Реверанс со скальпелем в руке (СИ) - Шатохина Тамара - Страница 2

Взглянув на настенные часы, медсестра проверила, надежно ли закреплена заколками шапочка и решительно поднявшись, откинула простыню, уже не с жалостью, а профессионально оценивая фронт работ. И, аккуратно переворачивая, чтобы не потревожить места соединений с датчиками и трубками аппаратуры наблюдения и жизнеобеспечения, не спеша очистила тело при помощи специальной пенки и салфеток. Потом растерла и согрела в руках крем, слабо пахнущий ментолом, и приступила к массажу – пятки, колени, бедра, крестец… Суставной аппарат, мягкие ткани... Растирание, поглаживание, постукивание, сжимание, сгибание, разгибание… Беззащитное тело слабо подрагивало в умелых и опытных руках, двигалось, ворочалось… Кожа слегка порозовела вследствие улучшившегося кровообращения. Отринув посторонние мысли и сосредоточившись, специалист выполняла свои непосредственные обязанности.

А в темные окна палаты яростно бился ледяной февральский ветер, остро хлестал стекла сухой снежной крошкой и рвал березовые ветки в больничном сквере… Занявшись работой, Светлана привычно не обращала внимания на посторонние отвлекающие факторы.

Но, если бы сейчас она подошла к окну, то обязательно увидела бы внизу темную мужскую фигуру, будто нехотя отлепившуюся от дерева и шагнувшую на постепенно исчезающую под косыми снежными заносами дорожку. Мужчина еще раз оглянулся и совершенно определенно – на это самое окно и медленно, нога за ногу, поплелся в сторону выхода с территории медкомплекса.

Резкий звук сигнального горна заставил вздрогнуть. Размеренный цокот копыт разом стих, дилижанс дернулся и полусонную меня уже в который раз приложило плечом о дверку. Чуть подавшись назад, экипаж остановился окончательно.

Морщась, крепко потерла ладонями лицо, но гудящая тяжесть в голове не проходила. Раньше я могла спать только в тишине, на мягком, а в идеале, чтобы еще и на душе покой. На этот момент требования по тишине были сняты, но экипаж и правда был жестким – почтовым. И покоя тоже не наблюдалось, наоборот - штормило: тревожность, беспокойство… И понятно - мозг осознавал непроходящие риски, держа сознание настороже. Выспаться получится только когда доберусь до места и определюсь… во времени и пространстве, блин!

Хотя, судя по довольному лицу дю Белли, ничего хорошего и там меня не ждало. Но и выбора особо не было: монастырь, новое замужество или ссылка в глухомань. Само собой – ссылка! Крыша над головой и скромное содержание на тот момент меня больше, чем устраивали. А он поклялся не лезть в мою жизнь. И судя по тому, с каким трудом я вырвала слово чести… всегда считала, что нарушить его значило утратить дворянское достоинство. А старик гордился своим происхождением – в их роду в прошлом были политики и дипломаты, знаменитые поэты и высокое духовенство, даже кардинал. Это слегка обнадеживало, но!

Люди бывает врут. И ничего в этом странного – каждый преследует свои цели. И не мне их осуждать - в какой-то момент способна была и на больший грех. А была бы уверена, что сойдет с рук, то и кто его знает… Там страшный человек, ничем не лучше своего брата. Но слово чести для потомственного дворянина, это же не пустой звук? Или глупой Мане пора уже взрослеть?

Я прислушивалась к звукам снаружи и всерьез мечтала, чтоб не беспокоили хотя бы еще минут пять. Посидеть бы еще немножко, просто прикрыв глаза…

Бессонница – страшное дело. Она вымучила меня еще в той жизни - нарушения засыпания, частые пробуждения, ночные кошмары… Седативные подбирала сама и долгое время они помогали. А я в это время изо всех сил старалась превратить существование без Сережки в жизнь.

