Вторжение (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 16

Вскрикнувший от дикой боли татарин вскинул саблю для очередного, пусть и неточного, но наверняка очень сильного удара! В такие атаки умирающие воины пытаются вложить всю оставшуюся жизнь до последней капли — лишь бы забрать врага с собой… Однако с силой рванув райтшверт на себя, я заставил степняка вздрогнуть, потерять равновесие — и вновь испытать сильную боль. От рухнувшей сверху сабли мне удалось уклониться — благо, что удар умирающего татарина вышел совершенно неточным. А мгновением спустя я оборвал его страдания, вонзив острие клинка в открытое горло врага…

Тяжелейший удар-толчок в правый бок заставил меня опасно накрениться влево; я чудом удержался в седле — но тут же почуял, как кобыла заваливается подо мной в сторону! И едва успев освободить ноги из стремян, я спрыгнул из седла в сугроб, спасаясь от тяжело рухнувшей на бок лошади!

А поспешивший вслед за мной татарин, сноровисто ткнувший меня в бок копьем, вновь вскинул его для удара… Но прежде, чем он обрушил бы его сверху вниз, надеясь пробить меня, словно жука иголкой, сзади грохнул очередной выстрел — и крупнокалиберная пуля (не менее 12 мм!) угодила разбойнику прямо в голову! Н-да, Тапани сегодня уже не один раз защитил звание лучшего стрелка и охотника — причем этого татарина он снял, как кажется, из моего пистоля…

— Разрази вас гром! Грязные сволочи! — взревел я, отходя от пережитого смертного ужаса, заодно пытаясь подняться на ноги. Пошатывает однако — последствия пропущенного удара по голове…

Впрочем, гром уже не потребуется: забрызганный вражеской кровью Лермонт с оглушительным ревом срубил последнего противника! Заставив меня задуматься о том, что в родне Джока наверняка затесался какой-нибудь норвежский или датский хускарл, осевший в Англии и переживший норманнское завоевание Вильгельма… Уж больно хайлендер сейчас похож на свирепого берсерка! Вон, татары уже кончились, а Джок все ищет взглядом налившихся кровью глаз, кого бы еще зарубить… Но не найдя достойных кандидатов прямо перед собой (и на флангах!), Лермонт слез с коня, и принялся вытирать снегом кровь с лица. Задев порезанную щеку, он грязно ругнулся — но, как кажется, иных видимых повреждений на шотландце нет.

И слава Богу!

— Друзья, у нас гости.

Подошедший Тапани сноровисто перезаряжает очередной пистоль — а вот взгляд его устремлен к зимнику. Но особенно напряженным и испуганным Степан не выглядит — что вполне объяснимо: даже я, без кошечьего зрения финского охотника уже смог разобрать, что всадники, приближающиеся к нам по дороге с юга, облачены в тягилеи и бахтерцы.

Наши! Служивые!

И наверняка из Ельца…

«Надо покорять умом то, что нельзя одолеть силой.»

Марк Аврелий

…- Конечно, татары чаще весной наведываются, осенью аль летом, когда лошадям хватает подножного корма. Зимой они вынуждены тянуть за собой обоз, который оставляют в одном или двух днях пути от кордона — и при этом сильно рискуют. На малую охрану обоза могут донцы набрести, а то и дети боярские нагрянут в большом числе — и тогда поганым несдобровать! Потеряв обоз, до своих степей им не дотянуть… Кроме того, зимой человеколовством заниматься также непросто, полоняников ведь нужно довести до рынков живыми и по возможности здоровыми, а значит, их также к обозу приставить потребно, да кормить получше, да хоть как одеть… И все же наведываются вороги поганые и зимой.

Последние слова голова неполного десятка Елецких служивых, отправленных нам навстречу, совсем тяжело выдохнул.

— Будь они неладны, Муравский шлях да Кальмиусская сакма, проклятые дороги, залитые кровью и слезами русичей! До самого нашего града ведь тянутся, к броду через Быструю Сосну при впадении в нее малой реки Елец… В честь нее наша крепость и названа. Сколько же раз горела, сколько же мужей погибло, защищая ее… Но и ворогов поганых мы на берегах Сосны положили знатно — да и еще положим!

