Время иных (СИ) - "Онеста" - Страница 16

Сташ поморщился, за спиной слышался топот ног собратий. Он впервые ушёл с места событий первым. Не важно. Очень хотелось очутиться среди стволов деревьев, увидеть над собой густые тяжёлые кроны и вдохнуть запах листвы. Когда-то он ненавидел лес. А потом понял, что он такая же жертва, как и всё в этом мире. Лес не причиняет вреда. Он просто есть.

Сташ заставил себя оглянуться, Гром двигался не отставая точно за его спиной, за ним шёл Медо, потом Ларко. Его Братья.

— Что дальше?

— Уходим, — как-то отстранённо произнёс Старший. Его лицо напоминало очень бледную каменную маску. Остальные братья выглядели не лучше — встревоженные и странно растерянные.

— Ты уверен? — зачем-то спросил Сташ. Конечно Гром уверен, он же их командир.

— Да, нам больше нечего делать в Предлестном.

Они забрали с постоялого двора своих коней, закупили припасы и двинулись к воротам. Им никто не препятствовал, наружу выпустили беспрекословно. Всё как всегда.

Пустошь встретила протяжным завыванием ветра, они не оглядывались. Это у Декона остался в этом городе мертвец, что даёт ему право задержаться и погрузиться в проблему глубже. На время Предлесное принадлежит только ему, он может делать всё, что ему вздумается, чтобы найти причину произошедшего. Таковы правила. Жестокие, справедливые и пугающие. Братство может быть не только спасением, но и превращаться в палачей.

Они не оглядывались, этого не нужно. Но всем помнили растерянный и какой-то отчаянный взгляд Декона. Иногда очень трудно остаться наедине с неизвестным.

Сташ опустил голову и надвинул капюшон ещё ниже. Пальцы сводило судорогами, так, что было трудно держать поводья, спину холодили ножны меча, словно до сих пор передавалась взятая энергия. Он лишь морщился, старался не привлекать к себе внимания, но братья всё равно оборачивались, косились на него. Он остро чувствовал, что с него не спускают взглядов.

Край Пустоши постепенно отдалялся, исчезал за ветвями густых, разросшихся кустов, пока совсем не скрылся из виду за стволами уже настоящего леса. Со всех сторон вновь были деревья, землю устилала опавшая хвоя — упругая, гасящая топот копыт. Протяжно, с каким-то надрывом завывал мечущийся ветер, раскачивал ветви, пригибал ниже к земле. Он дул именно навстречу незваным гостям. Всегда.

А потом лес изменился, вместо пушистых зелёных ёлочек и огромных величественных елей, то-здесь то-там стал появляться сухостой, а между ним пытались пробиться к солнцу худосочные деревца с пожухшей листвой. Под копыта коней легла сухая, словно выгоревшая почва. В воздухе стояла непонятная дымка, режущая глаза и мешающая смотреть вдаль.

Вперёд двигались почти на ощупь. Животные брели понурым шагом, иногда всхрапывали, спотыкались. Всадники угрюмо вглядывались в просветы между стволами, нехотя понукали не желающих увеличивать скорость коней. Всем было неуютно.

К широкой поляне на краю каменистого обрыва выехали почти в сумерках. Гром вытянул вперёд руку, прикоснулся к стене густого, клубящегося тумана, почти полностью скрывающего открытое пространство перед обрывом, и судорожно вздохнул. На его ладони заблестели капельки красноватой влаги.

— Нас ждут, братья.

Люди спешились, отвели животных немного назад и привязали к стволам деревьев. Потом молча выстроились на краю поляны. Все лица были сосредоточенны, искажены тревогой и ожиданием.

Гром посмотрел на Сташа, коротко кивнул.

— Иди. Ты должен узнать правду.

Парень сжал кулаки, оглянулся на братьев, наткнулся на холодные, суровые взгляды и понял, что отступить не получится. Идти в туман не просто не хотелось, в сознании поселился какой-то давящий холод, выворачивающий сердце чувством обречённости. Отчаянное понимание, что это не шаг в туман, а шаг в никуда, ничего не меняло. Нужно идти.

Сташ тяжело вздохнул и молча пошёл вперёд. Воздух всколыхнулся разводами, на мгновение появилась видимая сеть паутины, сквозь которую он продирался, ещё шаг и вязкое марево поглотило его фигуру, скрыло от глаз других людей.

