Ползи! (СИ) - Громов Эл - Страница 1

— Данил, зырь, что надыбали! — донесся крик до балкона, где я стоял и курил, запивая никотин дешевым, гадким пивом.

Я поморщился от досады. Ненавижу, когда мое имя так бессовестно коверкают.

Я поплелся на кухню. Там было пополнение. Мы тусили в квартире одного из моих друганов — Геры. Помимо нас двоих, тут еще были Макс и Леха, теперь еще и Толян приперся. Вон стоит, косяк с травой мне протягивает.

— Отвали, — буркнул я.

Знают ведь, что наркоту я — никогда. Нажраться, как свинья — это пожалуйста. Но только не наркота, потому что это уже вообще край, после которого только падение на самое дно. А со дна подняться сложно. Я уж и так на одном из нижних ярусов жизни обитаю, не хотелось бы совсем в яму скатиться.

— Ну че ты! — прицепился тут же Толян. — Ща телки прикатят, надо градус веселья поднимать.

Под общий гогот изрядно накурившихся и напившихся товарищей я ушел обратно на балкон, не забыв захватить из холодильника новую банку пива. Присел, прислонившись к стене и глядя в ночную черноту города, распластанного внизу.

Про таких, как я, говорят — страдающая интеллигенция. Это типа мним мы себя такими. На деле же — зажравшиеся и с жиру бесящиеся придурки, которые сами не знают, чего хотят. Вот я, например. Я не знаю, чего мне от жизни надо. Говно она, жизнь эта. Тоска одна, скука, вгрызающаяся в душу и по маленьким кусочкам ее отламывающая и в самое дерьмо этой самой жизни выкидывающая.

Наверное, я как сартровский герой. У меня тоже тошнота от жизни.

Зовут меня, как вы поняли уже, Даниил. Ненавижу иных вариантов — придушить просто готов за всяких там «Данил», «Данька», «Данила». Даниил — точка. Лет мне целых двадцать — устал уже от вереницы бесконечных серых будней. Родни у меня нет — померли все. Батя-алкаш бросил нас еще в дремучей древности, когда я в штаны ссал. Мамка моя тянула меня одна. Два года назад умерла от рака. Мать я, конечно, любил, но, наверное, так и не смог ее отблагодарить за все, что она мне дала. Изо всех своих малых сил ведь старалась, чтоб я не голодал.

От матери однушка осталась в жопе Москвы — район Зябликово. При таком хозяине, как я, она быстро говном обросла. Да пофиг. В том-то и проблема — мне на все пофиг. Я не знал, куда меня тянет. Но двигался я неизменно вниз.

Прокручивая в затянутой пьяным туманом голове тяжко-мрачные мысли, я не заметил, как просидел на балконе полчаса. Из задумчивой полудремы меня вывела какая-то фифа — в наполовину сползшем платье и под тремя слоями штукатурки.

— Зябко тут у тебя, не согреешь меня, пупсик? — пьяно спросила она и чуть не свалилась на меня всем телом.

На мгновение я вблизи рассмотрел ее раскрашенную харю и понял, что девахе не больше двадцати. И уже шмара такая.

Я ненавидел шлюх, хотя сам был далеко не праведник. Но женщина, падшая до такого состояния — это мерзотно.

С отвращением отстранив от себя молодую алкашку, выбрался из балкона, затем и из квартиры и бегом пересек все лестничные пролеты. Стало тошно и дальше находиться в этой дыре.

Куда идти? Домой? Вот дерьмооо — как же не хочется туда возвращаться. А чего хочется? Лечь и помереть? Возможно. Все лучше, чем эдаким гадким червем по жизни ползать.

Я не спеша направился в сторону метро. Пивка бы еще. Вконец нажраться, чтоб мысли дебильные отключить в голове. Ну-ка, что там у нас по бабкам… В кармане насчитал помятые сотку и полтинник. На дешевые сигареты еще хватит.

Добравшись до ночного ларька с пивом, сигаретами и всякой прочей лабудой, хотел уже просунуть руку с деньгами в окошко и попросить пиво и сигареты, как глаз зацепился за пацана мелкого, сидящего на скамейке чуть поодаль от ларька.

— Даже не думай, — шепнул себе и тут же пошел в сторону пацана. — Чего тут сидишь? — спросил у него.

