Поцелуй на краю ночи (СИ) - Ярошинская Ольга - Страница 12

Лютер отнес Рокси наверх, уложил в постель. К счастью, у Сесилии Медоу был крепкий сон — равномерное сопение доносилось с первого этажа. Если бы бабуля застукала его голым вместе с внучкой, пришлось бы объясняться. Впрочем, он бы скорее сказал, что все именно так, как она подумала.

Комната Рокси оказалась небольшой и довольно уютной: на полу лежал пушистый зеленый ковер, похожий на траву, что росла на газоне, на стенах висели постеры со смазливыми певцами, вчерашняя одежда комком валялась на стуле — видимо, на вечеринку Рокси собиралась впопыхах. Зачем она вообще туда пошла?

Резкий запах лекарств почти растворился, и Рокси теперь просто спала, и венка на ее шее билась ровно и спокойно. Лютер облизнул губы, не спеша уходить. Он в каком-то смысле спас ее и заслуживает награду, пусть и действовал в собственных интересах: было бы очень обидно потерять девушку, так ее и не попробовав.

Он склонился к ней и втянул аромат, проведя носом по теплой коже. Хотя бы капельку крови… Никто не узнает… Джессика только вчера его проверяла.

Когда он, собрав всю свою выдержку, отстранился, Рокси смотрела прямо ему в глаза.

— Лютер? — прошептала она.

А потом вдруг сама мягко подалась к нему, приподнявшись в постели, и приникла губами к губам.

Он замер, не понимая, как реагировать, и Рокси, отстранившись, смущенно отвела взгляд.

Лютер облизнул губы и, обхватив ее шею ладонью, притянул к себе и поцеловал девушку сам.

Что-то происходило: какая-то химическая реакция от прикосновения ее теплых губ, робкого влажного языка, от дыхания, которое обжигало его рот.

И солнце, и море, и тропические коктейли не выдерживали никакого сравнения с поцелуями Рокси Медоу. Лютер сперва пробовал их осторожно, лаская нежные губы, охотно раскрывающиеся под его напором, трогал языком острые зубки, посасывал ее язык. Рокси обвила его шею руками, запрокинула голову, подставляя свой горячий и нежный рот, и венка на ее шее затрепетала часто-часто под его пальцами. Что-то загрохотало поблизости, но Лютер не обратил на шум никакого внимания. Пусть хоть весь мир обрушится в ад, он целовал Рокси Медоу, приникая к ее рту как заблудший в пустыне путник — к чистому роднику в оазисе.

Он сам не понял, как ее тело оказалось под ним. Такое близкое, горячее, под тонким платьем, которое смешно считать преградой. Лютер оторвался от ее рта и покрыл поцелуями шею, слегка прикусывая пьянящую кожу — не ради крови, а для чего-то другого, чего-то такого, о чем он совсем позабыл. Рокси застонала и выгнулась под ним, а непонятный грохот стал сильнее. Товарный поезд у них под окном или что? Совсем недавно он думал, что в поцелуях нет смысла, а теперь понимал, что они и есть смысл, и жизнь, и ее вкус.

Внизу зазвонил телефон, и Рокси, ахнув, отвернулась.

— Лютер, бабушка!

— …Унес какой-то маньяк? — взвизгнула внизу Сесилия, а потом лестница заскрипела под ее ногами.

— Лютер! — Рокси оттолкнула его с неожиданной силой, и ее глаза расширились. — Ты почему без одежды? — отчаянным шепотом спросила она.

— Джей, ты уверен? — спросила Сесилия, едва не плача.

— Уходи! — истеричным шепотом приказала Рокси.

Распахнув окно, Лютер спрыгнул вниз совсем как давешний пацан.

— Ты болван, Джей о’Коннел! — в сердцах выпалила наверху миссис Медоу. — Я стою в ее комнате и смотрю на нее. Она спит в своей кровати. У меня чуть сердце не разорвалось!

Она закрыла окно.

— Странно, машина агента Фосберга здесь, — пробормотала она в телефон. — Может, после ужина он ушел пешком? Да, представь себе я позвала его на ужин. А тебя нет. Я подумаю… Может быть…

Сесилия ушла в дом, а Лютер отпрянул от стены и прижал руку к груди. Грохот был в нем, внутри. Его сердце билось ровно и сильно.

