Взводный (СИ) - Берг Александр Анатольевич - Страница 57

Младший сын Сталина Василий, в марте 1940 года, после окончания лётного училища получает звание лейтенант, в декабре 1941-го года сразу звание майора, в феврале 1942 года сразу полковника и в апреле 1946 генерал-майора.

Вот только все знали, кто его отец, а потому ничуть не удивлялись такому карьерному росту, хотя по мне все эти звания были им незаслуженны, ну не тянул он на них. Тот же Рычагов тоже очень быстро рос в званиях, но он по крайней мере был отличным лётчиком-истребителем, просто не тянул командование на высоких должностях, опыта не хватало.

В отличии от Василия Сталина, Павел Рычагов получал повышения каждый год и был первоклассным лётчиком, но и он по моему мнению просто не тянул свои должности, хотя старался вовсю и был просто великолепным пилотом.

И вот на фоне достаточно известных личностей я, никому считай не известный командир пехоты, кто про меня знает, лишь весьма ограниченный круг высокопоставленных командиров, с кем я имел дело, вернее под чьим командованием находился. Тут уж действительно хорошо бы стать всесоюзно известным, не ради пустой славы, а что бы все встречные поперечные лишние вопросы не задавали и нервы многочисленными проверками не трепали. И так приходится везде вместе с ординарцем и порученцем в звании старшего лейтенанта ездить. А порученец, он мне в принципе нафиг не нужен, своеобразный зицпредседатель Фунт, исключительно для подтверждения моего звания и должности. Да и так я старался лишний раз нигде не появляться в одиночку, это исключительно на моей ласточке и с ординарцем и порученцем. А так жизнь налаживается, это я не про новое звание, из под Киевского котла успешно вышли и без потерь, но тут с одной стороны я сам подстраховался заблаговременным выбором маршрута и подготовленными пунктами снабжения, а с другой стороны слишком много наших частей в открытую пытались вырваться, так что силы немцев были рассредоточены, ну и везение тоже не нужно списывать со счетов. Сейчас мы укреплялись на новых позициях, но долго на них не продержимся, так что необходимо строить новую линию обороны, радует только одно, я в резерве, значит пока потерь у меня будет мало, вопрос только в одном, как долго?

30 сентября 1941 года, Киев.

Командующий группой армий «Юг», генерал-фельдмаршал фон Рундштедт сразу после захвата Киева перевёл сюда свою ставку. Изучая дела, он обратил внимание на рапорт о русских госпиталях, вернее на то, что в каждом госпитале появившимся немецким солдатам давали одно и тоже письмо на немецком языке, всё от того же русского гауптмана Прохорова, но теперь он уже майор. Памятуя о произошедшем, немецкие солдаты и офицеры уже не смотрели на них, как на шутку или курьёз. Все отлично знали о череде нападений на госпиталя и санитарные колоны и громадных жертвах последовавших после игнорирования подобного письма и уничтожения русских раненых. Скрепя сердце фон Рундштедт велел не трогать русские госпиталя, хотя и ни какой помощи им не оказывать, в конце концов в договоре с русскими это не оговаривалось. Если русские раненые умрут от голода, то он тут не причём, кормить русских он не обязан. О чём фон Рундштедт не знал, так это о том, что прямо перед оставлением города, Кирпонос распорядился забить кладовые госпиталей продуктами под завязку. Всё равно вывести все склады Кирпонос не мог, вот и позаботился о раненых, которых был вынужден оставить, надеясь на соблюдение противником заключенного с ним договора. Таким образом медикаментов и продовольствия в госпиталях было минимум на пару месяцев. Раненые выжили, но выжили именно сейчас, как только они выздоравливали, их забирали в концлагеря, а там уже как повезёт, но лишний шанс на жизнь оставленные раненые получили.

Вскоре фон Рундштедт узнал от своей разведки, что русский командующий благополучно вышел к своим, причём не один, а вместе с парой полнокровных дивизий и вывел его всё тот же майор Прохоров вместе со своим уже полноценным полком. Кроме этой плохой новости ещё состоялся крайне неприятный телефонный разговор с фюрером. Гитлер узнал, что фон Рундштедт приказал не трогать захваченные русские госпиталя и был этим крайне недоволен.

— Фон Рундштедт! Как изволите это понимать, почему вы защищаете этих дикарей, почему по вашему приказу нельзя трогать русских раненых⁈

— Мой фюрер, я не защищаю русских, просто мне приходится выполнять заключенное с ними соглашение.

— Что⁈ Какое соглашение, вы там что, сума сошли⁈

— Мой фюрер, к этому соглашению мне пришлось придти скрепя сердце. После того, как мы уничтожили в Тернополе, после его захвата, русские госпиталя, то противник просто сошел сума. Буквально за несколько недель я потерял почти треть своих медиков, русские принялись целенаправленно уничтожать наших раненых и медиков. А с другой стороны, если русские всё же выздоровеют, то мы просто пошлём их в концлагеря.

