Катастрофа в две полоски - Алекс Коваль - Страница 11

Вырез от этого стал только шикарнее. Меня начинает вести от вида кружевного светлого бюстгальтера и проглядывающих под ним темных сосков, стоящих колом. Рада меня видеть? Или рада получить в вырез рубашки порцию кофе? А еще они, кажется, стали больше? А тут еще буквально у меня на глазах запоздалая коричневая капля кофе покатилось прямо по нежной бархатной коже, все ниже и ниже… Так, бери себя в руки, мужик!

– Ты куда так рванула?! – рыкнул.

– А ты какого черта так подкрадываешься?! – возмущенное в ответ.

– Я не подкрадывался, я шел к себе.

– Так вот и шел бы! – поджимает свои сладкие губки девушка. Укусить бы их! Смять. Поцеловать. Сжать.

Что она вообще забыла в моей приемной? Ее должны были проводить сразу в кабинет.

– Иди сюда, – тяну ее на себя и, плохо понимая, что творю, быстро расстегиваю на ней эту самую рубашку. Исключительно в благородных целях! У меня в кабинете есть футболка. Запасная.

Правда, нижней части тела это не объяснить. Брюки мои начали трещать в этот момент. И моя сексуальная незнакомка явно это заметила. Ну, или почувствовала. Покраснела до самых кончиков ушей и взвизгнула.

Спокойно, парень, не до тебя сейчас. А то доведем “гостю” до обморока.

– Какого лешего ты творишь? – начинает брыкаться девушка, отталкивая мои руки, но я оказываюсь сильнее и проворнее. Таки рванув, расстегиваю на ней эту кофточку.

О-о-о, зря! В горле ком, мозг в полном ауте.

– Эй! – прилетает мне кулаком в плечо, а девушка отскакивает и запахивает мокрую ткань обратно. – Что ты здесь забыл, говорю?! – шипит кошкой.

– Это лучше ты мне скажи.

– Я на собеседование иду! – выдает зло и тут же тушуется, – шла.

– Так чего же рванула обратно?

– Не твое дело, ясно! А ты откуда нарисовался здесь?

– Тоже… – рычу, – на собеседование шел.

– О-о-о, серьезно? На роль личного ассистента Троиц… – начинает брюнеточка удивленно и резко замолкает.

Секунда. Две. Три.

Мысленно я уже снял не только ее рубашку, но и задрал юбку. А вместе с ее юбкой, оголяющей, разумеется, мысленно, крышесносные ножки и упругие ягодицы, в которые хочется впиться зубами, как в самый сладкий кекс, вверх ползет и моя бровь.

До знакомой незнакомки наконец-то доходит услышанное. И такого испуга я не слышал в голосе женщины еще ни разу:

– Да быть того не может! – на выдохе. – Ты… это он, а он эт…то ты? – стреляет глазами в дверь моего кабинета и обратно, пятясь назад. – Ты Троицкий? М…Мирон?

Тут уже не просто страх, а дикий ужас поселился в глазах моей сексуальной фантазии последнего месяца. Я что, настолько страшный, что ли?

Лера

Вовремя нарисовавшаяся в приемной Анжела чуть разрядила накалившуюся обстановочку. Иначе я бы сгорела от стыда. У меня пылали даже уши.

Это же надо было так глобально вляпаться!

Девушка-секретарь охнула, увидев меня в таком “непотребном” виде с живописным пятном, но не стушевалась. Любезно нас с Мироном “представила” друг другу.

Ы-ы-ы.

И вообще, почему я называю его Мирон? Мирон Александрович вообще-то! И то, что он поимел меня уже во всех возможных и невозможных позах, не дает мне права птицу такого высокого полета, как он, называть фамильярно – Мирон.

Боже, Лера, ну, куда ты влезла-то, а? Ну, когда ты начнешь пользоваться своими мозгами по назначению? И вообще, почему из сотен гостей на этом вечере ко мне подсел именно он? Именно Троицкий?! Это какая-то очередная насмешка судьбы?

У меня такое ощущение, что у всех “за спиной” есть Ангел-хранитель, а у меня какой-то Ангел-вредитель сидит! Хвостом помахивает, рогами сверкает и потешается над тем, как его “подопечная” прыгает из проблемы в проблему, как ребенок по лужам, ища себе приключений побольше, пошире и, в конце концов, влипнув в очередное по самые уши.