Он шатался по парку как пьяный, иногда переходя на бег, чтобы заставить сердце биться быстрее. Случилось невозможное, невероятное. Принцесса поцеловала чудовище, и оно, конечно, не превратилось в прекрасного принца, но стало живым.

Наткнувшись на берег озера, черного словно мазут, в который бросили звезд, Лютер снова разделся и вошел в воду, закричав от восторга, потому что ему стало холодно. Внешние чувства слегка притупились, как будто в компенсацию того, что теперь его физическое тело ощущало так много, и весь мир словно сконцентрировался на нем самом. Он плыл по озеру, ощущая себя летящим сквозь пространство метеоритом, планетой в необъятном космосе, взрывом сверхновой звезды. Но когда у него зубы застучали от холода, восторг слегка поубавился. Выбравшись на берег, Лютер лег плашмя на песок, намереваясь так встретить рассвет, но вскоре окончательно продрог. Уговорив себя, что глупо получить человеческую жизнь и тут же умереть от воспаления легких, он снова оделся.

Место смерти Луизы Паркер было совсем рядом, и Лютер хотел взглянуть на него снова, но лишь оцарапался о сухие ветки. Ночное зрение исчезло, и он долго плутал по парку, пока выбрался к главным воротам.

Сев в машину, брошенную у входа, он включил обогрев на максимум и набрал номер Джессики.

— Прости, что разбудил, — сказал он. — Но я должен был тебе позвонить.

— Спасибо, — всхлипнула она. — Я ждала твоего звонка. Ведь ты такой чуткий, Лютер. Ты понимаешь меня как никто.

Она зарыдала, и Лютер озадаченно посмотрел на экран телефона. Что он должен был понять? В прошлую беседу она сказала, что нашла Дерека Тосси — на экране моргал значок нового сообщения, и Лютер обнаружил в нем адрес. Потом Джессика подтвердила, что в Танороке нет официально зарегистрированных альтернативных, что, конечно, не исключает вероятность диких экземпляров. А потом… Что же там было? Он перешел на шепот, чтобы не разбудить Рокси, Джессика стала допытываться — почему, и он пошутил про ревность.

— Лютер, я знаю, что веду себя как дура, — Джессика шмыгнула носом, успокаиваясь. — Но я и правда ревную.

Ее давняя влюбленность перестала быть секретом еще тогда, когда Джессика носила майки с вампирской тематикой и читала книжки с говорящими названиями «Жажда ее крови» и «Клыкастая страсть». Но Лютер наделся, что они перешагнули этот этап. Впрочем, кого волнует ее ревность? Его сердце стучит в грудной клетке. Вот это новость века!

— Мы так близки с тобой, — продолжила Джессика. — Общаемся каждый день. Я столько не разговариваю даже с мамой. И ты всегда меня слушаешь, как никто другой.

— Угу, — промычал Лютер.

Он обязан отзваниваться куратору дважды в день, не считая контрольных осмотров. Сеансы психотерапии сократили до часа в неделю, но в последние годы Джессика больше говорила о себе, поскольку Лютер обрел душевное равновесие — так казалось.

Его разберут на атомы — пришло осознание. Он далеко не единственный альтернативный, но раньше такого не случалось, он бы знал.

— Я, конечно, профессионал, но и женщина тоже, — продолжила болтать Джессика. — И я вижу, что ты это тоже видишь. Ты замечаешь цвет моих волос, мой макияж, даже брови! Ни один из моих мужчин ни разу не заметил, что я изменила форму бровей!

Ладно — его. Но в бюро быстро выяснят, что дело в Рокси. Роксена Медоу, чьи волшебные поцелуи исцеляют вампиризм. Ее привезут в лабораторию и станут проводить опыты. Ее заставят перецеловать всех альтернативных, а может, и не только целовать…

— Я убедила себя, что дружба — это твой максимум, что тебе вовсе не важен пол. Потому что вампиры, ну, ты понимаешь, не интересуются этими вещами, — Джессика шмыгнула носом. — Ты был таким выдержанным. Столько лет без срывов. И вдруг эта девчонка! А я изучила ее досье: молодая, яркая, сексуальная… Скажи, Лютер, почему она? Почему ты не захотел моей крови?

В ее голосе звучал надрыв и мольба, и Лютер сказал то, что она хотела услышать:

— Ты очень дорога мне, Джессика, я не хочу причинить тебе боль. Я вижу в тебе личность, а не емкость с кровью.

Она затихла. Кажется, даже дышать перестала.