Счастье (СИ) - Амеличева Елена - Страница 1

“Все бабы - дуры!” - однажды неосторожно заявил Сенека. И это не возведение напраслины на знаменитого философа. Сенека - попугай. Белоснежный красавец какаду с роскошным желтым хохолком на голове, обожающий повторять подслушанные фразы. Причем обязательно не к месту и именно те, что повторять нельзя, особенно в приличном обществе.

Вот и выразить сомнение в разумности женской половины рода человеческого Сенека умудрился перед мамой Викой. А она только что вернулась с дачи, поэтому была, как и положено, усталой, раздраженной и немало удивилась, застав дома стерильную чистоту.

Нет, порядок, конечно, штука чудесная. Даже очень. Но женщина слишком хорошо знала своего мужа. Если бы он вел себя в отсутствие жены как и подобает степенному мужчине предпенсионного возраста, которого все Купидоны облетают стороной, в квартире был бы вполне сносный бардак. Который мама Вика, успокоенно вздохнув, ликвидировала бы за полчаса, особенно не напрягаясь.

Но если кто-то наводит идеальный порядок, следовательно, тому есть причина. Вот здесь и возникает вопрос - какая?      Насчет того, что пути миграции Купидонов не пролегают в опасной близости от ее супруга, мама Вика не сомневалась ни капельки. Ее беспокоило другое - в отличие от шаловливых ангелочков зеленый змий ее мужа вниманием не обделял и только страх перед грозной мамой Викой заставлял проклятого ретироваться.

Так или иначе, чересчур говорливая птица заронила в душу женщины ужасное подозрение в том, что во время ее отсутствия уютное семейное гнездо превратилось в притон, где подлый муж нарушал и, вероятно, с большим удовольствием, клятвенное обещание “больше ни капли!” А ведь она его предупреждала, что поверит в последний раз.      “Все бабы - дуры!” - продолжал издеваться пернатый садист. Мама Вика, справедливо рассудив, что сам он этого придумать не мог, окончательно утвердилась в своих подозрениях после того, как Сенека к своей любимой фразе присовокупил емкое “Моя тоже. Тяпнем!” Это окончательно убедило женщину в неблагонадежности мужа, и черной неблагодарности с его стороны.

Для закаленной советскими буднями женщины раскрыть гнусное деяние и выявить его участников труда не составило. Допрос с пристрастием заклятых подруг и по совместительству соседок дал ошеломляющие результаты - всю неделю, пока мама Вика в поте лица трудилась на обожаемой фазенде, папа Коля приводил домой собутыльников и оттягивался как в последний раз. Видимо, справедливо подозревал, что супружница, вернувшись в лоно семьи, держась за поясницу и проклиная огород, быстро раскроет его коварный план.

Воображение женщины живо нарисовало картину полнейшего беспредела, который творился в ее доме. Оскорбленная в лучших чувствах, она схватилась за сердце и валидол, потом, передумав, за тяжелые предметы.

Если вас лупит мокрым махровым полотенцем противник, явно превосходящей весовой категории, вероятность, что вы сознаетесь в чем угодно, чрезвычайно высока. Вот и папа Коля предпочел не геройствовать и безропотно сдался.

Чистосердечное признание его вину в глазах мамы Вики отнюдь не облегчило. Уставшей от мер воспитательного характера рукой она указала нашкодившему мужу на дверь. Как человек, выросший в семье с отцом-алкоголиком, смириться с пьянством мужа она не смогла.

Папа Коля послушно юркнул на лестницу, полагая, что пошумит-успокоится, и все устаканится. Как оказалось, надеялся он напрасно. Мама Вика решила обидеться всерьез и надолго. Конечно, о разводе она даже не задумывалась, но этому алкашу знать такие подробности вовсе не обязательно, не так ли?

Папа Коля, изгнанный из родного дома, скитался по знакомым, собутыльникам, пару раз даже спал в подвале. Но предусмотрительная жена знала, что летом не рискует остаться вдовой по причине превращения мужа в ледяную скульптуру и не особо переживала по этому поводу, хотя и бдительно отслеживала все передвижения своего изгнанника - так, на всякий случай. Все же бесхозный мужик, вдруг кто позарится, в хозяйстве ведь все пригодится.

