Роковой Выстрел - Езерская Елена - Страница 17
- Предыдущая
- 17/23
- Следующая
Книжка, хотя чтение и давалось ей с трудом, произвела на Полину неизгладимое впечатление, и она то и дело представляла себя прекрасной юной графиней, отнятой от груди матери кровожадными пиратами и проданной на невольничьем рынке Константинополя. «Потерянная и обретенная» – это была она, Полина, – нет, Анастасия Долгорукая, княжна и богатая наследница.
Полина уже представляла себе, как будет принята в высшем свете, как появится на балу, где кавалеры – один другого краше и знатнее – бросятся наперебой приглашать ее на танец. Она не станет отказывать никому, но и обещать ничего не станет. Приглядится, присмотрится, кто покажется идеалом: чтобы и собой хорош, и молод, и в чине, и при деньгах. Теперь у нее есть повод быть разборчивой – она и сама нынче имеет все... ну, будет иметь! Осталась всего малость – Полина нутром чувствовала, что князь Петр не шутит. Сказал, что все завещает ей – так и сделает.
Все, хватит, прошли те времена, когда она, чтобы от тяжелой работы оторваться, к хозяину ластилась, а ради того, чтобы актрисой на Императорской сцене представиться, тому противному плешивому старику глазки строила. А еще и с Забалуевым пришлось поближе сойтись – впрочем, этот ей пока еще нужен, как никак предводитель уездного дворянства. Пусть свое дело сначала сделает, документ закрепит о ее происхождении, а потом – ищи себе новую утеху, волосатый коротышка!
А вот бы сейчас перед Модестовичем похвастаться, подумалось Полине. Все говорил, что в Курляндию возьмет, баронессой сделает, ан нет – она теперь сама княжеского роду и на Модестовича даже не взглянет. Ему, конечно, это в обиду, но, однако, полезно. Враль Вральич золотые горы обещал, сантименты разводил. Попользовался и сбежал, где он теперь-то, рыжий черт?
Полина ахнула и застыла на месте, как вкопанная, – словно отвечая на ее немой вопрос, в дверях показался Карл Модестович. Появился бочком, протискиваясь между створками, и опасливо косился по сторонам. Потом, убедившись, что кроме Полины в гостиной никого, крадучись подбежал к ней.
– Где князь, Полька? – быстро спросил он. – И чего ты здесь, как барышня разнаряженная? Продал тебя, что ли, барин за грехи твои?
– А ты мне, Карл Модестович, не тыкай! – высокомерно сказала Полина. – И нечего меня за задницу щупать, а то, неровен час, вернется Петр Михайлович, застанет тебя и так за рукоблудие отметелит, что долго не забудешь.
– Ой, ой, ой! – с притворным испугом взглянул на нее Модестович. – А с какой это надобности князь Петр за крепостную девку заступаться будет? Или ты уже и его на грудь приняла?
– Петр Михайлович – не любовник мне, а отец, – с вызовом объявила Полина.
– Отец? – Модестович хотел рассмеяться, но поперхнулся. – Ты чего мелешь, дура?!
– И не дура вовсе, – с достоинством пожала плечами Полина. – Я – недавно найденная пропавшая в детстве дочь князя, и имя мне настоящее – Анастасия. Так что ты и руки не распускай, и язык попридержи, а не то велю слугам – тебя живо захомутают и на конюшню отведут.
– Больно строга ты, матушка, – ехидно произнес Модестович, но все же задумался. И впрямь, ведет себя Полька в доме слишком свободно, и одета не по рангу, не то, что она у Корфов в служанках ходила. – И когда же такое чудо открылось? Почему не знаю? Не та ли ты дочь, которую Марфа, бывшая князя наложница, недавно разыскивала? Значит, князь Петр – тебе отец, а она – тебе мать? – Мне мать убийца не нужна, – нахмурилась Полина. – Князь Петр меня удочерит и в семью впишет.
– Может, он тебе еще и наследство даст? – недоверчиво улыбнулся Модестович.
– Да, – подтвердила Полина. – Папенька мне все по завещанию передаст. Так что знай свое место, Карлуша! Я скоро стану здесь хозяйкой, буду всем владеть и заправлять.
– Шутить изволите? – растерялся Модестович.
– А вот и нет! – хмыкнула Полина. – Завтра, как сыночка их похоронят, князь собрался объявить всем о своем решении. И буду я здесь полновластной царицей, и поеду с ним потом в Петербург жениха себе выбирать.
