Сказки о воображаемых чудесах - Датлоу Эллен - Страница 23

И теперь я держу ухо востро: жду вестей о странных животных из самого сердца леса. Если исчезает лошадь или всадник, нет мне покоя, пока я не узнаю, что случилось. Я стараюсь ежедневно говорить с охотниками. Сообщения о существе довольно смутны, но их все больше, и я теперь начинаю ощущать с ним какую-то незримую связь, словно его глухой негромкий голос заперт в камере моего сердца и безжалостно шепчет слово «вечность».

Джеффри Форд — автор таких романов, как «Физиогномика», «Меморанда», «Запределье», «Портрет миссис Шарбук», «Девочка в стекле» и «Год призраков». Его рассказы публиковались в трех сборниках: «Секретарь писателя», «Империя мороженого» и «Утопленная жизнь». Он является лауреатом Всемирной премии фэнтези, премии «Небьюла», премии Эдгара Аллана По и премии Grand Prix de I’lmaginaire. Живет с женой и двумя сыновьями в Нью-Джерси, преподает литературу и писательское мастерство в муниципальном колледже Брукдейла.

Форд сказал, что сделал мантикору ключевой фигурой своего рассказа отчасти из-за того, что начитался древних и современных бестиариев, а также благодаря картинам прерафаэлитов, где те изображали фантастических существ: гарпий, единорогов, русалок и Сфинкса. В добавление к этому, его собрат по перу и учитель, Уильям Джон Уоткинс, тоже в своем роде настоящий волшебник, только-только вышел тогда на пенсию. Уоткинс столь многому научил Форда в деле писательства и учительства, этих двух странных химер, что тоже получил особое место в рассказе.

Кошки день-деньской сновали из дома ведьмы и обратно. Все окна были нараспашку, да и двери тоже, а были еще и другие дверцы, маленькие, как раз для кошек, и тайные: в стенах, на чердаке. Кошки были большие, холеные, молчаливые. Никто не знал их имен — мало того, никто не знал, есть ли у них вообще имена, — кроме самой ведьмы.

Некоторые были кремового цвета, другие полосатыми. Иные — черными, точно жуки. Они помогали ведьме в делах. Порой кошка входила в спальню ведьмы с чем-то живым в зубах, а возвращалась с пустой пастью.

Кошки бегали рысью, крались, прыгали, припадали к земле. Они были заняты. Их движения были изящны и точны, как ход часов. Их хвосты подергивались, словно мохнатые маятники. На ведьминых детей они не обращали ровным счетом никакого внимания.

В то время у ведьмы было трое детей, хотя случалось, что число ее отпрысков доходило до нескольких дюжин, а может, бывало и того больше. Никто не стал бы утруждать себя подсчетами, и уж точно не сама ведьма. Но было время, когда дом весь разбух от детей и кошек.

А так как ни одна ведьма не может обзавестись ребенком так, как делают обычные люди, — ее чрево заполнено соломой, кирпичами или камнями, — когда она рождает, то не детей, а кроликов, котят, головастиков, дома, шелковые платья… Но и у ведьм должны быть наследники, даже ведьмы хотят быть матерями — и наша ведьма приобретала себе детей другими способами: крала их или покупала.

Больше всего ей нравились рыжие дети, с совершенно определенным оттенком рыжины, а вот близнецов она терпеть не могла (неподходящий вид магии!), правда, порой она пыталась собрать коллекцию детей, будто ей нужен был набор для шахмат, а не семья. Если бы вы сказали «ведьмины шахматы» вместо «ведьмины дети», то в определенном смысле были бы даже правы. Хотя, может, так можно сказать про любую семью.

Одну малышку она отрастила себе на бедре, точно кисту. Других делала из того, что росло в ее саду, а также из разного мусора, который приносили кошки: из фольги с застывшими подтеками куриного жира, сломанных телевизоров, картонных коробок, оставленных на помойке соседями. Она была очень домовитой, эта ведьма.

Некоторые из детей сбежали от нее, другие перемерли. Случалось, что она клала детей куда-нибудь и не могла потом найти, а порой и просто забывала в автобусе. Надеемся, что позже они смогли воссоединиться со своими настоящими родителями — или попали в хорошие приемные семьи. Если ты ждешь, что этот рассказ закончится хорошо, то дальше не читай. Лучше подумай об этих детях, этих родителях и о том, как они снова встретились.

