Князь Рысев 3 (СИ) - Лисицин Евгений - Страница 44

— Так, значит, когда-то вы владели Кистью Мироздания?

Мой вопрос как будто проскочил мимо ее ушей.

Когда-то она владела Кистью Мироздания. Откуда и как она взялась у рода Ломоносовых — неизвестно. Биска, едва ли не висящая на моей спине, не унималась. Ей не хватало разве что делового костюма и указки, чтобы обратиться в мечту любого школьника — горячую учительницу. Безобразница, готовая озорничать, сейчас была сама игривая серьезность. Знания так и лились с ее языка, проникая благоговейным ядом в мою душу. С ее слов выходило, что в погоне за знаниями Михайло наше все Ломоносов излишне увлекся творческими потугами. Результатом бессонных ночей стала кисть, сразу рисующая мозаикой реальности. Кусочек к кусочку она могла подбирать лучшие из вероятностей, обращая чужие неуспехи в единую картину удачи. Мнения гуляли в умах людей — кто-то говорил, что подобная вещь способна разрушить реальность и знакомое всем мироустройство, кто-то кричал, что существование подобной вещи попросту невозможно и противоречит законам всем известных нам наук.

Я посмотрел в спину Василисы Егоровны и начал понимать, почему инквизатории своей стезей выбрали одновременно науку и чертознайство. Там, где законы бытия дают трещину и спешат прочь, на помощь приходит иной, тонкий мир. А если уж их смешать вместе….

Шахта лифта, как и он сам, прятались за каскадом книжных шкафов в кабинете директора. Даже владелец «Ъеатра» предпочитал не возносится на вершину последнего этажа и обставил свой кабинет ниже.

Чтобы не смущать сильных мира сего, подсказала мне Биска, да я это и сам понял.

Кисть Мироздания была утрачена — не один мой род, оказывается, терял в никуда великие артефакты. Как, почему и где — Егоровна то ли не знала, то ли не желала давать однозначного ответа. Вспоминала о случившемся с ухмылкой — будто бы все это было далекой, простой и знакомой игрой.

Или сказкой для того, чтобы навесить мне побольше лапши на уши.

Я глянул на Биску, но та не желала открывать мне тайну — правду говорит наша общая чертознайка или знатно привирает?

— А Император? — спросил я, на что старуха лишь пожала плечами.

— А что Император? У него нет волшебной перчатки, чтобы щелкнуть пальцем и заставить нечто явиться из ниоткуда. Он, конечно же, был в ярости. В еще большей ярости он оказался после твоей выходки.

Я закусил губу. Выходка-то, на самом деле, была и не моя вовсе, а Рысева-бывшего. Но я, кажется, теперь понял смысл тех фраз, когда говорят, будто делает другой, а стыдно становится тебе.

Петербург, по словам Егоровны, гудел словно разбуженный улей. Белые Свистки на пару с инквизаториями были поставлены на уши. Утрачен не просто великий артефакт — почти что оружие судного дня. Политическая арена дрожала, ожидая развития событий. Кое-кто потирал ручонки, желая в скором будущем снова выйти на арену победителей и сверхдержав, задвинув Российскую Империю в дальний угол истории.

Иначе…

Моя выходка была шуткой. Чья это была идея? Егоровна не знала и не желала знать. Император всеми силами дал ей понять, что отныне род Ломоносовых если и не в опале, то под большим подозрением. Как это одна из величайших чертознаек могла вот так запросто прошляпить то, что было завещано великим русским гением? Почему ее бесы, коли уж она с ними на короткой ноге, ничего про это не ведают? Василиса же Егоровна использовала мои лучшие традиции и не собиралась оправдываться ни перед кем. Но взбудоражилась, когда Рысев проник в библиотеку, в ее кабинет: как только мальца не порвали вездесущие черти, оставалось только диву даваться.

Заслышав, что была утрачена какая-то кисть, малец по душевной доброте приволок ей свою — измазанную акварелью и чем-то еще. Егоровна хорошо запомнила этот момент. Потому что не запомнить это было попросту невозможно: в этот день был назначен визит самого Императора с разбирательством по делу кисти.

Старуха была опозорена пуще прежнего. Какой-то мальчишка, пусть и знатного рода, но вот так запросто проникает в ее святая святых? Ничего более дискредитирующего выдумать было попросту невозможно.

