Выбери любимый жанр

Владимир Маяковский: тринадцатый апостол. Трагедия-буфф в шести действиях - Быков Дмитрий - Страница 19


Изменить размер шрифта:

19

Одинаково – и почти одновременно – оформляются клятвы:

                                 Подъемля торжественно стих строкоперстый,
                                 клянусь —
                                 люблю
                                 неизменно и верно!
                                 (1922)
                            Присягну
                                     перед целым миром:
                            гадок чай
                                     у частных фирм.
                            (1923)

С философией лирические герои поэм и реклам разделываются с одинаковой легкостью:

                            Я знаю —
                            гвоздь у меня в сапоге
                            Кошмарней, чем фантазия у Гёте!
                            Разрешаются все
                                     мировые вопросы, —
                            лучшее в жизни —
                                     «Посольские»
                                             папиросы.

Иногда получаются замечательные контаминации:

                            Вам ли понять,
                            почему я,
                            спокойный,
                            насмешек грозою
                            душу на блюде несу
                            к обеду грядущих лет.
                            С небритой щеки площадей
                            стекая ненужной слезою,
                            я,
                            быть может,
                            последний поэт.
                            Хватайтесь
                                     за этот
                                             спасательный
                                                     круг!
                            Доброкачественно,
                                     дешево,
                                             из первых рук.

Или уж вовсе на грани кощунства:

                            Если
                                     я
                                             чего написал,
                            если
                                     чего
                                             сказал —
                            тому виной
                                     глаза-небеса,
                            любимой
                                     моей
                                            глаза.
                            Глядит глазасто
                            верст за сто:
                            всё тут,
                            и земля и труд.
                            Летит перекличка:
                            да здравствует смычка!

Или еще, на темы пресловутого быта, который он ненавидел и который вынужден был рекламировать:

                            Впрочем,
                            раз нашел ее —
                            душу.
                            Вышла
                            в голубом капоте,
                            говорит:
                            «Садитесь!
                            Я давно вас ждала.
                            Не хотите ли стаканчик чаю?»
                            Что делать?..
                            Положение отчаянное…
                            Беги
                            покупай печенье Чайное.
     И как два примера абсолютной тотальности:
                            Я над всем, что сделано, ставлю nihil!
                            Все, что требует
                                     желудок,
                                             тело
                                                     или ум, —
                            все
                                     человеку
                                             предоставляет ГУМ.

ГУМ предоставляет все. Над остальным ставим nihil.

Маяковский – поэт вывесок и поэт-вывеска. И это очень эффектно в обоих случаях.

2

Правда, он тут не первый: первый, как почти во всем, Блок. «Чуть золотится крендель булочной» – из этого (1906) выросли все вывески Маяковского. Но как город начала века немыслим без электрической вывески – чуть ли не главной приметы урбанистического пейзажа у нас и точно главной в Америке, – так и лирика начала века уже немыслима без рекламы и саморекламы. Вся жизнь Маяковского была такой город с вывесками; но будем помнить, что это город 1920-х, в нем есть порт, в порту пароходы (и порт – любимое его место, он в каждом приморском городе подолгу там гуляет), и все городские страсти подсвечены дешевой и неотразимой экзотикой. Маяковский – современник Грина, Вертинского с его банальным, бананово-лимонным Сингапуром, но что же сделаешь, и банальность эта, сдобренная иронией, все равно обаятельна; Маяковский – московский двойник Гумилева, по-своему развивающий две главные его темы – неутомимую экспансию героя-завоевателя и полную его беспомощность перед женщиной, которую он завоевать не может. Отсюда ревность Лили к Ахматовой и Ахматовой к Лиле и странная взаимная приязнь Ахматовой и Маяковского.

Лично они общались очень мало, хотя в «Бродячей собаке» им трудно было не встречаться; Ахматова оставила крайне скупые устные воспоминания и одно, не самое удачное, стихотворение – «Маяковский в 1913 году». Когда у Ахматовой попросили воспоминания для скандального тома «Литнаследства», она, как рассказывала Лидия Чуковская, отказалась: «Я в сущности очень мало знала его – и только издали… Да и зачем мне бежать за его колесницей? У меня своя есть. Кроме того, ведь публично он меня всегда поносил, и мне не к лицу восхвалять его». Насчет «поносил» – неправда: будучи влюблен, он всегда напевал ее стихи, как ревниво свидетельствует все та же Лиля, – особенно часто «Мальчик сказал мне “Как это больно”, и мальчика очень жаль». По-настоящему важная встреча была одна: «Помню, как-то шла по Морской. Шла и думала: вот сейчас встречу Маяковского. И вдруг вижу – действительно идет Маяковский. Он поздоровался и говорит: “А я как раз думал о Вас и знал, что Вас встречу”. Пошли вместе; о чем-то говорили. Он читал мне свои стихи, кажется “А вы могли бы?”» (так этот устный рассказ воспроизвела Н. Реформатская). Как свидетельствует Цветаева (впрочем, когда она говорит о людях хорошее, верить ей трудно, ибо она приукрашивала всех), Маяковский осенью 1921 года «с видом убитого быка» расспрашивал всех, действительно ли Ахматова покончила с собой после казни Гумилева. «Стихи Ахматовой не хрупки, они монолитны и выдержат давление любого голоса», – говорил он Симону Чиковани в Тбилиси уже в 1926-м.

19
Перейти на страницу:
Мир литературы