Несколько раз папа Коля предпринимал попытки примириться с грозной супругой. Чаще всего подобного рода показательным выступлениям раскаявшегося и все осознавшего мужа предшествовали проблемы с ночлегом. С цветами с ближайшей клумбы и тщательно отрепетированным глубоко несчастным выражением лица он являлся под горящий праведным гневом  взор супруги.

В первый раз папа Коля был с позором изгнан вновь и отхлестан самодельным букетом. Во второй раз, поумнев, он сделал ход конем - пришел не один, а с ее любимыми шоколадными конфетами.

И то ли из-за того, что, как разумная женщина, мама Вика не могла кидаться продуктами, то ли срок воспитания подошел к концу, но ее сердце дрогнуло, и конфеты были съедены за совместным чаепитием.

В итоге блудный муж вернулся в лоно семьи - на испытательный срок, конечно, ячейка общества сохранена, все счастливы.

В картину всеобщей идиллии не вписывался только попугай, продолжающий орать “Все бабы - дуры!”

От воплей безумной птицы настроение мамы Вики резко портилось, а обиженный взгляд вновь обращался на виновато разводящего руками мужа. Когда последний рубль из его драгоценной заначки оказался истрачен на шоколадки для ”любимой Викочки”, изрядно прибавившей в весе, не менее грозный взор папы Коли был обращен на виновника дефолта.

Мама Вика вовремя перехватила этот взгляд и поняла, что пора начинать всерьез беспокоиться о здоровье пернатого горлопана. Какаду о нависшей над ним угрозе не подозревал и преспокойно чистил перышки.

Между алкоголиком-мужем и идиотом-попугаем бедная женщина выбирала недолго. Но вот решить, кому же подарить чересчур говорливое чудо в перьях, оказалось вовсе не так легко. Тщательно все взвешивая и обдумывая, мама Вика отсеивала претендентов на обладание сомнительным счастьем по одной ей ведомым критериям.

Папа Коля оказался куда более решителен. И когда он притащил домой огромного рыжего кота и с маньячным блеском в глазах заявил, что каждой животине нужен дом, мама Вика поняла - еще один день и попугаю-предателю подпишут смертный приговор. И приведут в исполнение с помощью острых зубов и не менее острых когтей. Рыжий беспредельщик явно находился в преступном сговоре с жаждущим мести мужем - глаза у них были одинаково недобрые.

В итоге какаду оказался у меня.

Нет, птицу заводить я не хотела. Даже мысли не возникало. Но на то нам и даны родители, чтобы думать за нас, не знающих жизни, не так ли?

Все мои аргументы маму Вику не впечатлили. Оставив тщательные инструкции, чем и как кормить ЭТО, она смахнула скупую слезу, потерла пальцем прутики клетки, услышала неизменное “Все бабы…”, гневно сплюнула и, мимоходом чмокнув меня - родную, кстати, дочь в щеку, ушла.

Зловредному попугаю оказалось совершенно фиолетово, что его подло бросили. Он явно не страдал от любви к роду человеческому в общем, и к хозяевам в частности. С не меньшим усердием, чем дома, он продолжал орать свой девиз, кося глазом-бусинкой в мою сторону. Видимо, проверял на прочность, гад.

Целый день я делала вид, что не слышу его. На следующие сутки начала вспоминать, кого же я так сильно не люблю, чтобы наказать этим чудом в перьях. Мое терпение лопнуло, когда на вопли какаду начала жаловаться глухая соседка. В сердцах я обозвала эту помесь машинки для пыток с пуховой подушкой придурком.

За это мне пришлось полдня слушать в отместку “Сама дура!” Иногда попугай с весьма умным видом добавлял любимое “Все бабы - дуры!” А может быть, у них не такие уж куриные, то бишь птичьи, мозги? Может, они, подлые, прикидываются?