– Царицей, говоришь? – сладко заулыбался Модестович и с объятиями развернулся к ней. – А царице без любовника никак нельзя...
– Ладно, ладно, Модестович, – Полина слишком явно отбиваться не стала, но от поцелуя увернулась. – Ты свои нежности побереги пока, чтобы при людях не выставлять.
– Да где здесь люди? – не унимался Модестович, пытаясь накрепко поцеловать ее в губы.
– А вдруг войдет кто? – Полина поднапряглась и отпихнула его. – Мне сейчас честь свою девичью позорить перед папенькой не резон. Он на меня молится, вот пусть так и будет.
– И что же мне для тебя совершить, чтобы ты к старому другу поласковей сделалась? – зашептал Модестович.
– Есть, есть у меня для тебя задание, – вдруг просияла Полина. – Выполнишь – заплачу, останешься доволен.
– Хорошо, однако, что мать твоя – не княгиня Долгорукая, – покачал головой Модестович. – Та тоже много чего обещала, да выполнила – на грош.
– Э, вспомнил кого! – рассмеялась Полина. – Княгиня вообще головой повредилась окончательно, какой с нее спрос? А я за верность не обижу, только сделай все складно.
– И что за работа? – кивнул Модестович. – Ты сама ненароком не задумала кого порешить?
– Порешить – не порешить, а с дороги убрать кое-кого все же надобно, – Полина вдруг стала совершенно серьезной и понизила голос. – Требуется от одной безумной особы тихо и быстро избавиться. Навсегда!
– Ты что про Марью Алексеевну плохое задумала? – испугался Модестович.
– Вот еще! – махнула рукой Полина. – Она и так плоха, без меня кончится. Тут у нас еще одна невменяемая по постелям вылеживается. Надо бы ее куда подальше пристроить. А потому хочу, чтобы ты мне подсобил...
Полина замолчала и прислушалась – не идет ли кто. Модестович тоже головой завертел – нет ли свидетелей нежелательных, или другой опасности какой. Потом Полина поманила его к себе пальчиком – мол, придвинься поближе, я тебе на ушко важное расскажу. Модестович угодливо поспешил к ней прижаться, и Полина зашептала ему в самое ухо:
– Завтра, когда все на похороны пойдут, приезжай сюда да сделай вот что...
– Владимир Иванович, милый вы наш! – Варвара со слезами бросилась к Корфу, едва он вошел в прихожую. – А я уж и не чаяла свидеться! Думала – все, загиб наш соколик без вины и без времени!
– Что ты, Варя, – растрогался Корф, застывая в ее объятиях. Давно уже он не чувствовал материнского тепла и подобной душевности. – Все в порядке, я жив, свободен, оправдан по всем статьям.
– Слава тебе, Господи! – Варвара, наконец, отпустила его и перекрестилась. – У нас никто не верил, что вы виноваты, барин. Промеж слугами решали – досудились до того, что без барыни Долгорукой тут не обошлось, никак она, коварная, западню устроила.
– Ты о людях плохое в голове не держи, – остановил ее Корф, памятуя о своем обещании, данном князю Петру и Мише – не разглашать истинную причину смерти Андрея. – Мария Алексеевна серьезно больна, а о больных дурного слова не говорят. Пожалей ее и прости по-христиански.
– Да мне до нее и дела нет, – кивнула Варвара, хотя и поняла чутьем: недоговаривает барин, видать, правда или слишком ужасна, или присягой запечатана. – Для нас всех главное – вы вернулись, целый и невредимый, да еще и подчистую. Что теперь делать станете? Может – в баньку и поесть вкусненького? Через пар – все дурное сойдет, а как поедите, – жизнь светлее покажется.
– Хорошо, Варя, – улыбнулся Корф – ему было приятно, что кухарка вдруг обратилась нянькою, и, как в детстве, принялась баловать его. – Бери надо мной руководство, сделаю, как велишь. Может, и правда, все плохое уйдет, а хорошее объявится?..
Когда посвежевший и словно обновленный, в чистой белой рубашке навыпуск Корф появился в столовой, Варвара уже накрыла ему обед – под водочку, чтобы кровь ожила. Кухарка заботливо сама подливала ему супчику куриного да подкладывала кусочек мясной понежней. Служанок спать прогнала, а Никите велела, чтобы в оба смотрел, дабы никто к барину беспокоить не сунулся.
- Предыдущая
- 17/23
- Следующая