Голубые глаза десятника Каверина Алексея, сына Владимирова, сверкнули холодно и зло. Что вкупе с покрытой инеем русой бородой и могучей статью широких плеч матерого порубежника откровенно говоря, производят впечатление! И снова на ум приходят мысли о воинственных варягах из числа полабских славян, вместе со скандинавскими викингами воевавших и в Испании, и в Британии, и в здешних местах… Кто знает, может предки Джока и Алексея когда-то жили на берегах Варяжского моря, и приходились друг другу родственниками? Как знать… Но ведь и прочие служивые «посланцы» выглядят более чем лихо. Бороды лопатами, лица суровые, жесткие — и только у одного из семерки служивых на лице совсем нет шрамов. По виду их непонятно, рады ли они нашему появлению или нет, но на мое знание языка ельчане особого внимания не обратили. Разве что десятник снизошел до неспешной беседы…

— Ну а все-таки, почему эти татары зимой сюда забрели?

Алексей усмехнулся:

— Да из-за донцов из нашей беломестной слободы… Ближе к осени пришла станица атамана Степана Харитонова, попросили донцы разрешения ставить острог рядом с бродом, но за рекой. Воевода покумекал-покумекал, да разрешил — у нас хоть в городовых казаках и числиться несколько сотен крестьян, да только это вчерашняя голытьба, лишь худо-бедно топорами махать способная на стенах, да копьями колоть. В поле от них толку никакого — а тут едва ли не целая сотня боевых казаков, да все воины матерые, бывалые. Пищали, а то и пистоли через одного — а с саблей разве что не в обнимку спят… Если придет сильный враг — донцы ведь помогут отбиться, встанут на городские стены! Да к тому же с казаками и бабы пришли, и детишки в немалом числе, причем половина баб — полоненные татарки… Вроде бы и не по христиански отказывать. Н-да… Знал бы воевода, что казаки станицы Харитонова непросто так с Дона к Ельцу бежали, что эти ухари летом прибили сына важного ногайского мурзы — глядишь, дважды бы подумал, давать им землю, или нет! Но воевода не знал, так что донцы свободно поставили «беломестную» слободу — беломестную потому как податями их никто не обложил. Ну, а полторы седьмицы назад по казачьи души явился отряд из пяти сотен крымчаков…

На лицо Алексея набежала тень, но он твердо продолжил:

— Нашу восьмую сторожу у реки Паниковец татары смогли перехватить, всех четверых служивых запытали до смерти, чтобы узнать, откуда и когда им сподручнее к крепости подойти… А потом и седьмую станицу из двух казаков да двух детей боярских, что на Воронец ушла к Козьей горе, живота лишили! После чего поганые попытались в ночную пору скрытно к граду подобраться, чтобы на донцов напасть… Да только Степан, поставив крепкий острог, озаботился и о дозорах надежных на стенах. Те вовремя шум подняли, пальбу, а от крепости наши пушкари добавили из тюфяков, и стрельцы из затинных пищалей ударили! С ходу татары в слободу не смогли проникнуть, донцы вовремя на стену поднялись, встретили поганых огненным боем и стрелами. А когда степняки отхлынули от острога — тогда уж и донцы ударили из слободы, покуда крымчаки в себя не пришли! Да и наши дети боярские не сплоховали, казачкам на помощь поспели из крепости… Четыре сотни поганых мы огненным боем положили да порубили, да с сотню их бежало, по округе разбрелись вороги… Вот вы на отряд малый татарский и набрели.

Впервые за время разговора я увидел, как неожиданно открытая, располагающая улыбка десятника озарила его лицо:

— Втроем целую дюжину степняков ухлопали, это ж надо!

Но тут же улыбка пропала с лица Алексея, потомственного сына боярского, а глаза захолодели:

— Вот только мыслю я, что мурза за сынишку своего шибко обиделся, а гибель нукеров его аукнется нам сильным татарским набегом. Раз уж зимой ногайцы пошли донцов Харитонова шукать, да рискнули напасть на крепкий острог под боком у сильнейшей крепости засечной черты, то мурза за смерть сына будит мстить до последнего, с размахом! А вы идите верстать детей боярских с порубежья… Целых восемь сотен! У нас ведь в Ельце до голода и воровства Болотникова не больше двух сотен всадников служивых было, а теперь вдвое меньшим их число стало. Хорошо Господь управил, что к приходу ногайцев из остальных крепостей дети боярские как раз стекаться стали! И то, поганые не поняли в ночи, каким числом мы на вылазку пошли, ведь в полтора раза меньше нас было! Подумай, ротмистр, ведь так — во всех порубежных крепостях, служивых раз два, и обчелся… Заберете восемь сотен детей боярских — оголите всю черту, столько ратников вам никак не собрать. На что суров Ляпунов, и то в Ельце едва ли три сотни воев поместной конницы набралось со всей округи, ну да с нашими всадниками как раз четыре наберется. Что, всех поверстаете, оставите град без защиты? А ты подумал, что с женками нашими будет, что с детишками станется, когда мурза под стены Ельца приведет большую силу⁈