За гранью было холодно, в густом полумраке медленно перекатывались клубы пара, дрожала красноватая дымка и больше ничего, пустота. Сташ вздрогнул, к его коже прикоснулось нечто липкое, ледяное, заставившее поёжиться. Он через силу заставил себя пройти ещё чуть дальше и остановился, выдохнул, ощущая, как колючий холод через нос пытается пробиться в его организм. Он постарался дышать урывками, глубоко не вдыхать, упрямо наклонил голову и приготовился ждать. Ничего другого не оставалось.

Он был здесь в третий раз и предыдущие два посещения ничего определённого ему не дали. Вернее они закончились практически ничем. Гром утверждал, что Тот кто знает принял его как нового сына, но сам Сташ этого не понял, не ощутил Его прикосновения, не услышал Его голоса… Он интуитивно не стал ничего рассказывать братьям. Просто промолчал. Всё должно было быть по-другому. Он оказался единственным, кому нечего было рассказать после встреч с Тем кто знает. Сумрак, отделивший от всего остального мира, и холодный туман — вот всё, что он видел.

У каждого из братьев были свои ощущения на поляне. Медо испытывал настороженность, тревогу, голос рассказывал ему о грядущих сражениях, об опасности, сквозь которую предстоит пройти. Гром выходил с глазами, горящими яростной решительностью, голос направлял его, подталкивал быть беспощадным с врагом, вселял в его сердце бесстрашие. Ларко побывал здесь всего один раз, и тот восторг, с которым он вернулся из-за границы тумана, потом ещё долгие дни согревал их сердца надеждой. А Сташу досталась пустота….

Он переступил с ноги на ногу, попытался оглядеться. Красноватая дымка настойчиво лезла в лицо, липла к коже, вызывая непреодолимое желание отмахнуться как от паутины. Парень наклонил голову, взглянул на туман из подо лба. Густые клубы всё больше напоминали дым, раздуваемый ветром. Иногда ему начинало казаться, что они складываются в едва различимые очертания нечто, что пытается проступить из тумана, но каждый раз безуспешно. Сташ постарался сосредоточиться, понять и, наконец, увидеть, что туман хочет ему показать. Сказать?

Красноватое марево вдруг дрогнуло, налилось багровым цветом. В его глубине шевельнулись причудливые волны, скрутились воронкой и быстро запульсировали. Удар, дрожь, удар, холод, бьющий в лицо, слепящий глаза, заставляющий зажмуриться… Сташ невольно заслонился рукой, попятился. Холод впился в его кожу, сначала просто защипал, потом вгрызся ледяными иглами боли. И дёрнул к себе, потянул куда-то вглубь. Он упёрся ногами в землю, попытался сопротивляться.

Что происходит? С его губ сорвался глухой стон, туман ответил яркими всполохами. Всполохами теней. Багрово-красными, стремительно разбухающими, пульсирующими покрывалом крови….

- Нет! — Сташ едва не закричал. Для него, почти всегда воспринимающего мир сквозь тени, они были лишь иллюзией, предшествующей чему-то большему. Голодные. Жадные. Готовые поглотить чужой рассудок безумным ужасом собственной жажды.

— Нет! — он с силой дёрнулся и смог отшагнуть назад, в спину упёрлось нечто упругое. Сташ невольно положил руку на рукоять меча, с трудом вздохнул, словно готовясь к прыжку, и развернувшись, резанул выхваченным оружием по препятствию. В уши впился звенящий вопль, парень качнулся, почувствовал, что его больше ничто не сдерживает и шагнул дальше — за пределы поляны.

В лицо сразу дохнуло свежестью, прохладным ветром. Сташ быстро отбежал от тумана, с облегчением огляделся, осознавая, что вокруг шумит лес и только потом отыскал взглядом братьев. Те по-прежнему находились у самой Границы, их руки напряжённо сжимали рукояти мечей, на него они взглянули изумлёнными, не верящими взглядами с нескрываемой тревогой. Странной тревогой, тревогой не за него, а наоборот. Сташ не успел разобраться, сердце сжал запоздалый страх, по телу пробежала дрожь. Увидел, как сузились глаза Грома, Старший окинул его пронзительным взглядом и быстро шагнул в туман.