Проклятие Усердия. Том 2 (СИ) - Нетт Евгений - Страница 3

И это было буйство, на противостояние которому уходила вся концентрация и все силы Виктора ван Бельвиоса.

А алтарь тем временем и не думал успокаиваться. Его поверхность дрожала и разваливалась, слой за слоем обнажая сокрытые от чужих взглядов цепочки магических и священных символов. Вихрь маны, прежде удерживающий что-то хотя бы похожее на форму, начал распадаться на множество обособленных, неуправляемых потоков, моментально вгрызшихся в своды церкви. Статуи и лепнина, фрески и картины, даже пребывающие без сознания прихожане — всё это «божественная» мана пожирала, словно сорвавшийся с привязи зверь. Пока Виктору просто везло не оказаться на пути одного из таких ненасытных чудовищ, но как долго продержится это везение?..

В любом случае, отступить прямо сейчас проклятый не мог ни в одном из смыслов.

Раз — и кожа вдоль всей правой руки расходится в стороны вместе с рукавами поистрепавшегося одеяния. Брызжет кровь. Два — и рана зарастает, не оставляя даже шрама, но поверх появляются две новых. Три — и струя сияющей золотым светом крови вырывается из-под лопаток. Четыре — и эта рана тоже закрывается, оставляя после себя лишь очередное болезненное эхо и накатывающую слабость. И такие процессы протекали по всему телу Виктора, который уже и сам был не рад решению вступить в ряды церкви во благо рода и своего будущего.

Какое тут будущее, право слово?..

Но сдаваться проклятый всё равно не собирался, все силы направляя на переработку и подчинение себе «божественной» маны, объём которой в теле был опасно близок к половине от общих запасов. Сердце маны работало на износ, черпая всю ману, которую удавалось. Даже с изнанки. И, пожалуй, лишь засчёт этих излишков Виктор ещё не проиграл в столкновении смертного — и существа, называющего себя богом.

Вот только цена, которую было принято платить за ману с изнанки…

Виктор не понаслышке знал о ней, и даже просто приближаться к становлению тёмным желанием не горел. Когда-нибудь, найдя решение общеизвестной проблемы, он бы попытался обрести мощь сверх доступной всякому человеку. Но для этого требовались знания и опыт, которых сейчас у Виктора не было. Вот только если выбирать между превращением в раба пантеона и установлением дружеских отношений с тем, что церковь от щедрот душ своих называет тьмой…

Каждый человек, держащий в руках летопись Его истории, загодя знал, на какую тропу ступит Виктор ван Бельвиос.

Это было очевидно, в конце-то концов.

Тем временем процесс саморазрушения, — ведь можно сказать и так, верно? — дошёл до критической отметки. Один из девяти потоков вырывающейся из отстатков алтаря маны разорвал удерживающие крышу балки, срезал стеллу единого пантеона и устремился в небо. И словно в противовес ему вниз полетели многотонные обломки, не оставляющие и шанса людям, каким-то чудом пережившим буйство маны в церкви.

И именно в этот момент Виктор поборол последнюю частицу «божественной» маны, ощутив невиданное прежде… облегчение? Силу, переполняющую каждую мышцу, каждую кость и каждую клеточку тела?

Нет. Это чувство было сродни тому, как если бы его-предыдущего стёрли, а вместо уничтоженного оставили замену. Не улучшенную копию, а просто что-то кардинально иное. Что-то совершенное в своей сути, что-то…

Божественное.

Проклятый усердием и богами вскинул голову всего за секунду до того, как его должно было раздавить обломками, и отбросил печальный финал прочь. Четыре могучих потока тёмно-синей маны вырвались из-под его лопаток, окончательно разорвали ткань одежды и где остановили, а где и разметали обломки, сохранив жизнь не только Виктору, но и везучему настоятелю вместе с небольшой группкой оказавшихся поблизости прихожан. Сам же проклятый, решив не грузить сварившиеся заживо мозги лишними сейчас вопросами, поднялся на ноги и, обведя царящую вокруг разруху взглядом, сделал шаг по направлению к выходу. От центральной залы церкви и алтаря не осталось ровным счётом ничего, и лишь несколько лавок вместе с оказавшимися за ними людьми каким-то чудом пережили локальный апокалипсис.