Ладно, это все лирика. Теперь нужно думать, как бы быстрее отсюда слинять, и что я скажу Эллочке. Потому что вполне очевидно, что эта работа мне не светит. Думаю, Мирон не такой дурак, чтобы брать в качестве личной помощницы любовницу. Мимолетную, но все же… Да и я просто физически не смогу находиться с ним рядом каждый день, а уж шпионить и подавно.

Мы все-таки проходим в кабинет “генерального”.

Хотя я бы предпочла смыться с места “преступления”, честно говоря.

Мирон пропускает меня вперед, придерживая дверь, и я переступаю порог на ватных, трясущихся, негнущихся ногах, с колотящимся в груди сердцем, в грязной расстегнутой рубашке, и с четким ощущением мужского тяжелого взгляда на своей пятой точке.

Мужчина же вполне себе спокоен. Как удав. Еще бы, он тут хозяин положения. Он тут вообще хозяин всего, а я так… шпионишко, выпускающее статьишки в журнальчике.

Позорище, Совина!

Знала бы, куда и к кому иду – ни за какие платьишки и ипотеки бы не притащилась!

С ума сойти! Рехнуться можно! Стыдно до чертиков!

У-у-уй, Лера-Лера!

Стоит только вспомнить, какой разврат мы творили, а потом еще подумать, что я Эллочке, по сути, ляпнула полную правду, вот точно “ткнула”, куда надо. Троицкий и правда ушел с вечера не один… со мной.

Со мной, блин!

Ужасная ситуация, в которую могла попасть только я! Я мастер влипать в неприятности, творить глупости, да я просто королева казусов. Маски-шоу по мне плачут. Может, мне надо было выбрать профессию циркового клоуна, а не журналиста? Жизнь явно меня к этой профессии готовила. Смешить всех вокруг – вот мое призвание.

– Анжела приготовь нам кофе, – бросает хозяин кабинета, и я слышу хлопок.

Дверь закрылась, мышеловка захлопнулась.

Я замерла в центре просторного светло-серого кабинета, прямо перед широким рабочим столом и панорамными окнами с потрясающим видом на город.

Стою, ежась, пряча свою грудь, запахивая грязную рубашку, с огромным желанием провалиться сквозь землю. Куда-нибудь в самое ядро. И плевать, что до него лететь почти полсотни этажей и еще невесть сколько километров. Лучше отбить себе все, чем стоять здесь и сейчас!

– Валерия, значит? – слышу за спиной без тени усмешки. – Никитична? Совина.

Оборачиваюсь. Потому что “генеральный” появиться передо мной не торопится. Он вообще стоит и пялится на меня загадочно!

– Мирон… значит? Александрович? Троицкий, – отвечаю в тон.

Браво, Лера. Как учила мама, достоинство терять нельзя ни при каких, даже самых нелепых обстоятельствах.

Губы мужчины трогает улыбка. Мало мне понятная. Такая же, как и взгляд – таинственная.

О чем он вообще думает? Может, тоже о том, что было бы неплохо исчезнуть сиюминутно? Хотя нет, в его глазах ни тени испуга. Удивление? Да. Любопытства – хоть отбавляй. А еще эти синие-синие, как сапфиры, глаза горят неподдельным интересом. И он даже не пытается это скрывать.

Я тону. Я снова тону, и мне снова плохо! Меня опять начинает мутить.

– Так, я… – начинаю неуверенно, но надо сказать хоть что-то, а не стоять каменным изваянием.

– У меня есть запасная, – отмирает мужчина, нарушая установившуюся в кабинете наэлектризованную тишину.

– Что “запасная”?

– Футболка.

В несколько широких, уверенных шагов Троицкий долетает до шкафа, растянувшегося вдоль всей стены, и достает оттуда аккуратно сложенную черную футболку.

А пока он проворачивает свои нехитрые манипуляции, возвращаясь ко мне, я на доли секунды выпадаю из жизни, из кабинета и, кажется, из адекватного состояния. Я стою и глаз от него отвести не могу. Темно-синие брюки и белая рубашка сидят на нем так же сексуально и провокационно круто, как и в вечер нашего знакомства. Снова эта идеально-растрепанная укладка темных волосы и легкая небритость на скулах.

Черт! Черт-черт! Он очень хорош. Так хорош, что с таким и не грех пасть в пучину сладких страстей.

– Держи, переодевайся, – выводит из мыслей почти приказной тон.

Надо же, какой заботливый.