Измена. Право на истинную (СИ) - Рууд Рин - Страница 27
- Предыдущая
- 27/41
- Следующая
Илина смахивает слезы с щек и опять убегает. Стою в тишине, и ко мне из гостиной вальяжно выплывает Верховный Жрец:
— Мышки, я думаю, ей понравились.
— Иди к своей кухарке, а, — раздраженно отмахиваюсь и шагаю прочь.
— А ты куда?
— Не твое дело. Мне, как сказала моя жена, надо расслабиться.
Глава 41. Зануда он
— Ты знаешь, какая у Ивара любимая книга?
Вестар не сразу отвечает. Лежит на кровати за решеткой и тяжело дышит. Грязная рубашка мокрая от пота, на лбу испарина, а губы почти белые. В соседней камере в углу сидит молчаливый Мариус.
— Помрет, наверное, — говорит он.
— Не дождешься, — Веста кривится.
— Да ты тут так орал…
— Орал?
— Да, душа моя, но ваш мерзкий Жрец тут все рунами изрисовал, чтобы моих криков никто не слышал и не мешал жить.
Выхватываю взглядом из полумрака на темных стенах вспыхивающие серебром линии.
— И я чуть не оглох.
— Это было только репетиция, старый ты черт, — сдавленно шипит Вестар. — Самые громкие концерты впереди.
— Я ведь могу тебе помочь, — Мариус хмурится.
— Мне не нужна твоя жалость, — Вестар с трудом садится, выдыхает и переводит на меня взгляд. — Да, я знаю, какую книгу Ивар любит. И, кстати, очень незаслуженно. Тягомотина жуткая.
— Ты даже ее читал?
— Да, я ее прочитал, чтобы потом Ивару высказать свое ценное мнение, что книга — говно, — Вестар криво улыбается.
Даже он знает о любимой книге Ивара, а я нет. Ладно бы читать не умела. Нет мне никакого оправдания.
— Она о любви?
— Я бы не сказал, — Вестар медленно моргает, — но о ней там тоже есть. Это история одного человека с момента его рождения до его смерти. Она очень нудная. Не советую. Той любви, о которой взахлеб читают барышни, там нет.
— Дождливое утро? — спрашивает Мариус.
— Оно самое, — Вестар удивленно смотрит на чародея. — Тоже читал?
— Пытался. Так и не понял смысла.
— А Ивар, похоже, нашел, — Вестар цыкает. — Или он его упорно ищет, раз читает и читает.
По телу Вестара пробегает волна дрожи, и он вновь смотрит на меня, сжав кулаки:
— Уходи, — голос сиплый и тихий. — Мои вопли не для нежных девичьих ушек.
— Ты должен его выпустить, — шепчу я. — Прекрати ему сопротивляться.
— И кто бы говорил, — хмыкает Мариус.
— Если бы я мог, то давно бы его выпустил, — мипит Вестар. — Уходи…
Я должна уйти, но вместо этого говорю:
— Это потому что ты слабак.
Я сама пугаюсь своих слов. Они такие грубые и обидные, но я иду дальше:
— Слюнтяй, который всю жизнь завидует старшему брату.
Мариус удивленно вытягивает голову и приподнимает бровь. Вестар же весь трясется, сжимает кулаки и поскрипывает зубами.
— Ты жалкий, — продолжаю я.
Вестар глухо рычит, а глаза неожиданно вспыхивают волчьим огнем. Приглаживаю волосы на виске и твердо говорю:
— Ничтожество, а не оборотень.
Мариус пропускает бороду через пятерню, и косит взгляд на Вестара, лицо которого искажается то ли гримасой боли, то ли ярости.
— Тряпка, а не мужик.
Сыплю оскорблением за оскорблением, и в какой-то момент Вестар не выдерживает всей этой грязи, которую я выплескиваю на него, и кидается в мою сторону с ревом. Мохнатым чудовищем бросается на прутья, протягивает ко мне когтистую лапу, но до меня не достает. Почти копия Ивара. Глаза лишь посветлее. Разевает пасть, слюни ручьем, и стены сотрясаются от его рыка.
— Шлюха тупая! А ну, иди сюда!
— Если с тобой и кто-то спит, то только из жалости.
— Ауч, — Мариус кривится. — Жестоко, юная леди.
— Да я тебя в таких позах отымею, мерзавка!
Прутья над попытками Вестара прорваться ко мне с угрозой поскрипывают. Если они не выдержат его напора, то меня не ждет ничего хорошего, но я не убегаю.
— А я посмеюсь над твоими потугами, — отвечаю со лживым спокойствием.