Читаешь дальше? Ведьма умирала в своей спальне наверху. Ее отравил враг, колдун по имени Нужда. Ребенок Финн, который пробовал блюда перед подачей на стол, был уже мертв — как и кошки, что вылизали дочиста ее тарелку. Ведьма знала, кто ее убил, и отщипывала от умирания небольшие кусочки времени, то там, то сям, чтобы успеть отомстить. Как только вопрос мести уладился к ее удовлетворению и образ возмездия скрутился в ее мозгу подобно темному мотку пряжи, она принялась делить имущество между тремя оставшимися детьми.

Пятнышки рвоты прилипли к уголкам ее губ; у кровати стоял таз, до краев залитый черной жидкостью. В комнате пахло кошачьей мочой и мокрыми спичками. Ведьма тяжело дышала, словно рожая собственную смерть.

— Флоре достанется моя машина, — сказала она. — И еще мой кошелек, который никогда не опустеет, если на дне его останется хоть одна-единственная монетка, о моя дорогая, моя транжира, моя капелька яда, моя прелестная, прелестная Флора. А когда я буду мертва, выйди на дорогу и иди на запад. Вот мой последний совет.

Флора, старшая из живых детей ведьмы, была рыжеволосой и стильной. Она уже давно ждала, когда колдунья умрет, и ждала терпеливо. Она поцеловала ведьму в щеку и сказала: «Спасибо, мама».

Ведьма, задыхаясь, подняла на нее взгляд. Будущее Флоры предстало перед ней ясно, как географическая карта. Возможно, так случается со всеми матерями.

— Джек, любовь моя, мое ласточкино гнездо, мой укус, моя размазанная по тарелке каша. Ты получишь мои книги. Там, куда я ухожу, они не пригодятся. А когда ты покинешь мой дом, отправляйся на восток, и ты никогда не будешь несчастнее, чем сейчас.

Джек раньше был пучком перьев, прутьев и пригоршней яичной скорлупы, которые перевязали потрепанной бечевкой. Теперь он вырос в здоровяка и был почти совсем взрослым. Если он и умел читать, то об этом знали только кошки. Но он кивнул и поцеловал мать в сизые губы.

— А что же я оставлю моему мальчику Крохе? — промолвила ведьма, сотрясаясь от судорог.

Ее снова вырвало в таз. Прибежали кошки, прильнули к бортику, чтобы произвести осмотр рвотных масс. Ногти ведьмы вонзились в ногу Крохи.

— Как же тяжело, тяжело… как же невыносимо тяжело матери покидать детей (хотя делала я вещи и потруднее). Детям нужна мать — хотя бы и такая, какой была я. — Она вытерла глаза, хотя общеизвестно, что ведьмы не умеют плакать.

Кроха, младший из детей, все еще спал с ней в одной кровати (может, он был и не настолько мал, как вы сейчас думаете). Он сел на постель и не заплакал только потому, что детям ведьмы не от кого этому научиться. Сердце же его разрывалось на части.

Кроха умел жонглировать и петь; каждое утро он расчесывал ведьмины длинные шелковистые волосы и заплетал их в косы. Разумеется, каждая женщина наверняка мечтает о таком мальчике, как Кроха: кудрявом, с таким приятным дыханием и нежным сердечком, который чудесно готовит омлет, а также наделен прекрасным голосом и ловко управляется с щеткой для волос.

— Мама, — сказал он. — Раз тебе надо умереть, то делать нечего. Если я не могу пойти с тобой, то я очень постараюсь жить так, чтобы ты мной гордилась. Дай мне на память свою щетку, и я пойду сам пробивать себе дорогу.

— Хорошо, значит, ты получишь мою щетку, — ответила ведьма Крохе, глядя прямо на него, и все пыхтела, пыхтела. — Я люблю тебя больше всех. Ты получишь мое огниво и мои спички, а еще мое отмщение, и я буду тобой гордиться — или я не знаю собственных детей.

— А что нам делать с твоим домом, мама? — спросил Джек так, словно ему не было до этого никакого дела.

— Когда я умру, — сказала ведьма, — этот дом станет бесполезным. Я родила его много-много лет назад и вырастила из кукольного домика. О, это был самый милый, самый славный кукольный домик в мире! В нем было восемь комнат и жестяная крыша, а лестница не вела вообще никуда. Но я нянчила его, укачивала в люльке, и вот он вырос и стал настоящим домом. Поглядите-ка, как хорошо он заботился обо мне, своей родительнице, как выполнял долг перед матерью. И, может быть, вам заметно, как он тоскует сейчас, как ему больно видеть, что я умираю вот так. Оставьте его кошкам. Они знают, что с ним сделать.