Лет ему было девять или десять, не мастер я у мелочи такой возраст определять. Осень стоит холодная, противная, мокрая. У пацана легкая курточка на теле, шапки и вовсе нет — вон нос покраснел уже.

— От бати сбежал. Напился, драться лезет.

— А мать где?

— Померла давно.

Внутри меня что-то всколыхнулось. Горько стало.

— Некуда пойти перекантоваться?

— Батя прибьет, если утром дома не буду.

Я подавил в себе тяжелый вздох и желание грязно выругаться. Сам бы прибил, только не мальца, а ублюдочного папашу его.

— Ты когда в последний раз ел?

— Да недавно, — ответил мальчишка и хмуро уставился на свои ботинки.

«Так, ясно все…».

— На, держи. — Протянул я ему ладонь со смятыми соткой и полтинником.

— Не надо.

Я молча запихал деньги ему в нагрудной карман и поскорее пошел прочь, пока упрямый пацан не вздумал с гордым видом возвращать мне эти несчастные сто пятьдесят рублей.

Пока ехал до своей станции в метро, непрерывно думал о том, что мы не заслуживаем такого мира — мира, в котором десятилетнему ребенку приходится сидеть ночью на улице, мерзнуть, голодать и думать о том, что батя прибьет, если такая дурь взбредет ему в голову. Ну его, нахрен такой мир!

Дома я завалился спать. Последней мыслью было — сейчас закрою глаза, а когда снова открою их, меня ждет очередной бессмысленный, тупой и дерьмовый день, а за ним еще и еще, и еще…

***

На следующий вечер туса была у меня. Весь день держался, не звал никого, не выходил никуда. Вечером поддался искушению. Денег не было, на подработки я уже неделю не выходил. Жрать хотелось, холодильник пустой, сигареты закончились.

На просторах сети как-то познакомился я с придурковатыми типами-стримерами. Точнее, стримерами они себя называют, а по мне так — просто алкаши, вытворяющие дичь на потеху публике ради несчастных задонатенных пары сотен рублей. Собственно, я сам позволял им устраивать у себя дома цирк ради тех же несчастных подачек в виде банки пива и пачки сигарет, которые они всегда с собой притаскивали. Ну, жратвы еще немного.

Вот и сейчас компашка эта, состоящая из двух мужиков и бабы, сидела у меня на кухне и устраивала всякий трэш в онлайне. Главное, после них хлоркой квартиру протереть. Шучу. Ничего я протирать не буду. Ненавижу дерьмо всякое, но добровольно живу в нем — в этом весь я.

Когда горе-стримеры — облеванные, испитые, истраханные (во всех смыслах этого слова) — завалились спать прямо на полу кухни, я вздохнул с облегчением. Звездец, как опротивело все это. А изменить ничего не могу. Или могу? Подумаю об этом завтра.

Но утром мне пришлось думать о том, как цирк выгнать из моей берлоги. Еле выдворил горе-стримеров, пытавшихся убедить меня в том, что надо еще один стрим запустить вечером, да еще и с моим участием. Ага, клоуна нашли. Может, я и клоун, но не в вашем цирке.

Выпроводив гостей, которых сам же и звал, я завалился опять спать. Проснулся к вечеру. Доев хлеба и дешевой колбасы, затянулся последней сигаретой. Тоска опять въелась в душу. Захотелось… не знаю, чего. Женщины, может. Я, не давая себе времени передумать, схватил телефон и набрал знакомый номер.

— Алло, Лен, прикатывай ко мне, если хочешь.

— Через часик.

Я бросил телефон на стол. Лену я знал тыщу лет. Она еще более несчастна, чем я. Была замужем за психопатом-тираном, потом встречалась с нариком, потом ее изнасиловали. Мы с ней иногда трахались. Никому из нас это не нравилось, но каждый получал хоть что-то, в чем нуждался. Я успокаивал физиологию на время, Ленка хоть на десять минут чувствовала себя не шваброй, а женщиной, с которой обходятся по-доброму и ласково.

Приехала моя подруга действительно через час. Перед тем, как открыть дверь, я пригладил топорщащиеся в стороны короткие темные волосы, кинул быстрый взгляд в зеркало — да уж, казанова, блин, хренов: мешки под глазами, оброс щетиной, весь вид помятый и кричащий о жесткой депрессухе. Махнув рукой на внешность, открыл дверь. Поздоровались, прошли на кухню.