— Твоя детская выходка стоила мне репутации, тебя же наградили родительской поркой. Стул подо мной в тот миг зашатался, а конкуренты точили зуб, примеряясь к моему месту.

— Разве вы не кровный потомок Ломоносова?

Она смерила меня изучающим взглядом, будто вопрошая, не смею ли я прямо сейчас скверно шутить. А вспомнив, откуда я родом, попросту покачала головой.

— Тебя сложно судить за невежество, Рысев. Я родом из простой деревушки. Род Ломоносовых не имел продолжения, гений не оставил наследника.

Я хотел было возразить, но не стал. В мире, где Михайло наше все мог увлечься рисованием и создать кисть, влияющую на мироздание, он мог забыть, как пользоваться оружием между ног.

Или попросту не желал зазря разбазаривать гениальность…

— Клан Ломоносовых неподсуден родовым стычкам и сварам, в которых вертится местная знать. Ты уже несколько недель в офицерском корпусе, вам должны были рассказывать.

Я потер затылок — признаваться в том, что на некоторых уроках банально спал, догоняя потом знания верхом на Дельвиге, мне не хотелось. А толстяк, по всей видимости, спешил опустить пару всем известных моментов. Зачем же рассказывать то, что и так все знают?

Егоровна продолжила.

— Мы не участвуем в соревнованиях, на которых можно выиграть безнаказанное право атаковать чужой дом, так же как не сражаемся за могучие артефакты. Любой же, кто осмелится поднять на нас руку, первым делом потеряет привилегии. Потому что мы несем кладенец знаний в своих руках, от нас зависит прогресс и будущее страны.

— А по мне, вы проводите сомнительного рода эксперименты, — отозвался я. Лифт заскрипел, принимая в себя вес наших тел: как будто не был рассчитан на то, чтобы им пользовалось больше одного человека.

Или он уже давно не опускал страждущих к источнику вдохновения.

— Кистью Мироздания можно проложить путь невозможного к вполне вероятному. Подумай — еще каких-то два десятка лет назад у нас были проблемы с электричеством. А сейчас система отлажена и работает как часы.

— Вместо того чтобы заниматься изучением науки, вы попросту заставили бесов работать на вас.

Мне показалось или Биска в самом деле ухмыльнулась моим мыслям? Вдогонку к моему обвинению она хотела обозвать Егоровну эксплуататором.

Сдержалась, потерла свои рога, с головой ушла в круговорот собственных измышлений.

Егоровна глянула на меня взглядом аристократа, коего нищий обвиняет в своей бедности. Если бы глазами можно было испепелить — я бы тотчас осыпался наземь пеплом.

— Я не знаю, как подобная система работает в родной для тебя помойке, мальчик, но «заставить» плохо применимо к кривохвостым. Разве ты уже не успел в этом убедиться?

Ее насмешка была справедлива как ничто другое. Биска являлась ко мне не всякий раз, когда была свободна, а когда ее лень отступала прочь. Дьяволица была своевольна к исполнению приказов. Скорее, вытворяла то, что казалось ей забавным.

Но ведь в машине-то двигателем я ее быть заставил...

Биска прочла мои мысли о последнем. Сей жуткий эпизод собственной жизни был ей не по вкусу, заставил скривиться. Мне же оставалось только хлопнуть руками по лодыжкам — ну прекрасно! Теперь обе барышни смотрят на меня так, будто ждут не дождутся, когда я исчезну.

— Для того чтобы заставить беса служить на пользу людям, нужно нечто, что будет держать их в узде, Рысев. Если тебе примечталось, что всех наши заслуг — только псевдовласть над демонами, то ты глубоко ошибаешься. Каждый род в своей мере служит нам. Менделеевы нашими стараниями вместо наркотиков изготавливают целебные смеси. Тармаевым принадлежат котельные, но водопровод — в нем сам черт ногу сломит.

Ага, хотел крякнуть я в усмешке. Там, где у вас черт ногу ломал, у нас сантехник дядя Вася за полбутылки готов был из говна конфетку сделать. Да и что-то подсказывало мне, что акведуки тут тоже не обладатели рогов с копытами придумывали.