Дворянская семья. Культура общения. Русское столичное дворянство первой половины XIX века - Шокарева Алина Сергеевна - Страница 34

В специальном «Руководстве к познанию правил общежития» говорилось, что приглашения на этот обряд восприемников следует делать заблаговременно, чтобы те успели подготовиться должным образом: крестный отец покупает малышу крест на ленте и платит священнику за совершение обряда, за свечи, купель и за прислугу церковнослужителям, а крестная мать привозит ризки (ситец, кисею, гарусную или шелковую материю) в подарок матери новорожденного, рубашечку и шапочку для ребенка и платок полотняный, шелковый или батистовый для священника[456]. Затем приглашали родных и знакомых. Следует также отметить, что если восприемником новорожденного от купели был император, то подарить малышу крестик должен был сам отец новорожденного. Обряд совершался во дворце, если августейшие особы лично присутствовали на нем[457].

В другом же сборнике рекомендаций, переведенном с французского языка, сказано, что крестному отцу следует нанять две кареты (если нет своих), а также преподнести подарки родительнице по ее вкусу, крестной матери – дюжину белых перчаток, а если она молодая девица, то еще и букет померанцевых цветов; засушенных в сахаре плодов на всех (не меньше 24 коробочек), несколько наполеондоров[458] кормилице и повивальной бабушке, еще денег священнику, дьячку, швейцару и на церковь бедным[459].

Крестными родителями могли быть люди, даже непосредственно не присутствовавшие на Таинстве. Так, восприемным отцом новорожденного Петра Аркадьевича Кочубея был его дед, князь Н. Г. Вяземский, а восприемной матерью – графиня М. Г. Разумовская. Но в храм они не приехали, и за Разумовскую была княгиня А. Н. Голицына, а за Вяземского – некто NN[460]. По метрической книге санкт-петербургского Исаакиевского собора значится, что у камер-юнкера В. П. Давыдова, надворного советника Коллегии иностранных дел, и супруги его Ольги Ивановны, урожденной княжны Барятинской, от первого брака родился в 1849 году 26 июня сын Сергей, который был крещен 5 июля. Крестным отцом был служивший в Черноморском флоте лейтенант князь Виктор Иванович Барятинский, а в лице его при купели находился адъютант Его Императорского Высочества государя наследника цесаревича князь Владимир Иванович Барятинский, крестной матерью – Олимпиада Владимировна Барятинская, супруга Анатолия Ивановича[461].

В рекомендациях по правилам светского обхождения указывается, что если кум и кума не знакомы, то следует их представить друг другу до начала обряда.

По окончании таинства, по установленным обычаям, повивальная бабка подносила вина – сначала священнику, потом куме и куму, которые поздравляли родителей ребенка и, выпив вино, клали на блюдо деньги в пользу бабки. После она подносила вино гостям и хозяевам, которые благодарили восприемников и также одаривали бабку деньгами. Если после крестин устраивали обед, то шампанское подносили за столом. После совершения обряда кум платил священнику и дьячку за купель и свечи.

Иногда кум, кума и знакомые дарили матери малыша золотые монеты – «на зубок».

Через 6 недель (40 дней) после родов мать малыша, по принятии очистительной молитвы, делала вместе с ребенком визит куме, которая «подпоясывала новорожденного» и делала ему подарок[462]. Отец ребенка также делал визит крестным родителям.

Императоры нередко бывали посажеными родителями на свадьбах своих придворных, затем – восприемниками их детей. Баронесса Прасковья Григорьевна Розен писала, что на свадьбе ее родителей (барона Г. В. Розена и фрейлины Е. Д. Зубовой) Александр I с супругой присутствовали именно в роли посаженых отца и матери. После император крестил их первенца, императрица – второго ребенка. Показывая свое особое расположение к этой семье, император снова воспринял от купели их первую дочь, Лидию, на квартире Розена. И после смерти Александра I эта семья продолжала пользоваться особым расположением царских особ: Николай I присылал цветы и фрукты Елизавете Дмитриевне, играл с детьми, которых часто возили составить компанию в играх великих княгинь. Эта дружба продлилась на долгие годы[463].

Кстати сказать, император Николай Павлович тоже не забывал своих крестников. Из-за разъездов он заочно стал крестным отцом Федора, сына А. Ф. Львова (композитора, автора гимна Российской империи). Государь как-то приехал к нему, взял на руки ребенка, качал его и нянчил как своего, а когда кормилица уронила пеленку, то поднял и подал ей. После этого посещения с Алексеем Федоровичем стали более обходительны и почтительны при дворе.

Таким образом, церковный обряд крестин объединял дворянское сословие, а так как практика эта была одинакова для всех христиан, то крестины становились и элементом, скрепляющим все православное общество… Если крестными родителями становились император или императрица, этот знак особой милости служил залогом благоприятного отношения к крестникам царской фамилии на протяжении всей дальнейшей жизни.

Положение детей в дворянском доме было, если можно так выразиться, строго определено – и отделено от мира взрослых. Например, при разговорах на политические или другие важные темы детей с гувернерами обычно просили удалиться[464]. Ребенок не считался равным родителям, иерархия семейных отношений неизменно поддерживалась, так что каждый член семьи знал свое место.

При этом многие авторы мемуаров с душевной теплотой и признательностью вспоминают своих родителей, их любовь и заботу. А. И. Дельвиг с восхищением рассказывал, как его мать, оставшись вдовой в 26 лет с четырьмя маленькими детьми на руках и почти без средств смогла всем дать приличное образование и всячески заботилась об их нравственном облике. Она рано стала учить детей, так что Андрей Иванович и не помнит себя, не знающим арифметики[465].

Отцы обычно занимались со взрослыми детьми, а малышей оставляли на попечение матерей, нянек и мамушек. Поэтому столь неожиданным предстает дневник декабриста Сергея Петровича Трубецкого, практически целиком посвященный детям. Трубецкой вникает во все мельчайшие подробности их жизни – у кого режутся зубки, кто занемог, кто ленится учиться, у кого какой характер. Он рассказывает о бессонных ночах, когда дети болеют и капризничают, упоминает, что маленькая Лиза во время болезни спала на кровати у матери, а Кита (то есть Никита) успокаивался, только когда отец ночью брал его на руки[466]. Столь полное вовлечение главы семейства в повседневные заботы можно объяснить сложным и непривычным бытом: ссыльный декабрист был вынужден воспитывать своих детей без помощи слуг, а также самостоятельно давать им начальное образование. Конечно, объясняется это и любовью к родным, чувством долга перед женой, последовавшей за ним вопреки желанию ее семьи и препятствиям со стороны чиновников. Следует учесть и то, что дети в семье Трубецких были долгожданными и особенно желанными.

Сходно было отношение Дмитрия Николаевича Шереметева к сыну Сергею. Отец тяжело переживал смерть первенца Николая, а затем своей жены Анны Сергеевны, поэтому заботился о моральном облике наследника (его следовало «приучать к богоугодным делам и воспомоществованию бедным»), а особенно – о здоровье и безопасности, так что ограждал его от любых опасностей, запрещая лазить по деревьям и заборам, сидеть на окнах, поднимать тяжелое, «близ печей и зеркал не резвиться» и так далее[467].