Так или иначе, но сейчас Виктор собирался бежать из города. Как, на чём — не суть. Самым важным сейчас было скрыться ото взгляда церкви, которая такое ему точно не простит. Ладно само здание, но алтарь и жизни по меньшей мере двух десятков прихожан?..

Проклятый до скрипа сжал зубы, только сейчас осознав тот факт, что он и именно он отнял жизни множества людей, которые такой кончины точно не заслужили. И вместе с их жизнями обратились в ничто раздумья о том гипотетическом первом убийстве, столь важном для каждого вирфорта. Как оказалось, Виктор даже близко себе не представлял, каково это — убить.

Опустошающе.

— Свя… той?.. — Слабый голос раздался откуда-то справа, и Виктор медленно, пересиливая разваливающееся и сотканное из боли тело обернулся. Взгляд его нащупал бедолагу-мастерового, присыпанного какой-то трухой, стоящего на коленях и опирающегося на уцелевшую половину лавки. Один из потоков воды завис прямо над ним, до сих пор удерживая груду досок и черепицы. Сосредоточившись, Виктор заставил этот поток сдвинуться и отбросить обломки к руинам стены, под которой совершенно не ощущалось живых. — Святой!

Мужчина протянул к проклятому руки, радостно улыбнулся и потерял сознание, не совладав с эмоциями от пережитого. Виктор ясно чувствовал, что тот жив — восприятие от случившегося только обострилось.

И только тогда парень понял, что некоторых людей крайне желательно раскопать и вынести наружу. Оставаться на этом месте было опасно, задерживаться и привлекать внимание — тем более, но ни Виктор-реципиент, ни Виктор-нынешний не смогли бы поступить иначе.

Чертыхнувшись сквозь зубы, проклятый обратной стороной ладони размазал по лицу песок и пыль, — пытался убрать, но куда там, — после чего незамедлительно приступил к раскопкам. Изымать людей при помощи потоков, бьющих откуда-то из-под лопаток и управляемых одной лишь волей оказалось на удивление просто, так что уже спустя пять минут Виктор выбрался из руин, неся в «щупальцах» последних выживших — настоятеля и двоих крепких мужчин, которых он, рассудив в соответствии со своими принципами, спасать решил в последнюю очередь.

Расположив свой груз рядом с остальными несчастными, Виктор отрешился от управления потоками маны… и понял, что не так-то просто ему это давалось. До этого момента он практически ничего вокруг себя не видел, всецело сконцентрировавшись на поставленной задаче, и потому пропустил момент, когда вокруг руин церкви собралась целая толпа, включая стражу. Кто-то уже давно оказывал помощь выжившим, кто-то причитал, но основная масса людей вела себя абсолютно неестественно.

Они смотрели на Виктора так, словно тот был по меньшей мере ангелом пантеона, а не человеком, действия которого повлекли за собой разрушения и множество смертей. А некоторые и вовсе кричали во всё горло и тыкали пальцем, «обличая» новоиспечённого святого.

«Проклятого, скорее» — подумал парень, заставив один из потоков повиснуть перед его лицом. Отражение в воде плыло и колебалось, но самое основное в нём различить было действительно легко.

Глаза Виктора сияли потусторонней тёмной синевой, а «щупальца» больше всего напоминали крылья.

— Приплыли,…ть. — Прошептал проклятый…

И потерял сознание.

Уродливые гуманоиды хохотали в унисон, своими семипалыми лапками собирая сырую ману и используя её словно глину, лепя что-то пугающе-страшное и противное всему живому. Что-то, от чего уже начинают заболевать люди в одном маленьком провинциальном городишке.

Гигантская тварь, переваливаясь с ноги на ногу и потрясая гниющими кусками плоти, с утробным воем опускает тесак на голову паладина, единственной защитой которого является его собственный меч. Рядом лежат тела его братьев по ордену, и на иную судьбу воителю рассчитывать не приходится: он куда слабее павших товарищей.

Стая ворон кружит над отрядом рыцарей, радостно каркая и предвкушая скорый обед. Мгновение — и чья-то злая воля бросает демонов в атаку. Те срываются в пике, оставляя в воздухе теневые следы и пробивая насквозь щиты, доспехи и людей, за ними укрывающихся. Последний из несчастных вскидывает арбалет и вбивает болт прямо в глазницу одного ворона, но тот не обращает на это никакого внимания, клювом потроша вырванный ранее шмат человеческого мяса.