— Это несколько меняет дело, надеюсь вы не собираетесь ещё снабжать русских продовольствием и медикаментами?

— Нет мой фюрер, если русские умрут сами, неважно от чего, то я договор не нарушу.

— Ладно, в этом что-то есть.

Этот разговор оставил в душе фон Рундштедт неприятный осадок, мало того, что ему пришлось оправдываться, так ещё его просто вынудили к заключению подобного договора. А он не любил, когда его вынуждали что-то делать.

Передышка продлилась недолго и скоро немцы переварив наши окружённые части, снова попёрли вперёд. Долго на занимаемых позициях мы не продержались и скоро были вынуждены отойти, правда за это время усилиями гражданского населения были подготовлены новые позиции. В качестве подкреплений мы получили курсантов Подольских военных училищ и части народного ополчения, вся разница с прошлой историей была в том, что тогда они одни были вынуждены сдерживать противника, а сейчас были две дивизии, хотя уже значительно потрепанные, но всё ещё вполне боеспособные.

В нашей истории 5 октября по тревоге были подняты Подольские военные училища, пехотное и артиллерийское, курсантов отправили закрыть брешь в нашей обороне на Ильинский боевой участок. Там, несмотря на значительный перевес противника в живой силе и технике, курсанты до 16 октября сдерживали немцев, встав насмерть. Из всех курсантов выжил лишь каждый десятый, всех выживших после этого отправили доучиваться в Иваново.

Вскоре и мне пришлось непосредственно участвовать в обороне сменяя понесших большие потери наши части. Для бронетранспортёров позади линии окопов, метрах в трёхстах, были вырыты капониры, а над землёй был только пулемёт. Моей стандартной тактикой стал целенаправленный огонь бойцов по противнику со средней дистанции. Они тщательно целясь, стреляли, не боясь подпустить немцев к себе вплотную. Когда до окопов оставалось порядка полусотни метров в дело вступали пулемёты бронетранспортёров, которые раскалённой метлой буквально выкашивали наступающих немцев, после чего резво уезжали не дожидаясь ответного артиллерийского обстрела противника. Моя артиллерия также предпочитала вести огонь с закрытых позиций, а противотанковые пушки работали только по немецкой бронетехнике, предпочитая лишний раз не выдавать себя. Было раздолье и для моих снайперов, они работали устроив себе позиции метрах в ста позади основной линии обороны и выбивали немецкий командный состав и пулемётчиков. Всё это позволяло достаточно легко отбивать все немецкие атаки при относительно низких собственных потерях, хотя они конечно были. Такая манера боя очень быстро истощила мои запасы патронов к трофейным пулемётам, все же немецкие МГ жрали патроны, как не в себя, имея скорострельность в 600 — 1200 выстрелов в минуту. Всё это заставило меня задуматься о пополнение боезапаса к трофейным пулемётам. Понятно, что со своих складов мне их не получить, сейчас не 44 год, и даже не 43, трофейного вооружения и боеприпасов ещё катастрофически мало, значит необходимо самому заботится об этом. Вот и пришлось разработать небольшую операцию по пополнению запасов. Сначала разумеется отправил к противнику разведку, которая за три дня и собрала все необходимые мне сведения. Затем ночью вся разведка полка, в полном составе двинулась на нейтралку, их задачей на довольно большом участке в пару километров длиной было уничтожить немецких часовых. Начали в полночь и к двум часам ночи тихо всех сняли, после чего первый батальон также тихо, без криков и выстрелов двинулся вперёд после получения сигнала от разведки. За час бойцы ножами и лопатками вырезали всех спящих немцев. Случилось конечно несколько осечек, но в целом они на общую операцию не повлияли, после чего к немцам двинулись мои грузовики. До утра мы вывезли к себе почти две сотни грузовиков с патронами и запасными стволами к немецким пулемётам, а также нужными нам снарядами. Под разграбление попали не только несколько небольших складов, но и большой полковой, расположившийся в полутора десятках километров от передовой. Его охрану также тихо вырезали, после чего основательно обчистили, а после себя оставили немцам сюрприз. Сразу его поджигать или как иначе уничтожать не стали, это всех окрестных немцев перебудит, но когда они начнут днём тут разбираться, всё оставшееся рванёт. На складе оказалось много гранат, снарядов и мин, которые нам были не нужны. Для своей трофейной техники я снарядов набрал на пару недель интенсивных боёв. Просто бои шли ожесточённые и потери в технике были большие, я просто не был уверен, что трофейная техника продержится больше месяца, да и ломалась она часто, а с запчастями понятно что было, попробуй достань.