил?

— Да, — ответил я.

— Темно… Стоял непроглядный мрак… Грегсби объяснил, что когда он осветит невидимыми лучами известную часть пространства, тогда можно будет увидеть то, что происходило в ней в тот промежуток времени, на который направлены эти лучи.

После этого появилось подобие экрана с серой туманной поверхностью, освещенной слабым светом. Грегсби спросил, в какую эпоху прошлого они хотели бы заглянуть.

— Как можно дальше, — быстро ответил Блэффингэм, — этак тысяч на сто лет назад.

Это, очевидно, настроило известным образом воображение присутствующих, и все поддержали просьбу Блэффингэма.