И после года барахтанья… стоило увидеть небольшой аккуратный животик женщины рядом с ним - и всё. Если бы не это, может и выкарабкалась, а так… силы кончились как-то разом. Вот только что еще что-то оставалось и вдруг резко пропало. А может весь этот год они медленно уходили на то, чтобы верить, что я сильная и смогу? Не смогла, не получилось, не сильная…

Потом был почти осознанный выбор – уйти. Не самоубийство - это не смогла бы, в голову не пришло бы. Я ничего с собой не сделала. Просто перестала что-то делать, и это оказалось в разы легче.... Домой тогда я возвращалась уже как сомнамбула. Все стало безразлично, эмоции отключились, чувства тоже, потребности исчезли - куча работы уже даже не для психотерапевта, а психиатра. Но необходимости в такой помощи я не видела – приняла то, что со мной творилось, как освобождение. Отлежусь, думала… А потом уже стало совсем поздно, да и особых мучений умирание не доставляло.

Я с самого начала не поняла всей опасности своего состояния. Да я слезинки не уронила за этот год – я же сильная. Месяцами скрывала ото всех, насколько мне плохо и у меня получалось. Разве только Шония...? Но я на неудобные вопросы отвечать не стала, а он и не настаивал. Я старалась-играла спокойствие и благополучие и втянулась в это дело настолько, что самой стало казаться - становится легче. Заигралась. Хотя кому это все было нужно? Ну и... как-то незаметно прошла точку невозврата - соматическое здоровье было напрочь подорвано безграмотно запертым внутри стрессом. А последствия хронической бессонницы вкупе с остальными прелестями депрессии могут стать катастрофическими, вплоть до летального исхода.

Сейчас я уже понимала, что сломала меня не та встреча и даже не весь этот трудный год – все шестнадцать лет брака чего-то такого я и ждала, сразу запрограммировав на расставание себя и мужа тоже. Вырвав у Сережки то нелепое обещание. И всё это время где-то внутри незаметно так тикало… как часовой механизм в бомбе замедленного действия.

Все мои беды из-за генетической мутации. Под раздачу я попала еще в мамином животе - редкая аномалия и, слава Богу, не повлиявшая на анатомические признаки и не сочетающаяся с другими пороками внутренних органов, а это запросто в таких случаях. Но степень патологии однозначно указывала на бесплодие, без вариантов. Я узнала об этом в восемнадцать. У мамы месячные тоже пришли поздно - в шестнадцать, потому и тревогу она не била до самого моего совершеннолетия, еще и успокаивала - у нее-то все в порядке, все-таки три дочки.

От Сережи я ничего не скрывала. Не сразу, правда, сказала… какой смысл говорить о таком всем подряд? А когда он уже был не «все», а стал для меня всем – за какой-то месяц, и мы уже переспали… Тогда и призналась, что родить детей ему не смогу. Помолчав, он ответил, что это не настолько для него важно, а через полгода позвал замуж. И тогда я заставила его дать обещание – когда дети станут для него важны, он обязательно должен сказать об этом.

- Клянись!

- Дурочка ты, Машка, - улыбался он, - я целых полгода думал и все для себя уже решил.

- Сережа… - напряглась я, - мне всегда нужно будет знать, что ты не жалеешь… пока молчишь – все хорошо, да? Но если вдруг… я пойму, Сереж.

У него обычная хорошая профессия – инженер-механик. Мой бывший муж приятный мужчина и парнем был симпатичным, хотя красавцем не был никогда. И хорошим любовником, наверное, тоже. Но он был весь мой и любила я его без памяти. Любила бы, наверное, даже импотентом. Меня все устраивало, я сознательно лишала себя того, что считала не таким важным по сравнению со всем остальным. Мы замечательно жили все это время! Но я всегда помнила тот наш уговор и, наверное, подсознательно готовилась… Может это и дало потом силы отпустить его - когда будущие дети стали важнее меня. Постепенно, не сразу… я стала замечать, догадалась, поняла. Ждала уже осознанно и дождалась:

- Маша… нужно поговорить, - мучился он, отводя взгляд. А потом все же решился и отчаянно взглянул мне в глаза: - Ты тогда права была. Мне уже важно… я хочу детей.

Сережа ушел от меня не к кому-то – никого у него тогда еще не было, я знаю. Может и обращал внимание на интересных женщин с детьми – чтобы уж точно, с гарантией. Скорее всего… потому что та женщина рядом с ним вела за руку девочку лет пяти. Присматривался какое-то время, думал, решал для себя, а потом все решил и сказал мне, как и обещал когда-то.