И теперь уже не чудище кидается на прутья, а взбешенный волк. Большой, пушистый и очень злой. В бессилии перед железом, он грызет его, а затем замирает, удивленно глядя на меня глазами, что светятся холодным сиянием.
— Вот ты какой, Вестар, — клоню голову набок. — И, смотри-ка, не помер.
Разжимает челюсти и с открытой пастью отступает от прутьев, навострив уши. Затем отплевывается, облизывается и кружится вокруг своей оси, в изумлении разглядывая пушистый хвост. Садится и опять смотрит на меня.
— Если бы я знал, что ты ждешь унижений… — ехидно начинает Мариус, и Вестар в злобе огрызается на него. Чародей пожимает плечами. — Понял, молчу.
Подхожу к камере, сажусь на корточки и протягиваю руку между прутьев:
— Дай я тебе поглажу. За ушком почешу.
Вскидывает морду, недоверчиво смотрит на меня, но хвостом по каменному полу пару раз бьет.
— Я должна была тебя разозлить, — извиняюще улыбаюсь я.
Он лишь на полшага придвигается ко мне, и я могу едва коснуться его влажного носа, а после он отскакивает к стене, помахивая хвостом, и прыгает на кровать. Закапывается под одеяло, и раздается голос Вестара:
— Какой ужас.
А затем вновь показывается восторженная морда волка с высунутым языком.
— Я попрошу слуг принести мяса.
Вестар оскорбленно фыркает. Он хочет в лес, на охоту и пообедать зайцем. Или оленем. Неожиданно воет, а после, запутавшись в одеяле, падает на ковер голым мужчиной:
— Никакого сырого мяса!
— Я, пожалуй, пойду, — лицо ладонью, встаю и торопливо шагаю прочь.
Недовольный голос Вестара меняется волчьим ворчанием и рыком, а после вновь сердитыми словами:
— Я прежде всего аристократ, а только потом зверь…
— Ты ведь сюда пришла не за тем, чтобы маркиза дразнить, — летит мне в спину недовольный голос Мариуса.
— Это уже не имеет значения, — оглядываюсь и слабо улыбаюсь. — Вы купились на мои фантазии, Темный Чародей. Ивар прав. Я полюбила свои мечты и его обман, а кто там за ними скрывается, я не знаю.
— Вот так откровение, — подает хриплый голос Вестар. — Я тебе скажу, кто там скрывается, крошка. Зануда он.
Глава 42. Не буду отвлекать
Скрип двери, и я прячу книгу под одеяло. Хочу задуть свечи, но в спальню входит Ивар.
— Уходи, — говорю я. — Мы спим.
Кидает на меня беглый взгляд и молча шагает к колыбельным, в которых сладко посапывают наши сыновья. От него несет потом, будто ко мне в комнату ввалилось десять грязных дровосеков.
— Ты воняешь.
— Какие мы нежные, — едко шепчет он и заглядывает в колыбельки.
Замечаю в его запутанных волосах веточку и листочек, а рубашка его и штаны кое-где порваны.
— Когда я тебя забирал из леса, ты тоже не розами благоухала, — разворачивается ко мне.
Я аж открываю рот, возмущенная его наглостью и беспардонностью.
— Меня перед встречей с тобой в бане мыли, — цежу сквозь зубы.
— Каким-то мерзким мылом, которое отдавало торфом и грязью, — холодно улыбается. — Это сейчас ты цветочным мылом мылишься и в воду подливаешь эфирные масла, а тогда…
— Хватит.
— Ты сама начала.
— Но ты воняешь, Ивар! — зло шепчу я. — И не торфом, а грязными мужиками!
— Я и есть грязный мужик, — самодовольно хмыкает.
— Нашел чем гордиться. Мне после придется всю ночь комнату проветривать, чтобы во сне случайно не задохнуться.
— А вот так благоухает твой нареченный, — его глаза вспыхивают голубыми огоньками. — Наслаждайся. Нравится?
— Нет. У меня аж глаза слезятся.
Отворачивается к колыбелькам и молча гипнотизирует спящих малышей. Я не знаю, как его прогнать, а он что-то не торопится соблюсти приличия.
— И ты не спросишь, где я был?
— А надо?
— А вдруг я был у своей шлюхи?
— Я не думаю, что это должно меня волновать, — скрещиваю руки на груди. — Разве я имею право стоять между тобой и твоей любовью?
— Ты моя жена.
— Которую ты не выбирал. Суровые законы тебя вынудили взять девочку из леса в жены, — замолкаю на несколько секунд и интересуюсь. — Ты сейчас ревности ждешь?
- Предыдущая
- 27/41
- Следующая